Искусство соблазна - Джудит Айвори
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Щеки ее были круглы, как яблоки. В синих глазах играли искорки, отчего казалось, что глаза танцуют над щеками. Нос маленький и вздернутый. Фея. Эльф. С маленькими пальчиками на ногах, как у херувима, розовыми и чистенькими, как у младенца.
Потом они лежали, прижавшись друг к другу, закутавшись в одеяло. Пар то ли стал холоднее, то ли его стало меньше. Возможно, белье было уже выстирано к утру, и больше делать в прачечной было нечего. Он, как мог, тянул время, чтобы два глупых человека могли насладиться друг другом, вкушая запретный для них плод. Насладиться назло всем и вся.
— Гарем, — пробормотала Эмма, уткнувшись носом ему в шею, и рассмеялась. Впервые с тех пор, как узнала об этом, она отнеслась к сему факту с юмором и без обид. — Не могу поверить, что у тебя был гарем. Стюарт, ты такой смешной!
Он засмеялся. Над собой.
— Я ненавидел мужчин. Я любил женщин. Я хотел их всех. Мне казалось вполне естественным начать коллекционировать их.
— Какая у тебя была удивительная жизнь! — Ее собственная казалась рядом с его жизнью слишком прозаической.
— У нас у обоих интересные жизни, — сказал он. — И прошу заметить, ни для кого из нас еще ничего не закончено. Какая удивительная жизнь сама по себе. — Он улыбался, глядя на звезды. — И снова о нас. Ты разрешишь мне купить тебе в Лондоне дом, правда? Твой, собственный. Или ты хочешь переехать жить в мой? Как пожелаешь.
— Брак, — сказала она. — Вот чего я желаю. — От того, что она лежала рядом с ним, прижималась к нему, Эмма сделалась храброй. Она и сама не поверила, что это сказала. Нищая фермерша заявляет виконту, что если он хочет ее получить, то должен на ней жениться. Ее так воспитали — стремиться к браку, и Эмма не хотела себя переделывать. Даже после того, как уже пожила в браке, оказавшемся не удачным — теперь она уже могла себе в этом признаться, — она не видела ничего плохого в самой идее брака. — Я верю в брак, — сказала она. — Я верю в мужей. В верность, в преданность. Свадьба, друзья, солидное положение в обществе, общие знакомые.
Вот в этом и состояла проблема. Он был аристократом, членом палаты лордов, и его круг общения не был ее кругом.
Она видела его лицо. Освещенное только звездами и луной, оно нахмурилось. Он смотрел на нее и молчал.
Она прекрасно помнила его слова, сказанные Станнелам: «Поскольку пожениться мы, разумеется, не можем...» Она помнила и то, что, если у нее родится ребенок, он признает его своим бастардом. Он был с ней предельно прям. Нет, они никогда не будут жить как муж и жена.
Не такую женщину он искал на роль жены. Он был не для нее.
Он кивнул с пониманием.
— Я буду пытаться уважать твои желания, — сказал — он. — Я и сейчас пытаюсь. Но у меня не очень хорошо получается. — Он засмеялся, посмотрел в ее лицо, погладил ее по волосам, по щеке. Прирожденный тиран, созданный, чтобы править миром, он улыбнулся и сменил тему. — Ты замечательная, — сказал он.
— Недостаточно замечательная, — сказала она и невесело рассмеялась.
— Как-то ты сказала мне, что клоуны заставляют тебя смеяться. Но ты способна посмеяться над собой. Ты видишь смешное и ироничное в жизни. Какой мужчина не будет смеяться рядом с тобой?
И внутри ее разлилось тепло благодарности. Она знала, что Стюарт сказал то, что думал. Он, который смеялся так редко, с ней был весел почти постоянно.
Заставляла ли она сама себя смеяться? Действительно, интересно. Научилась ли она делать для себя то, что делал раньше Зак, а потом перестал? Поглаживая обнаженную грудь Стюарта под одеялом, она спрашивала себя, была бы она другой с ним.
Вполне возможно; Если бы Стюарт повстречался на ее пути тогда, когда ей было семнадцать. Она могла бы обмануть его, Переиграть, но сердце бы колотилось у нее в груди, пытаясь вырваться, потому что она не могла бы не влюбиться в него, не ощутить его власть, не почувствовать его уверенность. И тогда она бы решила никогда не подпускать его близко к себе.
— Итак, был ли он хорош в чем-то еще, помимо мошенничества? — вдруг ни с того ни с сего спросил Стюарт. — Может, он всегда готов был разделить твою любовь? Он был хорошим викарием?
— Сносным. Неплохим.
Люди любили Зака. Тянулись к нему. Он исполнял свои обязанности как мог. Он был обаятельным человеком, особенно когда бывал почти трезвым. Вне сомнения, своим обаянием он наставил многих людей на лучший путь, и благодаря ему они стали жить лучше. Его наставления, а больше — его обаяние вывели их на дорогу в рай. Эмме нравилось так думать. Думать о Заке как о человеке, который под конец обратил свой талант на службу Господу.
Важно ли то, что произошло это не в силу врожденной добродетели, а из-за постоянного чувства вины?
Да. Ей нравилось считать, что Богу все равно, что движет человеком, — важен результат. Что Богу важны только намерения, а намерения у Зака были безупречные. Нет, Бог не снимает очки за добрые деяния, когда вы занимаетесь самоуничижением. Возможно, вам зачтется даже больше, если благие деяния даются вам таким трудом и внутренней борьбой. Зак умер, имея на своем счету недлинный список хороших дел, на которые, однако, он потратил много сил. Особенно если учесть, что благие дела он совершал либо абсолютно пьяный, либо в состоянии тяжелейшего похмелья, когда его трясло, колотило и весь он покрывался потом от слабости. Никогда, никогда не покидало его чувство, что он предал кого-то, кто любил его, и он действительно тяжко страдал. Зак был хорошим человеком, но далеко не совершенным.
— Сколько лет ему было? — Солнце уже показалось на горизонте, но Стюарт не спал, как и Эмма. Они оба были слишком счастливы и слишком перевозбуждены, чтобы спать. Но в любом случае испытывали они одно и то же, находясь в удивительной гармонии друг с другом.
— Ему исполнился пятьдесят один год, когда он умер.
— Пятьдесят один! Я думал, он был молод!
— Он был молод. Душой. Он был самым бесшабашным, самым невзрослым человеком, которого я знала, но в этом была своя прелесть скажу я тебе. Когда мы встретились, ему было тридцать пять и он был куда шаловливее любого двенадцатилетнего мальчишки с полными карманами пистонов. О, что он только не вытворял!
— И он пил. Ты говорила, что он пил. Сколько? Много?
— Он был запойным пьяницей. — Итак, все сказано. Она выдала его тайну.
— Закари Хотчкис был импотентом, к тому же запойным пьяницей! — Стюарт захохотал. Он изгнал демонов, он остался победителем.
Эмма чувствовала, что поступила несколько несправедливо по отношению к Заку. Нельзя было выставлять его, на посмешище. Но с какой стати хранить верность человеку, которого уже нет? Может, стоит начать с того, что он вообще не заслуживал ее преданности и тогда, когда был жив? Надо отпустить его от себя.