Узник моего желания - Джоанна Линдсей

Она не просто сидела на нем в ожидании чуда. Он чувствовал, что она трогает его пальцами как-то так, как обычно женщины не делают. Но когда он понял, что она пытается всунуть его совершенно мягкую плоть в себя, то от удивления открыл глаза. Ее глаза были закрыты. Она закусила нижнюю губу и так была поглощена своим занятием, что брови ее от усердия сошлись на переносице.

Интересно, долго ли она будет продолжать эти бесполезные попытки? Нет, не долго. Она, наконец, расплакалась от того, что у нее ничего не получается и, избегая его взгляда, слезла с кровати и почти бегом удалилась из комнаты.

Уоррик злорадствовал. Так легко взять над ней верх, без всяких усилий со своей стороны. Он победил. Она проиграла.

.Но она вернулась.

Он не думал, что девица попробует еще раз. Ее лицо пылало от стыда, но она была полна решимости довести дело до конца, и он опять почувствовал злость на нее.

Она начала медленно приближаться к нему, неторопливо стягивая с себя ночную рубашку. Ее голос был мягок.

- Ты можешь сопротивляться и дальше, сударь, но мне сказали, что тебе это не принесет ничего хорошего.

Он сейчас не смог бы ей ответить, даже и без кляпа во рту, но был готов перерезать горло тому, кто ободрил ее на эту вторую попытку. Он напрягся, потому что ее маленькая мягкая рука легла ему на грудь.

- Ты должен понять, что я еще девушка.

Слова эти произвели на него предполагаемый эффект, хотя он и не поверил им до конца. К тому же еще ее рука нежно гладила его, спускалась от груди вниз, к животу. Он надеялся, что гнев опять отвлечет его, но, увы, ее голос отвлекал гораздо больше.

- В моем неведении я даже не знала, что ты не готов и нуждаешься в поощрении особого рода. Я даже не знала, что твой мягкий кусок плоти должен измениться и вырасти в размерах, стаз твердой как кость. - Она прикоснулась к тому, о чем говорила. Мне очень трудно поверить, потому что он и так большой, но все же Милдред уверяет, что это правда. Очень хочется посмотреть на такое превращение самой.

Знает ли девчонка, что то, о чем она говорит, так же стимулирует его, как и ее прикосновения? Проклятие ей и ее советчику! Он не должен поддаваться на обольщение.

- Я должна, оказывается, везде целовать тебя и лизать, по всему телу, и даже - как последнее средство - здесь. Милдред сказала, что ты умрешь, если не ответишь, когда я поцелую тебя сюда.

Он уже ответил. В голове его был гнев, но его плоть оказалась предателем худшего сорта, со своими собственными соображениями, спровоцированными ее обещаниями. Он напряг мускулы, он впал в ярость, пытаясь сбросить ее руку. Но она стояла сбоку от кровати, недосягаемая для его рывков, и ее пальцы сомкнулись вокруг его плоти, крепко сжимая ее. Он утих, так как понял, что его рывки только помогают ей.

- Я бы не поверила, если бы не увидела собственными глазами.

В ее голосе слышалось благоговение. И она ласкала его теперь, отдавая дань этому бесстыдному кусочку плоти за то, что он слушался ее, а не его. Она даже не догадывалась, что он еще не достиг своего рабочего размера.

- Я предполагаю, что теперь уже не нужно его целовать? Послышалось ли ему разочарование в ее голосе? О, Боже, он больше не вытерпит, она может получить то, чего хочет, если еще продолжит, и у него не осталось надежды, что она на этом остановится.

Когда она взобралась на кровать, он опять задергался, но она ухватилась за его бедра и держалась, прижавшись к нему. Он мог теперь ощущать ее обнаженное тело, прильнувшее к нему, и ее груди, упиравшиеся ему в живот. Он опять затих, понимая, что только помогает девке своими рывками, надеясь, что его плоть все же еще недостаточно тверда, чтобы войти в нее, молясь, чтобы она была действительно девственной и ничего не поняла.

Ровена стала перемещаться, все еще крепко прижимаясь к нему на случай, если он опять будет пытаться ее скинуть. Уоррик застонал от этой очередной стимуляции. Затем она села, та штука была достаточно тверда, и ей нужно только верно ее направить. Горячая. Возбуждающе горячая и влажная. Ну, почему она не может быть сухой? Почему?..

Она вскрикнула, и это пронзило его, как копье, несмотря на то что он был ею предупрежден и знал причину ее крика и всхлипываний. Девственность не позволяла девице сесть на него полностью, и каждое ее продвижение причиняло ей боль. Он почувствовал злорадное удовольствие. Итак, она все же девушка, и ее собственная боль может помешать ей довести дело до конца.

Двигаться сейчас - только помогать ей, поэтому он замер в полной неподвижности. Какая она маленькая, и как там все туго натянуто - достаточно одного толчка, чтобы все прорвалось. Он живо подавил возникший соблазн. Пусть он не контролирует этого своего предателя, но все остальное тело еще ему подчиняется.

До него опять донеслось всхлипывание, еще громче, чем прежде. Он открыл глаза, чтобы насладиться ее страданием; слезы текли ручьем по щекам, в сапфировых глазах, блестящих от слез, застыла боль. Но он совсем забыл о том, что она обнажена.

Ее тело было миниатюрным, очень красивых форм, с большой грудью и тонкой талией. Он видел округлости ее бедер, охватывающих его, ее роскошный бюст, колыхавшийся при каждом движении, чувствовал горячую влагу, в которую его плоть погружена только частично... Нет, он не должен этого делать. Он не войдет. Он не будет... Мощный толчок крови развернул его детородный орган до конца, до полной его длины и пробил ее девственную преграду, без единого движения с ее стороны.

Она громко закричала, ее тело осело на него, давая ему погрузиться до самой глубины. Уоррик сжал зубы, даже сквозь кляп во рту. Все мускулы его напряглись. Он бы хотел сейчас быть импотентом, он бы хотел сейчас не смочь. Это была пытка. Он никогда не сопротивлялся чему-либо так яростно.

Она зашевелилась на нем, сначала нерешительно. Ей все еще больно. Она плакала, но все так же была проникнута решимостью. Он слышал ее участившееся дыхание, ее волосы, разметавшиеся по его животу, гладили его, и это стало дополнительной пыткой. Но ей все еще не хотел сдаваться. Он решил сделать еще одну попытку сбросить ее, боль, которую причиняли ему цепи на запястьях и лодыжках, только радовала его. Но она догадалась и прижалась еще теснее к нему. И тогда он потерял голову и, не заботясь больше ни о чем, отдался инстинктивному желанию, которое захватило его полностью и привело к взрыву и невероятному, немыслимому облегчению. Чтоб ей провалиться!

Глава 9

"Я счастлива, что это был ты".

Уоррик никогда не забудет этих слов и никогда не простит их. Он вспоминал их снова и снова на протяжении всего следующего дня, когда лежал прикованный к кровати крепкими цепями.

Когда все закончилось, она замерла неподвижно у него на груди, слезы ее капали на его кожу. Она не испытала никакого удовольствия от соития, но добилась того, чего хотела. И, прежде чем уйти, она дотронулась до его щеки и прошептала: "Я счастлива, что это был ты", и его ненависть возросла в сотню раз.

Ее служанка пришла после этого смазать его раны. Старая женщина бесконечно охала по поводу того, что он причинил себе, но, найдя рану с запекшейся кровью у него на голове, промыла ее и смазала также и ее. Он позволил ей это. Опустошенный своим поражением, он не обращал внимания на то, что с ним делают. Его не волновал и приход мужчины, который рассматривал кровь на простынях со странным чувством удовлетворения и дикой ярости.

- Она сказала, ты боролся с ней. Это хорошо, а то, я думаю, убил бы тебя сейчас же за то, что ты был с ней.

Мужчина отвернулся и вышел, и Уоррик больше его не видел. Но эти немногие слова дали ему много ценной информации. Он понял, что его не собираются оставить в живых. Они не хотят никакого выкупа. Они хотят только ребенка. Он понял также, что мужчина ревнует и, следовательно, будет рад убить Уоррика, когда тот перестанет быть нужным.

И все же ничто его не заботило, ни его будущее, ни вообще что-либо. Он даже не чувствовал благодарности, когда Милдред кормила и мыла его. Он даже не пытался с ней разговаривать, когда она вытащила кляп изо рта, чтобы его покормить. Его апатия была почти полной - до тех пор, пока девушка не вернулась.

Только тогда он понял, что уже снова настала ночь, так как в этой маленькой комнате не было окон, и он не знал, который час. Только тогда он ожил, гнев почти сводил его с ума. Он метался, сдирал все повязки, и железные кандалы врезались в еще не зажившие раны.

А она была спокойнее в эту ночь. Она не пыталась его трогать, пока он не выдохся полностью. И не забиралась на кровать, пока он не был готов принять ее.

Три раза приходила она на протяжении этой ночи, и трижды - на следующую ночь. Каждый раз подготовка занимала больше времени, но это не останавливало ее. Она имела его в своем полном распоряжении. Она исследовала полностью его тело в поисках возбуждающих мест и в особенности - между ног.

Она сжимала его мужскую плоть, приближая к ней лицо совсем близко, хотя ни разу не сделала того, что обещала в первый раз, поскольку в том не было надобности. Одна мысль, что она может это сделать, действовала на него. И он не мог остановить ее, избежать ее ласк. Она использовала его, не испытывая, по-видимому, никаких угрызений совести. Она не заслуживала никакого снисхождения.