Моя Святая Земля - Максим Далин

- В смысле - не укусишь? - спросил Алвин.

Собачонка села напротив.

Алвин сгрёб её в ладони - а она и тут не попыталась укусить. Сидела у него в руках, как алебастровая фигурка... но очень отличалось от алебастра её тёплое шерстяное тельце. Пальцы Алвина, запутавшись в шерсти, нащупали тоненькие рёбрышки; под ними часто билось крохотное сердце.

- Ты живой, как и я, - прошептал Алвин совершенно неожиданно для себя самого. - И такой же уязвимый дуралей... Любая сволочь может убить походя... Вряд ли ты что-то соображаешь, но тебе, наверное, тоже не хочется умирать... бывает больно, а, псинка?

Псинка взглянула ему в лицо, насторожив уши - и принялась старательно лизать его палец. В Алвине снова проснулась та же ненасытность зрения, осязания, слуха: новый взгляд отметил множество удивительных вещей, никогда не замечаемых прежде. Потрясающее совершенство маленькой головы, такое точное расположение белых шерстинок на носу, будто Творец шёлком его вышивал, тёплые и тоже шёлковые уши, чуткий нос тончайшей работы, нежный-нежный язычок-лепесток, глаза, про которые хотелось сказать "агатовые", но холодный камень не сравнивался с живым зрячим блеском...

А пнуть - будет мерзкий шматок холодного мяса, замызганного мозгом и кровью. И никакой часовщик, никакой механик не починит; даже если некромант возьмётся поднимать мёртвую тушку - всё равно это будет лишь движущееся мясо, безобразное и безжизненное мясо...

Алвин сел на пол, прижав к себе собачонку. Она лизнула его мокрую щёку.

Ох. Ничтожное существо, девичья юбочная шавка-игрушка, от которой никакой пользы - ни на охоту, ни крыс ловить, ни охранять... Живое, чего-то боится, от чего-то приходит в смешную ярость, хочет есть или пить, вдруг проявляет странное дружелюбие к человеку, который мог бы свернуть ему головёнку одним движением руки... такое вот несуразное и совершенное Божье создание... А если подумать о человеке?

О том, как они совершенны. Эральд, Сэдрик, Джинера... нет сил пока думать о других - но ведь и этих хватит. Ты, кажется, хотел воткнуть брату под ребро его собственный нож? Чтобы больше никто никогда не смеялся в ответ, когда ты пытаешься его оскорбить - будто это всего лишь глупая детская шуточка?

И странно же думать о том, как совершенна Джинера. Не то тело, какое вызывает моментальный приступ желания - но если смотреть этими, новыми глазами... Алвин до крови прокусил губу: лицо Джинеры встало перед внутренним взором с той чёткостью, какая порой случается в сновидении. Ни мгновения не бывает никаким, как у многих женщин из высшего света - всё время меняется, мерцает, как огонь... Рыжая, рыжая. Если бы она обняла хоть раз, сама, без принуждения или даже просьбы, принять смерть, смириться с ней было бы гораздо легче.

На постели шевельнулись. Алвин поднял глаза - и встретился взглядом с некромантом.

- Пусти собачонку, не мучай, - шепнул Сэдрик.

- Я не мучаю, она сама лезет, - виновато пробормотал Алвин, почему-то страшно смутившись, поставил шавку на пол и оттолкнул от себя - но она подошла снова. - Тебе плохо, что ли? Болит?

- Чешется, чрево адово, - Сэдрик облизнул губы. - Тут вода есть?

- Вино. Будешь?

- Лучше воды.

Алвин кивнул, поднялся с пола и вышел из спальни. Крохотная услуга - глоток воды - за возвращённую душу. Пустяк.

В крохотной гостиной, куда выходила единственная дверь спальни, горели две свечи в бронзовом шандале - там дежурили златолесские солдаты. При виде Алвина они поднялись со стульев, но он жестом позволил им сесть. Как же странно, что нас охраняют возможные враги, мелькнуло в голове - и тут же вспомнились древние легенды. Никогда златолессцы не были врагами Святой Земли. Древний союз и военная помощь.

И тихий голос ада.

И распластанное мясо. Крохотная гвардия Златолесья. Резня.

Ограбить безоружного союзника, пырнув его ножом. И ведь не казалось подлым. Прав тот, кто силён и вооружён, а казне нужны деньги...

Алвин налил в кубок воды. Внутри него что-то корчилось в конвульсиях.

Заслуживаю виселицы, чего уж.

Подходя к дверям с кубком, Алвин услышал за ними тихие голоса. "Измена!" - заорал ад внутри головы раньше, чем Алвин успел что-то понять. Чтобы как-то заткнуть этот голос, Алвин поставил кубок и врезал себе по щекам, с двух сторон. Стало немного легче, мысли чуть прояснились - и он вошёл.

Обмер.

На краешке постели сидела лунная дева-призрак. Алвин мотнул головой - и тут же сообразил, что это просто молодой вампир. Мирно беседующий с некромантом - ни защитной магии, ни цепей, ни серебряного ножа у Сэдрика не было.

Вампир, увидев Алвина, бесшумно поднялся и растворился в густых сумеречных тенях. Сэдрик обернулся.

- Ты пить хотел, - сказал Алвин, у которого тоже пересохло во рту.

Сэдрик кивнул и жадно выпил почти всю воду; Алвин допил, взглянул вопросительно.

- Это - Нельга, - сказал Сэдрик. - Молодая ещё, но подрастёт. Постеснялась при тебе заходить. Нам в столицу надо, Алвин.

- Темно же ещё, - Алвин взглянул в окно, где луна лишь начинала белеть. - Я думал, часы били раза четыре...

- Шесть, - сказал Сэдрик. - Надо. В городе драконы. Хотят разговаривать с королём - не знаю, с тобой или с настоящим государем, но факт: не поговорят - сожгут город к бесу лысому. Жаль государя будить, уже несколько ночей спит урывками - а надо.

- Я уже не сплю, - сонно сказал Эральд, улыбнулся, потянулся и зевнул. - Я всё слышал. Ты как себя чувствуешь, можешь ехать?

- Руку дай. С тобой я куда угодно могу. И когда угодно.

Алвин слушал, и внутри у него стыл острый кусок льда. Драконы. Мстители. Дурные амбиции. Зачем, зачем, во имя Творца и во имя ада, зачем было их трогать?!

С другой стороны, вдруг пришло в голову, лучше сгореть в драконьем огне, спасая столицу, чем быть вздёрнутым на рыночной площади.

- Вот что, - сказал Алвин, стараясь не замечать внутренние конвульсии. - Драконы - ко мне. Я и буду с ними разговаривать. Их не корона занимает, они хотят отомстить. Ну и пусть.

- Поговорим вместе, - весело сказал Эральд, хлопнув его по спине. - Ты гнусно, конечно, обошёлся с драконом, но я его выпустил, может, они это вспомнят, - и расхохотался, оценив Алвиново выражение лица.

***

В спальне замка было ужасно холодно. Эральд с тоской подумал, что горячий душ недосягаем, как райские кущи, а пить с утра тёплое вино с пряностями в попытке согреться совершенно не хотелось - он не привык. Хотелось кофейку, которого негде было взять, с бутербродом, который казался каким-то чародейским артефактом из другого мира.

Но Джинера предложила горячего молока с мёдом - и это пошло гораздо лучше. А хлеб, намазанный маслом, с ломтиком неожиданного, очень твёрдого, очень сухого и очень пряного сыра, поразил воображение союзников; все с удивлением попробовали. Они завтракали, почти как земные средневековые феодалы - сидя на громадной кровати, прижимаясь друг к другу и укрывшись одним одеялом, а за окном занималась ледяная розовая заря.