Занимательная механика - Вадим Панов

— Я должен ее увидеть…

Остина монотонный голос спутника не раздражал. Нет, если быть честным, то сначала, разумеется, выводил из себя, но потом Джеймс привык. Когда напарник трое суток подряд бормочет одно и то же, привыкнуть можно. Тем более что в последние два дня Остин тоже начал шептать:

— Дай мне силы, Господи! Дай мне силы…

А вот между собой они не разговаривали.

И даже смотреть друг на друга избегали, чтобы не видеть неуклюжие движения, осунувшиеся от голода лица и кровавые струпья. У обоих давно вылезли волосы. Выпали зубы. На заживо гниющие тела беспрестанно садились мухи. Не было сил их отгонять. Да и смысла в этом они не видели.

Они не понимали, почему до сих пор живы? Откуда берутся силы для продолжения пути? Ведь они падали с ног, пройдя не больше полумили, харкали кровью и валялись по нескольку часов в забытьи.

А потом поднимались и шли дальше.

Они не слышали голос бубна, не воспринимали его, но вел их именно он.

Голос тайги.

— Я должен ее увидеть! Господи, помоги мне ее увидеть…

— Дай мне силы, Господи! Дай мне…

Ничего другого им не было нужно. Только увидеть. Только дойти. Только эту малость.

— Господи…

И их молитвы были услышаны.

Лес неожиданно закончился. Только что непроходимые кусты, листья и стволы, и сразу — чистое пространство. Берег небольшой реки. Свежий ветер, с легким отвращением набросившийся на смрадные тела. Идущий первым Остин остановился, вдохнул полной грудью и прохрипел:

— Мы нашли.

И кашлянул, выплюнув еще один кусочек легкого. Кантор встал рядом. Улыбнулся, обнажив беззубые десны. Подтвердил:

— Нашли… — Вздохнул. — Она… прекрасна.

Остин молчаливо согласился с профессором.

У них не было сил говорить. У них не было сил думать о том, что она их убила.

Они дошли.

И наслаждались победой. Своей маленькой победой.

Они дошли. Они увидели.

Она стояла в самом центре небольшого каменистого островка.

Высокая, в два человеческих роста… Низенькая, словно сжатая деревьями и скалами тайги.

Блестящая, горящая ярче солнца, слепящая глаза… Тусклая, потемневшая под непомерной тяжестью беспощадного времени.

Красивая до слез, словно вышедшая из-под резца гениального скульптора… Уродливая старуха, вид которой вызывал омерзение.

Одинокая… В окружении детей.

Живая… Мертвая.

Золотая Баба.

Богиня.

Она была идолом. И она была тайгой.

Она впитала в себя все и возвращала впитанное обратно, наполнив его любовью и смыслом.

Бомм!

И два мертвых человека наконец-то услышали голос тайги. Ее голос.

Бомм!!

Шаман, которого они не видели, вновь прикоснулся к бубну. Шаман с закрытыми глазами. Шаман, бывший Ее голосом.

Бомм!!!

Такое случалось нечасто. Чертовски редко случалось, если честно, всего лишь во второй раз.

Еще вечером Стрекалов предупредил подчиненных, что не приедет на работу. Намеченные на среду дела были перенесены или сделаны во вторник. Тревожить босса разрешалось только в самых крайних случаях: революция, падение астероида, пробуждение Ктулху. С остальными, мелкими проблемами велено было справляться самостоятельно.

Однако проснулся Петрович в обычное время. Умылся, побрился, позавтракал. Облачился в костюм, сам повязал галстук, что делал, опять же, в редчайших случаях: когда бывал предельно сосредоточен, а потому любой появившийся в поле зрения человек, любой посторонний шум могли нарушить концентрацию. Результатом подобного вторжения становилась вспышка ярости, и Ксюха, прекрасно изучившая мужа, даже не сделала попытки подняться с кровати. Она не знала, к чему готовился Илья, но с расспросами не лезла — потом сам расскажет.

Ровно в восемь, как обычно, Стрекалов вышел из дому и опустился на заднее сиденье лимузина. Сухо обронил:

— На фабрику.

Откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.

И улыбнулся.

Ему предстоял чертовски сложный, трудный, но невероятно увлекательный день.

День, когда на свете появится еще одно чудо.

Вопреки широко распространенному мнению о волшебной силе сна, разгадки и умные решения никогда не приходили Волкову по ночам. Бывало — по вечерам, но чаще всего — утром или днем. Иногда — неожиданно: за рулем автомобиля, в столовой, в разгар футбольного матча, иногда — в результате нескольких часов мозгового штурма, подкрепленного кофе и сигаретами. Но во сне — никогда.

Ничего не изменилось и на этот раз.

Разбудила Очкарика Проказа. Проснулась, поворочалась на диване, да и потащилась в спальню. По привычке, не иначе, наверняка понимая, что ничего у них не сладится.

Ласковые поглаживания заставили Федора открыть глаза. С минуту он бездумно таращился в потолок, а когда понял, что усилия Проказы, которая копошилась у его бедер, вот-вот заставят его потерять контроль — увлекшаяся девушка уже вовсю использовала язык, — отстранился и проворчал:

— Лучше бы кофе сварила.

И направился в ванную.

Вот под душем-то окончательно проснувшийся Волков и отыскал правильный ответ.

Ход его мыслей был прост. Дано: Механикус выстроил мельницу давным-давно, когда на Неглинной подобных сооружений стояло не одно и не два. Затем речку спрятали в трубы, все мельницы снесли, а специально для Механикуса выкопали подземный зал. В честь чего такая привилегия? Уговорил строителей? Может быть. В те времена столицей считался Санкт-Петербург, особенных мер по охране Кремля не принималось, и руководители работ, за плату, разумеется, могли добавить в проект лишнее помещение. Однако после того как в Москву переехало коммунистическое правительство, все должно было измениться. Вожди победившего пролетариата населения страны побаивались, Кремль превратили в осажденную крепость и не могли не проверить идущие вокруг него подземные ходы. Заинтересовались ли они мельницей? Обязательно. Но не сломали, а включили в охраняемую зону. Почему? Ответ очевиден — договорились с Механикусом.

Что именно предложил бог машин коммунистам, Федора не интересовало. Предложил и ладно. Главное: версия выглядела правдоподобной и подтверждалась тем фактом, что неизвестные стали следить за искусниками после того, как Очкарик представил Шипилову Неваду.