Том 20. Письма 1887-1888 - Антон Чехов

«Того же автора „Пестрые рассказы“, большой том убористой печати, 375 страниц. Цена 2 руб. Выписывающие из редакции „Осколков“ (Петерб<ург>) за пересылку не платят».

Киселевой М. В., 21 марта 1887

243. М. В. КИСЕЛЕВОЙ*

21 марта 1887 г. Москва.

21.

Про какой орден Вы пишете*, уважаемая Мария Владимировна? Я не понял… Если Вы намекаете на тот красный шнур, который я ношу на шее из уважения к вкусу и носу известной Вам израильтянки, то спешу Вас уверить, что заслуг с моей стороны не было никаких, а потому означенный шнур совсем нельзя назвать орденом. Скорее это петля — символ любви, семейного счастья.

К тому, что Вас поражает, мы давно уже привыкли, как к белому потолку. Русские книгопродавцы кулаки, но мы так напуганы, что 25 р. за лист кажется нам ценой красной, настоящей. Для журнала такая цена — разбой и душегубство, для книгопродавца же — почти норма. Все книгопродавцы не дали бы Вам дороже 25 р., как не дали бы и мне, если бы я захотел продать им свои словоизвержения, бывшие уже раз в печати. Берите же Ваши 50 р. и пойте Исайя ликуй*…Браните же себя только за то, что Вы не поторговались заранее о количестве экземпляров. Авторы обыкновенно продают свои произведения по 25 р. на один завод, т. е. на 1200 экз<емпляров>. 3000 — цифра кулаческая. Так и знайте, что Ваша шальная пуля навеки застряла в кармане Мамонтова* и не вернуться ей к Вам до страшного суда. 3000 продать трудно, очень трудно! Сначала книга пойдет бойко, но к концу начнет чахнуть, чахнуть… издохнуть не издохнет, на манер вейнберговской блохи*, но будет хуже: на полке Мамонтова будут лежать без движения последние 100–200 экз<емпляров>, а Вы не будете иметь права издавать вновь…

Впрочем, Вам не резон особенно возмущаться и цифрой. Мамонтов, печатая 3000, рискует, а Вы нет…

Продавать книгу Вам самим и платить М<амонтов>у проценты, или же наоборот, М<амонтов>у продавать, а Вам брать проценты — тоже не резон. Конечно, выгодней издавать книги так, как я, Лейкин и проч., но ведь мы живем в столицах, знаем книжников наизусть и нас не так легко надуть, как Вас.

В конце концов плохой воробей в руке лучше, чем райская птица в раю. Лучше сейчас 50, чем через 2 года 200 или через час по столовой ложке по 10… Право, так! Если бы издатель предложил мне за 25 листов моих «Пестрых рассказов» по 25 р. за лист с самого начала, то я возликовал бы, хотя в будущем мне предстоит получить за них что-то около тысячи.

Вообще позвольте смиреннейшему литератору преподать Вам правило: жалейте Ваши рассказы, когда отдаете их иродам Истоминым* с их белобрысыми детями, но не жалейте, отдавая книгопродавцам. К чему жалеть то, что уже было раз напечатано и принесло лепту?

Ах! Летом, читая критику на Вашу книгу, я буду чувствовать себя счастливым! Как я буду злорадствовать и ехидно потирать руки! Бррр!

Я купил себе новую шляпу.

Сейчас был у нас Алексей Сергеевич. Завтра мы опять увидимся с ним. Кажется, поедем завтракать. Поклон Василисе и Сереже. А за сим простите за небрежное писанье преданного и не совсем здорового

А. Чехова.

Приложение к письму.

На мой вопрос о судьбе «Ларьки» Суворин сказал:

— Ах, не читал еще, голубушка! Надо прочитать… прочту… Ах, боже мой, такая пропасть хлопот! О чем, бишь, вы? Ах да!

Сейчас получил известие, что мой недавно оженившийся коллега* болен сыпным тифом и плох. Приглашают ехать к нему. Не поеду!!!!

Поклон Архангельским и шапочке в тышечке*.

Лейкину Н. А., 21 марта 1887

244. Н. А. ЛЕЙКИНУ*

21 марта 1887 г. Москва.

21 марта.

Добрейший Николай Александрович!

Сегодня, в субботу, вечером я посылаю курьерским рассказ в «Газету»*; кстати, надумал написать и Вам, не столько ради словопрения, сколько ради успокоения Ваших бушующих невров. Сообщаю Вашим неврам, что завтра я обязательно сяду за рассказ для «Осколков»* и вышлю его заказным, так что получите Вы его во вторник к вечеру. Не сумлевайтесь. На всякий случай я не посылаю «Будильнику» приготовленный для него «Монолог кота»*; сейчас переименую в монологе московские места на питерские* и спрячу его для Вас. — Стало быть, что-нибудь да вышлю. Для рассказа тема имеется, так что засяду на готовое. Итак — будьте покойны.

31-го я еду обязательно. До отъезда я еще буду писать Вам, но и теперь ничто не мешает мне попросить Вас усиленно писать мне письма на юг. Пишите мне, не считаясь визитами и не дожидаясь моего ответа, а за это я Вам буду подробно описывать свое путешествие, которое, по всей вероятности, выйдет странным и диким. Живя в пустынях и степях, беседуя со зверями, тараканя волчиц и диких коз, я, вероятно, буду сильно скучать по цивилизации, а потому Вы поймете цену писем. Непременно пишите.

Вероятно, я простудился в дороге. Насморк, общая слабость, одурение и шум в левом ухе, должно быть, вследствие катара левой евстахиевой трубы. Писать трудно. Больше лежу и лежа читаю. Температура нормальна, аппетит хорош… Поймите болезнь! Никакая медицина не разберет.

Погода у нас мерзкая. Идут снег и дождь, ездят в санях и на пролетках, тепло и холодно… Сам чёрт не разберет, в чем дело.

Вчера узнал, что бывший городской голова Третьяков велел купить для себя 2 экз<емпляра> моей книги*. Значит, понемножку продается…

Свой южный адрес сообщу во благовремении, а пока будьте здравы и невредимы. Поклон Вашим.

Ваш А. Чехов.

Чехову Г. М., 23 марта 1887

245. Г. М. ЧЕХОВУ*

23 марта 1887 г. Москва.

23-го марта.

Дорогой Георгий,

посылаю тебе газетное объявление, из которого ты увидишь, что обещанный мною Пушкин еще не отпечатан и выйдет в свет только в конце апреля. Первое издание разошлось в один день*, так что я даже для себя не мог достать Пушкина, второе же издание печатается в количестве 100 тысяч экземпляров, а поэтому и печатается так долго. Твой дядя П<авел> Е<горович> вышлет тебе Пушкина тотчас же по получении его в Москве. Об этом я просил его, так как сам выслать не могу, ибо в апреле и в мае меня в Москве не будет.

Мою книгу* получишь при необыкновенных обстоятельствах, не позже 1-го дня Пасхи… Если ты умеешь хранить секреты, то тайно, чтобы никто не знал у вас дома, выйди на вокзал в страстную субботу* к 5 часам вечера.

На днях я вернулся из Петербурга*, куда ездил по делам.

Напиши, что это у Вас за пожар был?* Что горело?

Поклонись всем и будь здоров.

Твой А. Чехов.

Чехову Ал. П., 25 марта 1887

246. Ал. П. ЧЕХОВУ*

25 марта 1887 г. Москва.

Г. Гусев!

Я послал Вам на днях письмо*. Ответа нет, значит письмо не получено Вами, иначе я не понимаю Вашей, м<илостивый> г<осударь>, жестокости. Мать ужасно боится за здоровье гг. Гусевых, и долг порядочного чеаэка успокоить ее. Жду и упрекаю в нерадении.

А. Чехонте.

На обороте: Петербург,

Кавалергардская 20, кв. 42

Его высокородию

Александру Павловичу Чехову.

Суворину А. С., 27 марта 1887

247. А. С. СУВОРИНУ*

27 марта 1887 г. Москва.

27-го марта.

Уважаемый Алексей Сергеевич!

Посылаю Вам неважную справку, наведенную мною у одного помещика Зарайского уезда насчет Селивановского имения:

«Орешково, в 5–6 верстах от ст. Дивово, около 400 десятин, в том числе 75 десятин хорошего луга. Состояние имения удовлетворительное. Лес неважный, дом большой и хороший. О продаже имения ничего не слышно. Если Селиванов захочет продать, то в Рязани даже те, кому не нужно, дадут ему сейчас 125 р. за десятину. При продаже С<еливанов>, наверное, запросит 175 р. за десятину, но согласится на 150–140».

В Звенигородском уезде Моск<овской> губ<ернии> продается бывшее имение Шиловского, которое я видел. Имение красивое, уютное, с прекраснейшим парком (пихты и лиственницы), с рекой, прудами, изобилующими рыбой, с церковью, театром, художнической мастерской, со статуями и монументами, которые в лунную ночь похожи на мертвецов, с громоотводами и проч. Стоит 50–60 000. Дом средний. Недостаток: отсутствие вблизи телеграфа (12 верст) и ж<елезной> дороги (30 в<ерст>).