Шерлок Холмс: повести, рассказы - Артур Конан Дойль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь мне остается рассказать, какую роль сыграла она в этой мрачной истории. Я не сомневаюсь, что Стэплтон совершенно подчинил ее своему влиянию. Чем это объяснить? Любила она его или боялась – или и то и другое? Ведь эти чувства вполне совместимы. Во всяком случае, он действовал наверняка. Миссис Стэплтон согласилась выдать себя за его сестру, но стать прямой пособницей убийства все же отказалась наотрез, и тут ему пришлось убедиться, что его власть над ней не безгранична. Она не раз пыталась предупредить сэра Генри о грозящей ему опасности, но делала это так, чтобы не подвести мужа. Стэплтон, по-видимому, был способен на ревность, и когда баронет начал проявлять нежные чувства к даме своего сердца, Стэплтон не выдержал, хотя это входило в его планы, и выдал в бешеной вспышке всю страстность своей натуры, до тех пор тщательно скрываемую. Тем не менее он продолжал поощрять ухаживания сэра Генри, рассчитывая, что тот будет частым гостем в Меррипит-хаус и рано или поздно попадется ему в лапы. Но в самую решительную минуту жена взбунтовалась. Она прослышала о гибели беглого каторжника и узнала, что в тот вечер, когда сэр Генри должен был прийти к обеду, собаку перевели в сарай во дворе. Последовала бурная сцена. Миссис Стэплтон назвала мужа преступником и впервые услышала от него, что у нее есть соперница. Былая преданность уступила место ненависти. Стэплтон понял, что жена его выдаст, и связал ее, чтобы она не могла предостеречь сэра Генри. Все его расчеты основывались на том, что, узнав о смерти баронета, в графстве вспомнят о проклятии, тяготеющем над родом Баскервилей, а тогда он снова добьется от жены повиновения и заставит ее молчать. Стэплтон и тут просчитался. Его судьба была решена и без нашего вмешательства. Женщина, в жилах которой течет испанская кровь, не простила бы ему измены…
Вот и все, дорогой мой Уотсон. А если вам нужен более подробный отчет об этом из ряда вон выходящем деле, то мне придется заглянуть в свои записи. Но я, кажется, ничего существенного не упустил.
– Неужели Стэплтон надеялся, что сэр Генри тоже умрет от страха при виде этого пугала?
– Собака была совершенно дикая, кроме того, он держал ее впроголодь. Если б сэр Генри не умер на месте, то, во всяком случае, такое страшное зрелище могло бы парализовать его силы и он не оказал бы никакого сопротивления.
– Да, пожалуй. Теперь остается только один вопрос. Если бы Стэплтон доказал свои права на владение Баскервиль-холлом, как бы ему удалось объяснить тот факт, что он, наследник, жил под чужим именем, да еще так близко от поместья? Неужели это не возбудило бы подозрений?
– На этот вопрос я вряд ли смогу вам ответить – вы слишком многого от меня требуете. Моя сфера деятельности – прошлое и настоящее. Что человек собирается делать в будущем, это я не берусь решать. По словам миссис Стэплтон, ее супруг думал об этом не раз. Он мог найти три выхода. Первый: уехать в Южную Америку, установить там свою личность в британском консульстве и затребовать наследство оттуда, не приезжая в Англию. Второй: проделать все это в Лондоне, предварительно изменив себя до неузнаваемости. И третий: выдать за наследника подставное лицо, снабдив его всеми необходимыми документами, а себе выговорив за это известную часть доходов. Зная Стэплтона, мы можем не сомневаться, что тот или иной выход из положения был бы найден.
А теперь, друг мой, обратимся мыслями к предметам более приятным. Несколько недель такого тяжелого труда дают нам право на свободный вечер. Я взял ложу в оперу. Вы слышали де Рецке в «Гугенотах»? Так вот, будьте любезны собраться в течение получаса. Тогда мы заедем по дороге к Марцини и не спеша пообедаем там.
Приключения Шерлока Холмса
Приключение пяти апельсиновых зернышек
Когда я просматриваю мои пометки и записи о расследованиях, которые Шерлок Холмс вел между тысяча восемьсот восемьдесят вторым и девяностым годом, то оказываюсь перед выбором из такого количества дел, содержащих любопытнейшие и редчайшие черты, что не так-то легко решить, на каких остановиться, а какие отложить. Впрочем, некоторые уже получили известность благодаря газетам, а другие не представили случая моему другу применить свои особые таланты, иллюстрацией которых предназначены служить эти записки. Некоторые к тому же не поддались его аналитическому дару и как рассказы представили бы собой одни начала без концов; другие же были раскрыты лишь частично, и объяснения опираются более на предположения и догадки, чем на неопровержимые логические выводы, столь ему дорогие. Однако среди этих последних дел есть одно настолько поразительное в своих подробностях и столь неординарное по результатам, что я поддался соблазну изложить его, вопреки тому факту, что некоторые связанные с ним моменты так и не были и, скорее всего, так и не будут полностью раскрыты.
Год восемьдесят девятый знаменовался для нас длинной серией дел большего или меньшего интереса, записями которых я располагаю. Среди заголовков, относящихся к этим двенадцати месяцам, я нахожу отчет о «Приключении Парадола Чэмбера из Общества попрошаек-любителей», содержавшего роскошный клуб в подвале мебельного склада; о фактах, связанных с исчезновением английского барка «Софи Андерсон»; о примечательных приключениях Грайса Пейтерсона на острове Уффа и, наконец, дело об отравлении в Кэмберуэлле. В последнем, как, возможно, еще не забыто, Шерлок Холмс сумел, заведя карманные часы покойника, установить, что заведены они были два часа назад и что, следовательно, умерший лег спать в этот промежуток времени – дедукция, сыгравшая важнейшую роль в раскрытии преступления. Все вышеупомянутые дела я, возможно, опишу когда-нибудь в будущем, но ни одно из них не предлагает чего-либо сравнимого с той поразительной цепью обстоятельств, для изложения которой я взялся за перо сейчас.
Приближался конец сентября, и равноденственные штормы бушевали с необычной силой. Ветер завывал весь день, дождь хлестал в окна, и даже тут, в сердце великого, сотворенного человеческими руками Лондона, мы были вынуждены на мгновение отвлечься от обыденной жизни и признать присутствие великих стихийных сил, которые рычат на род людской сквозь решетку его цивилизации, будто неукрощенные звери в клетке. С приближением вечера буря усилилась, грохоча все громче, а ветер в трубе плакал и рыдал, будто ребенок. Шерлок Холмс по одну сторону камина сумрачно составлял перекрестный индекс своих записей о преступлениях, а по другую сторону я с головой ушел в прекрасный морской рассказ Кларка Рассела, и мне уже чудилось, будто вой урагана снаружи сливается с текстом, а плеск дождя растягивался в длинное бурление морских волн. Моя жена гостила у своей тетки, и на несколько дней я вновь стал обитателем квартиры на Бейкер-стрит.
– Мне кажется, – сказал я, подняв глаза на Шерлока Холмса, – в дверь позвонили. Кто может прийти в такой час? Кто-нибудь из ваших друзей?
– Кроме вас, у меня их нет, – ответил он. – И я предпочитаю обходиться без гостей.
– Значит, клиент?
– Если так, то по очень серьезному делу. Ничто иное не заставило бы человека выйти из дома в такую погоду и в такое время. Но, полагаю, просто приятельница квартирной хозяйки.
Однако Шерлок Холмс ошибся в своем предположении, так как в коридоре послышались шаги и раздался стук в дверь. Он вытянул длинную руку и повернул лампу так, что ее лучи падали не на него, а в сторону свободного стула, на котором предстояло сидеть пришедшему.
– Войдите! – сказал он.
Вошел молодой человек лет двадцати двух, не больше, с ухоженной внешностью и элегантно одетый, с некоторой утонченностью и деликатностью в манере держаться. Зонт, с которого текла вода, и длинный блестящий непромокаемый плащ напоминали о непогоде, которая его не остановила. В сиянии лампы он тревожно огляделся, и я увидел, что лицо у него бледное, а веки набрякли, точно у человека, снедаемого страшной тревогой.
– Я должен извиниться перед вами, – сказал он, поднося к глазам
