Гибель конвоя PQ-17. Величайшая военно-морская катастрофа Второй мировой войны. 1941— 1942 гг. - Дэвид Ирвинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ЦЕНА КОНВОЯ PQ-17[133]
1 Во второй главе судно указано как американская собственность под панамским флагом, далее называется панамским судном. (Примеч. пер.)
Источники: «Регистр английского Ллойда» за 1941–1942 гг. и 1942–1943 гг.
Даже в версии операции PQ-17, воспроизведенной в официальной истории – «Война на море» («War at Sea»), во всех других отношениях превосходной книги, – действия ВМС описаны неполно. Сообщение о судьбах именно грузовых судов весьма лаконично, а ведь именно их проведение с поистине бесценным грузом и было главной целью этой военно-морской операции.
PQ-17 был не единственной дорогостоящей конвойной операцией. Только пять из четырнадцати крупных судов уцелели в конвое «Пьедестал», который шел на Мальту в следующем месяце, а в марте 1943 года объединенные североатлантические конвои SC-122 и HX-229 потеряли двадцать одно судно общим водоизмещением 141 000 тонн. Исключительным в истории с PQ-17 было то, каким образом довели до этого бедствия и какой осадок остался от этого в истории. Первая группа спасшихся была доставлена в Англию на американской «Тускалузе», а остальные вернулись пассажирами на QP-14. Они прошли вверх по реке Клайд 28 сентября 1942 года, но вместо того, чтобы сразу отправиться домой, эти полторы тысячи моряков прошли в Сент-Эндрю-Холл в Глазго на торжественное мероприятие, и к ним обратился заместитель министра военного транспорта Филипп Ноэль-Бейкер. «Мы знаем, во что обошелся нам этот конвой, – сказал Ноэль-Бейкер, – но я хочу сообщить вам, что безотносительно к его цене он стоил этого». Его речь утонула в шиканьях и криках измотанных и обозленных моряков. «Временами, – сказал один из присутствовавших там, – шум в Сент-Эндрю-Холле был таким же ужасным, как это было в субботу 4 июля в Баренцевом море».
Конвой стоил жизни 153 морякам союзников (все – с грузовых судов), только семеро погибли до рассеивания конвоя. Если учесть масштаб катастрофы, количество погибших кажется весьма небольшим, это неизбежно взывает к сравнениям. В течение всей войны 829 офицеров, старшин и матросов погибли в ходе северных русских конвоев на девяноста грузовых судах – в среднем чуть больше девяти человек на потопленное судно, потери же в PQ-17 – лишь больше шести человек на одно погибшее судно. Даже принимая во внимание сравнительно теплое время года и продолжительный световой день, вряд ли это облегчало положение людей, покидающих свои суда.
Действительно, как мы видели, никогда не было так много оставленных судов в мореходном состоянии, как во время этого конвоя. Считая «Уинстон-Сэйлем», не менее девяти судов (из которых одно было британским) были оставлены их командами после нападения немецкой авиации или подводных лодок, хотя они фактически сохраняли мореходность. Будь при этом еще и надводное нападение на конвой, многие из них вполне могли бы быть захвачены и отведены в германские порты, ибо таково и было намерение немцев, как мы знаем.
Прохождение конвоя PQ-17 осуществлялось не в соответствии со стратегическими планами и здравым смыслом, но под политическим давлением и в состоянии отчаяния. Организацию конвоя взяли на себя британцы, и только после упорных обращений со стороны американцев и русских. Музыку заказывали американцы и русские, а платил кровью и гибелью британский торговый флот. Из 153 моряков, лишившихся жизни, не менее половины оказались с судов под британским флагом, что было непропорционально числу британских судов в конвое. Союзники ничего не выиграли. Единственным частным комментарием адмирала Гамильтона в это время были строки из письма матери: «Я только что вернулся из командования русским конвоем, где мы потеряли много хороших грузовых судов, не нанеся никакого повреждения «Тирпицу». Однако все это часть игры, и мы должны смотреть правде в глаза». Он убеждал ее не волноваться, поскольку был уверен, что Гитлеру будущее войны представляется более неприятным, чем союзникам. После операции PQ-17 Брум был произведен в капитаны 1-го ранга, но Гамильтона списали на берег, где он и оставался командовать до конца своей службы.
У Гамильтона не было сомнений относительно причин, где лежит реальная вина. Черчилль также сделал свои выводы, которые никоим образом не бросили бы тени на репутацию первого морского лорда. Он предпочел не терзаться сомнениями насчет того, кто был виноват в судьбе грузовых судов после их рассеивания, и нашел его. «Я не знал до этого утра, – поведал он 15 июля Александеру и Паунду, – что это командующий крейсерами Гамильтон приказал эсминцам оставить конвой». Конечно, это было полной неправдой. Черчилль угрожающе спросил: «А что вы думали об этом решении в то время? И что вы думаете об этом теперь?» Неудивительно, что при пристальном внимании Черчилля к расследованию не было обнаружено ничьей вины. 1 августа адмирал Паунд изложил Кабинету причины решения о рассеивании конвоя. В частности, он утверждал, что в ночь с 3 на 4 июля адмиралтейство узнало, что «Тирпиц» ускользнул от британских подводных лодок, осуществляющих патрулирование у мыса Нордкап. Хотя информация, представленная автору тогдашним первым лордом, поддерживает утверждения Паунда, мы узнаем из официальной историографии, что «существование таких точных разведывательных данных не было подтверждено послевоенными расследованиями», и это утверждение британского историка Роскилла должно уважаться.
Гамильтону не повезло, что он оказался в числе тех, кого Черчилль безапелляционно объявил виновниками трагедии конвоя, – тот самый Черчилль, который был более других причиной бедствия, как бы он ни снимал с себя ответственность за отправку конвоя. Несмотря на неоднократные утверждения Гамильтона, что ситуация с топливом на эсминцах эскорта Брума была почти критической, Черчилль впоследствии писал, что отвод эсминцев был ошибкой, и громогласно заявил в своих «Военных мемуарах»: «Следовало пойти на любой риск ради защиты грузовых судов». Неужели это тот же Черчилль, который в 1942 году конфиденциально утверждал, что конвой будет «оправдан», даже если половина грузовых судов будет потеряна? Досадно, что Черепаху-Гамильтона сделали козлом отпущения в этой сомнительной операции.
В своем отчете о PQ-17 Гамильтон снова подчеркивал жизненно необходимое воздушное прикрытие силами авиации, особенно в борьбе с самолетами-разведчиками. Реалистично было ожидать более эффективных средств, чем один-единственный катапультируемый «Харрикейн», установленный на грузовом судне. Гамильтон считал придание одного вспомогательного авианосца в ближнем охранении очевидным решением. В личном письме к адмиралу Тови от 10 сентября он повторил,
