Колонисты - Джек Кавано

Когда Филип разыскал мать и приехал к ней вместе с Вампасом, ночевать он не остался, несмотря на уговоры. Мать долго упрашивала сына, тот все отказывался, наконец точку поставил Дэниэл Коул, предложивший Вампасу устроиться вместе со слугами, — и Филип сказал, что они откланиваются.

Как ни короток был визит, мать успела рассказать Филипу последние новости: Присцилла вышла замуж, а Джаред исчез. Вот как. И Филип отправился навестить Присциллу. В тот вечер у сестры он и узнал, почему его письма не доходили до адресатов. Все рассказанное Присциллой очень походило на правду, но пока в отношении Коула они располагали только смутными подозрениями.

Прошло около двух месяцев со дня возвращения Филипа. Чем было наполнено его время здесь? Он вернулся, чтобы сплотить семью. Но семья-то распалась, ее больше нет. Мать вышла замуж за другого. У сестры была своя жизнь. Джаред пропал без вести. Ради чего он, Филип, уехал из резервации? Получить ученую степень? Можно подумать, она кому-то в резервации нужна. Однажды Вампас остроумно заметил: «Здесь мало кто говорит по-латыни и по-гречески». Так что же удерживало его?

Тихим теплым вечером Филип сидел над дипломом, но, признавшись себе, что сосредоточиться не может, отправился на прогулку. Подступали сумерки. Яркие осенние листья деревьев пламенели в лучах заходящего солнца. Молодой человек шел куда глаза глядят и вскоре обнаружил себя неподалеку от дома, который принадлежал когда-то семье Морган. Четыре колонны по фасаду, большие окна на первом и втором этаже, лужайка между рекой и домом — все как раньше. Но воспоминания, связанные с этим местом, далеко не всегда были приятны. Что же потянуло его сюда? Филип прислонился спиной к дереву и вздохнул. Прошлое осталось в прошлом. Он не стал бы в него возвращаться, даже если б мог. Разве ради того, чтобы вернуть отца.

Молодой человек побрел к реке и скоро вышел на поросший густой травой берег. Неторопливое течение реки успокоило его. Филип сел на землю и стал смотреть на водную гладь, потом на лес вдалеке. Если бы он был птицей, он перелетел бы через реку, через лес и полетел на юг, туда, где на равнине разбросаны вигвамы, а у озера расстилается кукурузное поле и стоит школа. Если бы он был птицей, он сторонился бы кукурузного поля — там меткая рука с легкостью бросит в него камень или палку.

Филип старался угадать, что делает сейчас Витамоо. Может быть, толчет в ступке зерно, чтобы приготовить обед. Он так живо представил себе ее тонкие пальцы, гибкие руки, изящную шею, смуглые щеки и глубокие черные глаза, что у него заныло сердце.

Как-то в таверне Филип услышал песню, которую весело и лихо распевали подвыпившие гарвардские студенты. Слова этой песни запали ему в душу. Филипу песня совсем не казалась веселой, он вспоминал ее в минуту грусти и печали. И пел ее, только когда оставался один. Сейчас он пел ее для Витамоо, которой не было рядом.

Я у моря сидел, праздно слушал прибой,На ленивые волны глядел.Наблюдал, как вдали над лазурной водойНеба край поутру розовел.

И послышался вдруг за моею спинойНежный девичий голос. Летел он, звеня.Индианку увидел я с темной косойИ с глазами, что сразу пленили меня.

«Чужестранец, послушай, — сказала она, —Мой отец правит этой землей,За холмами мой дом, стань хозяином в нем,Я же буду твоею женой».

Улыбнулся я ей, головой покачал.«Нет, — ответил, — остаться с тобой не могу,Я вернуться невесте своей обещал,Что на дальнем туманном живет берегу».

«Что ж, — вздохнула, — не быть нам, как видно, вдвоем,Если ждут тебя в дальней стране.Возвращайся домой, но, целуя ее,Вспоминай иногда обо мне».

Там о борт корабля с плеском билась волна.Я матросам велел поднимать парусаИ на берег смотрел, где застыла она,Прикрывая ладонью от солнца глаза.

Без печали о ней в море не было дня.А когда возвратился домой,Я узнал, что невеста забыла меняИ что стал ее мужем другой.

Индианка моя! Ты одна мне нужна.Я оставил свой дом, и семью, и друзей.И родною мне стала чужая страна,Где я счастливо зажил с любимой моей.

Супружеская жизнь Присциллы с Нейтаном Стернзом не продлилась и года: через десять месяцев после свадьбы муж Присциллы заболел оспой и умер. Брак их оказался вполне сносным, и ее худшие опасения не подтвердились. Конечно, у Нейтана не было так нравившегося Присцилле светского лоска и галантных манер, зато он был предан жене всей душой. В денежных вопросах муж предоставил Присцилле полную свободу и охотно разделил с ней свое состояние. Однако не все досталось супругам поровну: Нейтан был страстно влюблен в свою жену, чего никак нельзя сказать о Присцилле. Но со временем она начала испытывать к мужу более теплые чувства, напоминавшие искреннюю привязанность. Когда он умер, Присцилла плакала, потому что потеряла друга. Чтобы утешиться и развеяться, вдова Стернз энергично взялась за управление имуществом, которое унаследовала от покойного мужа.

В своем роскошном особняке на севере Бостона Присцилла поселила Энн Пирпонт и создала юной поэтессе все условия для творчества. В бостонском обществе о двух молодых женщинах тотчас стали ходить самые разные слухи, а к дверям их дома вереницей потянулись поклонники, которые обхаживали Присциллу из-за ее денег, а Энн — за девичью свежесть и красоту. Однако все они неизменно получали от ворот поворот. Энн хранила верность Джареду, и то письмо, которое он прислал с Багамских островов, лишь укрепило ее решимость дождаться любимого. Присциллу же не интересовали романы, куда больше ее занимали хитрости капиталовложений.

Вдова Стернз оказалась очень удачливой предпринимательницей. Наделенная подвижным умом и завидной трезвостью, она мгновенно уловила, что мужчины всерьез не воспринимают женщину в качестве главы компании, и все свои дела вела через третьих лиц, неизменно сохраняя инкогнито. Начала Присцилла с вложений в конкурентов Дэниэла Коула, без особого усилия обеспечив им преимущество над преуспевающим коммерсантом. Вторым ее шагом была скупка мелких компаний и вытеснение не очень расторопных предпринимателей, что сделало ее крупным собственником. Присцилла гордилась своими успехами, ее дела пошли, и это доставляло ей определенное удовлетворение. Но не меньше вдову Стернз тешила мысль о неприятностях, которые она доставляет Дэниэлу Коулу. Главному ее конкуренту приходилось все тяжелее, суммы на ее счетах все росли. Конечно, ради этого ей приходилось допоздна сидеть над счетными книгами, что в минуту плохого настроения казалось ей ложкой дегтя в бочке меда.