Маяк Фишера (ЛП) - Тара Сивек

— Я объявляю вас мужем и женой. Снова, — говорит министр с улыбкой. — Можете, конечно, поцеловать свою невесту.

Я обертываю руки вокруг Люси и поднимаю ее вверх на уровень своих глаз, целуя с каждой унцией любви, которая живет внутри меня. Наши семьи и друзья хлопают, а я прижимаю рот к ее уху.

— Я люблю тебя, миссис Фишер, — шепчу я.

— Я люблю тебя больше, мистер Фишер, — отвечает она мягко.

Поставив ее вниз на песок, мы идем, взявшись за руки к кромке воды. Я поднимаю китайский летающий фонарик с песка, Люси вытаскивает откуда-то из платья зажигалку и поджигает фитиль у квадратного куска воска, стоящего внутри. Несколько секунд мы держим его в руках, а потом поднимает руки и отпускаем, позволив ветру нести его ввысь. Обняв ее за плечи, я притягиваю ее ближе к себе, и мы молча наблюдаем за крохотным светом поднимающимся все выше и выше над океаном, пока он не исчезает в облаках.

— Ты знаешь, мне кажется он очень злиться на нас сейчас за подобные сантименты, — говорит Люси со смехом сквозь слезы, смахивая их с щеки.

— Точно. Он однозначно называет меня «маленьким засранцем» и качает головой, — смеюсь я в ответ, пытаясь моргать, чтобы тоже стряхнуть слезы.

Джефферсон «Трип» Фишер-старший, мой дед и единственный отец, которого я когда-либо действительно имел, умер от обширного инфаркта в день урагана. Ничто для меня не имеет значения с тех пор, как он ушел, единственное, что удерживает меня не слететь с катушек — эта женщина, стоящая рядом со мной. Люси почувствовала, что что-то в тот день с ним было не так и корит себя до сих пор, что не отвезла его в больницу. Я сделал все, что мог, пытаясь убедить ее, что она ничего не могла предпринять в такой ураган, и похоже, что Трип все равно бы не позволил ей сделать это. Он был упрямым стариком и единственное, что утешает меня, что сейчас он наконец-то воссоединился с любовью всей своей жизни.

— Они наконец-то вместе, — тихо говорит Люси, читая мои мысли, по-прежнему всматриваясь в небо.

— Он, наверное, уже испытывает ее терпение, сетуя на вещи, которые должны быть починены даже на небесах, — шучу я.

Она смеется и этот звук согревает мне сердце. Я поворачиваю ее лицом к себе и беру его в ладони. В простом с длинными рукавами белом платье, с распущенными волосами, прикрывающие плечи, и белым цветком, заправленным за ухо, она красивее для меня сейчас, нежели была на нашей первой свадьбе. Мы сдержали свое обещание ничего не говорить маме, только прямо перед началом церемонии, Грейс Фишер как всегда начала ворчать на меня, когда увидела нас, стоящими босиком, и что на мне были одеты повседневные брюки цвета хаки, закатанные до щиколотки и белая рубашка навыпуск. Она мудро решила придержать свой любящий рот на замке, когда мы сообщили ей, что именно этого хотим, и ей осталось всего лишь смириться.

— Я люблю тебя. Так сильно, — говорю я ей тихо. — Я скучаю по нему, и хочу, чтобы он был здесь, рядом с нами, чтобы увидел нашу свадьбу, но знаю, что он там наверху аплодирует нам.

Она кивает, обхватив руками мои руки, которые удерживают ее лицо.

— Он бы так гордился тобой, Фишер, никогда не забывай об этом.

Я слышу какое-то кряхтение позади себя, и мы поворачиваемся с удивлением, увидев, кто стоит рядом с нами, тем более, что его не приглашали.

— Фишер... Люси, — говорит мой отец, кивнув нам обоим.

У него в руках большой пакет, который он протягивает Люси.

— Я надеюсь, ты не возражаешь. Бобби сказал, что он должен был отдать это вам после церемонии, но я хотел сделать это сам.

Люси забирает пакет у моего отца. Это свадебный подарок я сделал для нее и попросил Бобби сохранить его в тайне до конца церемонии. Я понятия не имею, какое очередное дерьмо мой отец готов сказать, поэтому немного стою в оборонительной позиции, пытаясь при первой возможности защитить Люси. Я ничем не хочу омрачать этот день для нее.

Я обхватываю ее за талию и уверенно притягиваю к себе, пока она медленно разрывает конверт. У нее перехватывает дыхание, как только она видит табличку, которую я вырезал. Как только я узнал, что она разгромила и сожгла дверную табличку, которую я ей сделал на нашу первую свадьбу, я понял, что должен сделать новую, если она когда-нибудь согласиться выйти за меня замуж снова. На самом деле я рад, что она избавилась от той, первой. Мы начинаем все сначала, и эта табличка с новой датой нашего нового начала.

— Красивая, сын, — тихо говорит мой отец, смотря на табличку, Люси бережно проводит пальцами по буквам.

— Добро пожаловать в семью, Люси, — говорит он с улыбкой. — Я знаю, что извинений будет недостаточно за то, как я относился к тебе все эти годы. Кстати, к вам обоим. Я не понимал всей ценности, мне жаль. Мне стыдно за то, как я вел себя, и еще больше стыдно за то, что мне пришлось пережить смерть отца, которая на многие вещи открыла мне глаза. Надеюсь, что когда-нибудь ты все же сможешь простить меня. Я не хочу...

Я вижу, как его глаза наполняются слезами, он делает паузу и прочищает горло. Я честно говоря ошарашен, я просто пялюсь на него во все глаза.

— Я не хотел бы покинуть эту землю с сожалениями о том, что совершил, когда придет мое время. Сейчас мне нужно успеть сделать слишком многое и много всего изменить. Я горжусь тобой. Я горжусь вами обеими, — говорит он нам с грустной улыбкой, прежде чем направиться к группе гостей, стоящих поодаль.

— Какого черта только что произошло? — шепотом спрашивает меня Люси, пока мы оба смотрим вслед моему отцу, который болтает с родителями Люси.

— Я без понятия, — шепчу я в ответ.

Мой отец был довольно открытым, когда скончался Трип, и Люси решила организовать поминки и церемонию прощания в гостинице, отец взял все на себя, сказав ей, чтобы она даже не шевелила пальцем. Он хвастался ее гостиницей каждому, пришедшему, указывая на каждый предмет мебели, который я сделал, нахваливая мои способности и говоря все время, что гордится мной. Когда я спросил маму о том, что происходит, предполагая, что он просто хочет оказаться в центре внимания, как всегда, она сказала, что он скорбит по-своему и хочет измениться. Приятно было слышать, что он говорил обо мне хорошие вещи, но я по-прежнему не собирался приглашать его на нашу свадьбу.

Возможно, он наконец-то понял, что был хреновым сыном или, может быть, он видел насколько я был шокирован смертью Трипа, и понял, что я не стану так горевать по нему. Может быть, он наконец понял, что любовь семьи и друзей — единственная вещь, которая действительно всегда будет поддерживать вас по жизни, а может, письмо Трипа дало ему необходимый пинок под зад. Когда я прочитал письмо Трипа, написанное всем нам, в день его похорон, я впервые увидел, как мой отец заплакал. Трип извинялся в письме перед моим отцом, что не смог уберечь его мать, и что не смог дать ему достаточное количество любви, чтобы восполнить ее любовь. Он сказал моему отцу, что он будет преследовать его до конца его дней, если он не перестанет совершать одни и те же ошибки, и написал, что гордится мной и полностью принимает Люси. Затем, он черт побери разъярился и написал, что оплатил за гостиницу сполна, и чтобы Люси перестала закатывать глаза, а просто поблагодарила его. Также там было написано, что, если мы читаем это письмо, нам, черт побери, не стоит сильно грустить, потому что он, наконец, соединился с женщиной, которую любил всю свою жизнь, и он надеется, что мы наконец-то перестанем быть настоящими идиотами, разберемся с нашим дерьмом и поженимся. Каждый раз, когда мы терялись в догадках — стоит ли нам делать свадьбу в годовщину нашего первого свидания, мы просто вспоминали его письмо и понимали, что поступили правильно.