Мы карелы - Антти Тимонен

— А-вой, родненький! — раздался ее голос — Пришел.

— Пришел, мама.

Голос был Рийко.

Войдя в избу, Рийко внимательно осмотрелся. Дома все было по-прежнему. Потом Рийко обнял мать, Иро и поздоровался за руку с Анни.

— Есть белые в деревне? — спросил он.

— Белые? — Маланиэ многозначительно взглянула на растерянно молчащих невесток. — Нет ни белых, ни красных у нас. Дома только свои. Раздевайся и иди в баню. Лотом поужинаем.

— В баню? — обрадовался Рийко. — Отец в бане?

Он поставил винтовку в угол и начал все еще нерешительно раздеваться. Растерянность Анни и Иро показалась ему подозрительной.

— Да, сынок, дома только свои, — сказала мать. — Запомни — только свои…

Собравшись в баню, Рийко хотел захватить с собой и винтовку, но мать отобрала у него.

— Не бери ружья. Я же сказала, нет в деревне ни белых, ни красных. Все свои. И войны нет…

Рийко привык слушаться мать и не стал ей перечить.

— Мама, что же будет… — запричитала Анни, как только Рийко ушел. — Ведь Васселей… Поубивают они друг друга…

— Не вопи! — оборвала ее Маланиэ. — Ты слышала — в доме только свои, ни белых, ни красных теперь нет. А Васселей с Рийко всегда жили в ладу… Иро, ты рыбники-то на стол не подавай. Дадим их Васселею и Рийко. Каждому по рыбнику в дорогу.

— А зачем ты его торопилась в баню спровадить? — все еще тревожилась Анни.

— Чтобы от этого греха избавиться, — ответила Маланиэ и протянула Анни винтовку младшего сына. Потом принесла винтовку Васселея. — Ты знаешь, как пульки из них вынуть?

Анни открыла магазинную коробку. Патронов оказалось шесть: у Рийко четыре, в винтовке Васселея — два.

— Давай их сюда, — сказала Маланиэ. — Я брошу их в печь.

— Нельзя в печь, — испугалась Анни. — Они стрелять будут.

— Выбросим в снег, — предложила Маланиэ. Потом, подумав, вздохнула: — Нет, вернем им. Ведь им свои головы защищать надо. Вот и поделим поровну. Рийко три и Васселею три.

…Сперва Васселей попарил сына на легком пару, потом Онтиппа добавил пару, и Васселей с отцом начали хлестаться на настоящем пару. Васселею приходилось париться не так часто, как отцу, который мог в любой день, коли была охота, натопить баню и напариться вдоволь, поэтому он и хлестался веником с особым удовольствием. Порой даже дух захватывало, и приходилось устраивать передышки. Но каким бы отменным ни был пар, все же от житейских дум и забот он не избавлял.

— Да, отец, вот в такую историю мы влипли, — жаловался Васселей.

— Тебе-то положено было знать, чем все это кончится, и не впутываться. Ведь ты мировую войну прошел.

— Пройти-то прошел, да ума не нажил. Учителей больно много было. Большевики. Меньшевики. Эсеры. Керенский. И каждый свою линию гнул. Послушаешь одного, послушаешь другого, аж голова трещит, а не знаешь, кто прав, а кто нет. А как Олексея нашего…

— А дальше как думаешь жить?

— Как? Когда волк угодит в капкан, он может лапу перегрызть и на трех ногах убежать. А мы… Головы не откусишь, зубами до горла не дотянешься…

— Дядя Рийко! — радостно закричал Пекка и осекся, заметив, что взрослые словно онемели.

К Рийко первому возвратился дар речи.

— И много вас, бандитов, в деревне? — спросил он строгим голосом. — Где другие?

Васселей смотрел на брата с улыбкой, которая появлялась на его лице всякий раз, когда он вспоминал Рийко.

Онтиппа стоял настороженный, готовый броситься разнимать сыновей.

Маленький Пекка недоуменно смотрел то на отца, то на деда, то на дядю Рийко. Он ничего не понимал. Почему у дяди Рийко такой недобрый вид? Почему он не подходит к отцу и не здоровается с ним?

— Не бойся, брат, — сказал наконец Васселей. — Никого в деревне нет. А нас тут три с половиной мужика. Оружие у нас вот… — он показал веник. — Погляди на меня, Рийко. Я же совсем красный, краснее, чем ты. Давай лезь сюда на полок. В нашей бане, на родном пару еще не таким красным станешь.

Места на полке хватало: как и все в доме Онтиппы, баня была большая и просторная.

— Лезь, сынок, лезь! — Отец протянул Рийко веник. — Сейчас мы поглядим, у кого кожа крепче, у белого или у красного. — Он плеснул шайку воды на горячие камни и, тоже забравшись на полок, устроился между сыновьями.

Братья и отец начали молча париться. Но пар показался Онтиппе слабоватым.

— Плеснем еще, — предложил он. — Давайте договоримся: кто из нас больше всех выдержит, того и будем слушаться.

На этот раз он так поддал жару, что Васселей и Рийко сжались и заерзали, словно попали нагишом в разворошенный муравейник. Но отступать первым ни тот, ни другой не хотел. Правда, париться они не могли. Зато отец хлестался вовсю, только покряхтывал от удовольствия да ворчал на сыновей:

— Эх вы!.. Париться и то не можете. А еще воевать вздумали. Вы уж лучше тут силенками померяйтесь, кто крепче парится. Баня, она мужика крепкого требует.

Понемногу пар разошелся, и братья начали мериться силенками не на поле боя, а на полке родной бани. «Бились» они отчаянно, не уступая друг другу, пока оба одновременно не выдохлись. Устроили передышку, и тогда Рийко спросил у Васселея, где сейчас находятся белые войска и сколько их.

— Где да сколько? — засмеялся Васселей. — Ох, Рийко. На допросе не так спрашивают. Надо вот как… Огневые точки? Вооружение? Где и какое? Количество орудий, пулеметов? Кто командир? Дислокация войск?

Тут рассердился Онтиппа:

— Вы опять за свое. Сейчас я вам устрою дислокацию. Я здесь командир! Будут вам, чертовы дети, и пушки и пулеметы.

Он плеснул на каменку полную шайку воды. Под потолок взметнулся такой горячий пар, что Рийко пришлось прервать допрос.

— Ну как, еще вам нужны пулеметы и пушки? — спросил отец, набрав опять шайку воды.

Но бравые солдаты поспешно покинули «позиции», ретируясь на пол. На «поле боя» остался один Онтиппа и, вооружившись веником, стал опять бить по собственной спине. Маленький Пекка умирал от смеха, он даже взвизгивал. Такая война ему нравилась.

Больше о военных делах братья не говорили. Ни в бане, ни в избе. Потные, разгоряченные, красные, как обваренные раки, они сидели рядышком за широким сосновым столом, возле самовара, которым управляла Маланиэ. Мать была довольна и счастлива: вся семья в сборе, чай на столе, а в рюкзаке у Рийко нашлось несколько кусков сахара.

— Наконец-то вся семья дома, за столом. Всегда бы так! — вздохнула Маланиэ.

Иро взяла на колени Натси и сказала со слезами в голосе:

— Нет только нашего тяти. И не придет он…

— Мы всегда были бы вместе, мама, если бы не война, — ответил Рийко. — А войну не мы начали.

И он взглянул на брата. Васселей сделал вид, что не заметил этого взгляда, он взял кусок хлеба и подал сыну:

— Ешь, Пекка. Попробуем, что за хлеб у красных. Хороший хлеб они едят.

— Неужели, Васселей, ты не видишь, как все в мире повернулось и что вас ожидает? — не унимался Рийко.

— Ты, брат, меня не учи. Меня один из ваших, Мийтрей то есть, учил уму-разуму.

— Неужто этот убивец у вас там? — спросила Иро у Рийко.

— У нас я его не видел и не слышал о нем. Красные не такие, как Мийтрей.

— Ешьте, сынки, ешьте. — Маланиэ старалась прервать этот разговор. — Житник я спекла. Хоть и с корой, а хороший получился. Рыбы бог послал. Да вот Рийко принес хлебца.

Отец вступился за старшего сына:

— Васселею и так не сладко. Ты, Рийко, должен понимать…

— Вот я ему и толкую, чтобы он подумал, что к чему.

— Видишь этого окуня? — продолжал отец. — А знаешь, Рийко, как окунь в сети попадает? Чуть зацепишь, а начнет трепыхаться — и вовсе запутается.

— Не надо было лезть в сети.

— «Не надо было…» — передразнил отец. — А раз попался в сети, так мы съедим. Тебе, Рийко, хорошо говорить. Ты к своим попал, знаешь свое место.

— Где же вы были, когда здесь Малм со своим отрядом стоял? — с горечью спросил Васселей. — Почему вы не пришли, не помогли да не посоветовали, как быть?

— Не до Малма нам тогда было. Были дела поважнее. Вся страна огнем полыхала. Ну, а теперь? На что ваше начальство теперь надеется? Думает, что мы отступим? Или, может, думает, что народ за вас встанет?

— Им-то что, начальникам ихним, — ответил за Васселея отец. — Им горя мало. Пришли, сбили народ с толку, запугали. Одних натравили на тех, других — на этих. А увидят, что Карелию им не взять, разбегутся по домам и будут кофий попивать. А они куда? — Отец кивнул на Васселея. — Куда карелам деваться? Вот и скажи…

— Надо было раньше думать, — буркнул Рийко.

— Заладил одно. Думать да думать, — не вытерпела Маланиэ и набросилась на Рийко: — А стал бы ты раздумывать, когда бы у тебя на глазах брата убили? Олексея нашего…

Рийко вскочил и возбужденно заходил по избе.