От сердца к сердцу - Кэтрин Стоун

Немало времени. А Джулия должна узнать о планах на операцию сейчас же.

– Что я за человек? – покачав головой, проговорил Джеффри после долгого молчания.

Он стоял у окна гостиной в доме Дайаны. Шел снег. Он накрывал Манхэттен белым пушистым покрывалом.

– Ты очень хороший, любящий человек, Джеффри Лоуренс.

– Хороший? Любящий? – невесело усмехнулся Джеффри. – Что может быть хуже, чем упорное нежелание признавать собственного ребенка? Помнишь, мы говорили о родителях Сэма и Джулии? Мы с тобой сочли, что они причинили много вреда своим детям.

– Они знали, что поступают дурно, Джеффри! А ты не представлял, что Мерри – твоя дочь. Ты же сам говорил, что все эти десять лет Джулия старалась, чтобы вы с Мерри держались подальше друг от друга.

– Она делала это потому, что защищала Мерри! Она не хотела, чтобы девочка страдала из-за того, что родной отец ее не любит. Джулия, как никто другой, знала, что это за боль. Она надеялась, что в один прекрасный день я… – Джеффри не мог говорить. Он вдруг вспомнил, как терпеливо, любя, с какой надеждой Джулия ждала, чтобы он принял собственного ребенка! И наконец, когда ждать стало уже невмоготу, через десять лет она робко попросила его, чтобы, несмотря на занятость, он постарался влиться в семью. – Ты как-то раз назвала меня негодяем, Дайана. Знаешь, ты была абсолютно права.

– Нет, я ошибалась, – покачала головой Дайана.

– Это я ошибался. Господи, я был так уверен! Ты знаешь, сколько у меня наград за блистательные журналистские расследования? Я доводил людей до бешенства своей честностью и бескомпромиссностью. Я говорил тебе, какой разговор был у меня с тем нахальным репортером, который задал тебе бестактный вопрос на пресс-конференции?

– Нет, и я не хочу, чтобы ты рассказывал мне о нем сейчас. Но должна тебе напомнить, что ты и в самом деле собирал кое-какие факты. К определенному выводу ты пришел не сам, тебя в этом убедили. Джеффри, ты говорил со многими специалистами, даже до рождения Мерри! И что они все тебе сказали?

– Что я скорее всего не смогу зачать ребенка. Скорее всего!

– Ну да, а потом родилась Мерри – почти на девять недель раньше срока. И несмотря на то что ты делал репортаж о недоношенных детях, ты проконсультировался еще и с доктором Мерри. Он подтвердил, что девочка не доношена по крайней мере на четыре недели, что для недоношенного ребенка она на удивление хорошо себя чувствует.

– Это было еще одним чудом, Дайана. И Джулия это знала. Она же говорила мне, причем ее голос при этом был полон удивления. Джулия сразу поняла, что Мерри – настоящее чудо! А я ей не поверил. Не поверил в чудо, хотя мне так хотелось. – Джеффри с досадой махнул рукой. – Я давно должен был сделать дополнительные анализы крови, но мне это даже и в голову не пришло. И я еще называю себя журналистом!

– Джеффри, дорогой, десять лет назад еще невозможно было провести точную генетическую экспертизу крови. Не было такой методики. Сдав кровь на анализ, ты бы мог только выяснить, что у вас с Мерри одинаковая группа крови. До последнего времени с помощью анализа крови можно было лишь исключить отцовство, а не установить его. Зато теперь ты без тени сомнения можешь сказать, что чудо свершилось, – улыбнулась Дайана.

– Десять лет! Уже слишком поздно!

– Любить никогда не поздно.

– Но я ненавижу себя…

– Я знаю, ты будешь ненавидеть себя. Надеюсь только, что не сожжешь себя той ненавистью. – И Дайана тихо добавила: – Один любящий человек как-то раз сказал мне, что я должна простить себя.

– Я говорил, что ты должна простить себе смерть дочери, которую так любила и в смерти которой не была виновата. Но я-то, я избегал свою милую Мерри! Я в этом виноват! И никогда не прощу себе того, что сделал. Я должен немедленно…

– Знаю. Иди.

Дайана увидела, какой мукой полны его глаза, почувствовала силу его отчаяния. Джеффри нужно было побыть одному, чтобы справиться с захлестнувшими его эмоциями. А позже ему понадобится Джулия. Может, он сумеет найти путь к сердцу любимой женщины, матери его дочери, которая, как выяснилось, и не думала обманывать его. Она ведь по-прежнему носит его обручальное кольцо. Дайана желала ему счастья.

Нежно улыбнувшись, она тихо прошептала:

– Будь добр к себе, дорогой Джеффри.

«Мемориал хоспитал» находился в пяти минутах ходьбы от пентхауса Дайаны. Первым делом Джеффри направился туда… чтобы увидеться со своей дочерью.

Часы посещений уже кончились, но Джеффри привык бродить по длинным и пустым коридорам ночной больницы в поисках Дайаны. К тому же он знал, что расписание посещений соблюдалось не так уж строго. Особенно это касалось родителей тяжелобольных детей. Больных детей, как Мерри, и их родителей, как Джеффри и… Джулия. Приближаясь к палате Мерри, Джеффри замедлил шаг, внезапно испугавшись свидания с маленькой девочкой, которую он десять лет – всю ее жизнь – не желал знать. И еще он боялся, что сейчас может встретиться здесь с Джулией.

Но возможно, Джулии там нет. Возможно, доктор Макгрегор не разрешил ей задерживаться в палате дочери дольше положенного времени. В этом случае Джулия вообще не выходила бы из палаты, не отдыхала бы сама.

Большая часть палат отделения педиатрии пустовала – детей увезли по домам на праздники. Когда Джеффри подошел к открытой двери, за которой лежала его дочь, он увидел Мерри одну в палате. Она сидела в постели, откинувшись на подушки, и читала книгу в бледно-розовой обложке. Свет ночника, горевшего у девочки над головой, освещал ее белокурые волосы, похожие на нимб.

Застыв в дверях, Джеффри смотрел на маленького ангела. Мерри была такой бледной, ее кожа стала совсем прозрачной, а тоненькие ручки все в синяках, оставленных иглами, жгутами и манжетами для измерения давления. Ей постоянно вливали кровь.

Похоже, Мерри была полностью поглощена книгой. Ее карие глаза были серьезными, а на милом личике играла улыбка. Джеффри казалось, что он готов вечно вот так смотреть на нее, силясь взять себя в руки, но тут вдруг Мерри подняла голову, и ее лицо осветилось радостью.

– Папочка!

– Мерри! – Подойдя к ней, Джеффри сел рядом с кроватью и осторожно дотронулся до золотых волос, нежных бледных щек, исхудавших плечиков дочери. Ему хотелось прижать Мерри к себе, но он боялся сделать ей больно.

– Я знала, что ты вернешься к нам!

– Мерри, моя дорогая…

– Папочка, почему ты плачешь? Не плачь!

– Я плачу, потому что я так рад видеть тебя. – Взяв личико Мерри дрожащими пальцами, Джеффри признался карим глазам: – И еще я плачу потому, что был не слишком-то хорошим папой.

– Нет, ты был замечательным.

– Нет, – покачал головой Джеффри.