Блондин на коротком поводке - Наталья Александрова

В общем-то, я совершенно не рассердилась, мне самой не хотелось терпеть Филиппа еще лишние полчаса, а потом благодарить его за то, что отвез меня домой. Я, конечно, допускала, что и у него могут быть совершенно иные планы на сегодняшнюю ночь, но он боится сейчас уехать, так как не хочет ссориться со Стасом.

Объясняться с ним не входило в мои планы, и я, воспользовавшись тем, что он по-прежнему меня не замечал, скользнула за угол и быстрым шагом направилась в сторону Невского.

Через несколько минут я поймала частника и без приключений добралась до своего дома.

В квартире было душно. Я раскрыла все окна, переоделась в длинную футболку и вышла на балкон. От абсента, выпитого на вечеринке, в горле пересохло. Я достала из холодильника бутылку минеральной и пила прямо из горлышка. Настроение было так себе. Зачем я болтаюсь в компании Дашкиных приятелей-бездельников? У меня сессия на носу, занятия в последнее время я запустила, со своими собственными друзьями не общаюсь. Они еще подумают, что я хочу подцепить в Дашкиной компании богатенького папиного сыночка. Представляю, что скажет Шурик… Уж он-то за словом в карман не полезет. Мне стало неуютно и одиноко, захотелось вдруг, чтобы кто-нибудь оказался рядом. Даже не просто кто-нибудь, а близкий, родной человек, которого у меня нету, да, пожалуй, и не было.

Родители раньше занимались своими склоками, я их не особенно интересовала. Только с Дашкой можно было поговорить обо всем. Но скоро и этого не будет.

Когда родители развелись и мама уехала в Москву, я даже обрадовалась. Ничуть не тяготясь одиночеством, я жила одна, наслаждаясь тишиной и покоем. И вот сейчас вдруг захотелось чьей-то заботы.

Подумав так, я очень удивилась. Что это со мной случилось? Нужно взять себя в руки. Как только пройдет эта несчастная свадьба, заживу прежней жизнью и выброшу из головы эти бредни.

С такими благими намерениями я легла спать.

Он сидел в стареньком «жигуленке» и пил кофе из пластикового стаканчика. Кофе был жутко невкусный, какого-то бурого цвета, явственно отдавал клопами, но ему необходимо выпить чего-нибудь горячего. На улице конец мая, теплая белая ночь, самое приятное время года в городе. Но сегодня ему не хотелось восхищаться белыми ночами и вспоминать пушкинские строки насчет того, что «…светла адмиралтейская игла…».

Внешне он был спокоен, но внутри все дрожало, и горячая бурда, условно называемая кофе, слегка унимала эту дрожь.

Он провел в машине уже несколько часов, шея ныла от неудобного положения. Было легче, когда он ездил. Ездил вслед за ними по всему городу, останавливался возле кафе с дурацким названием «Пионерский лагерь», а потом возле красивого дома недалеко от Казанского собора. Подъезд был хорошо охраняем, и ему пришлось припарковаться в стороне, чтобы не привлекать внимания к своему неказистому «жигуленку».

Она вышла с подругой из новенькой зеленой «Тойоты», а тот хмырь остался ждать. Человек в «жигуленке» закурил сигарету и тоже настроился на долгое ожидание.

Он должен знать, куда она пойдет, когда выйдет из этого шикарного дома. Однако долго ждать не пришлось, открылась дверь подъезда, и показалась ее стройная фигурка в серых брюках и терракотовой трикотажной кофточке. Он приготовился тронуть машину с места, как только парочка погрузится в зеленую «Тойоту». Не нужно было бы этого делать, но он должен выяснить все до конца.

Ему показалось, что она идет к машине как-то неохотно. Она постояла чуть поодаль, потом, как видно, приняв решение, резко шарахнулась в сторону и почти побежала за угол, стараясь не стучать каблуками. Тот хмырь из иномарки не высунулся в окно и не сделал попыток удержать девушку. Проезжая мимо, водитель старенького «жигуленка» заметил, что он разговаривает по мобильному телефону и, скорее всего, вышедшую из подъезда девушку просто не заметил. А она этим воспользовалась…

Он ударил по газам, потому что стройная фигурка уже скрылась за углом. Он еще подумал, что сейчас в облике девушки чего-то не хватает, что раньше было в ее одежде какое-то яркое пятно, но тут заметил, что она подняла руку и уже садится к частнику. Ночной «бомбист» рванул с места, и водитель «жигуленка» сосредоточился на том, чтобы не упустить его из виду.

Они приехали к хорошо знакомому дому, здесь она живет. Водитель остановился под ее окнами, видел, как она стояла на балконе, дождался, пока в спальне погас свет, и поехал домой, успокоенный и от этого страшно собой недовольный.

А утром начался сумасшедший дом.

Я проснулась от истеричных звонков в дверь.

Толком не придя в себя, я накинула халат, с трудом попав в рукава, и бросилась к дверям. Спросонок даже не спросив, кто ко мне рвется, отворила, и на меня обрушилась Дашка.

Но такой я ее еще никогда не видела!

Лицо у нее было совершенно сумасшедшее. Подбородок трясся, щеки покрылись пятнами темного лихорадочного румянца, глаза подозрительно блестели. Но даже в таком состоянии моя подруга оставалась поразительно красивой.

Дашка буквально упала в мои объятия и зарыдала. Это было первый раз, хотя я знала ее с детства, но ни разу не видела плачущей, а сейчас она буквально захлебывалась злыми слезами.

И все равно была красивой. Даже опухшее от слез, ее лицо поражало яркой, удивительной прелестью.

— Дашка! — я отстранилась от нее. — Что стряслось? Ты можешь мне объяснить, что произошло? Из-за чего ты ревешь?

Но она не могла говорить, она только громче разрыдалась. Я обняла ее одной рукой и повела на кухню, где в шкафчике у меня стояла с незапамятных времен не допитая гостями бутылка водки. Я налила водку в стакан и сунула подруге:

— Пей!

Дашка глотнула, как воду, и захлебнулась, закашлялась. Я изо всех сил хлопнула ее по спине.

В результате этих спасательных мероприятий моя подруга перестала рыдать и посмотрела на меня довольно осмысленно.

— Ну, — предприняла я новую попытку разобраться. — Ты можешь наконец объяснить мне, что случилось?

Дашка попыталась опять зарыдать, но я прикрикнула на нее, влила в рот еще немного водки, и наконец она с трудом пролепетала:

— Катька, ты знаешь, кто я?

— Ну, вроде как знаю, — осторожно ответила я, чтобы не спровоцировать новых рыданий.

— Нет, ты не знаешь! — трагическим тоном заявила она. — Я воровка!

— Дура ты! Что ты такое болтаешь?

— Никакой свадьбы не будет! — выпалила Дашка. — Меня объявили воровкой и выставили из дома!

Я отступила на шаг, чтобы получше разглядеть свою подругу и убедиться, нет ли в ее лице признаков тяжелой душевной болезни: ее заявление было слишком поразительным и странным, чтобы принять его всерьез.

— Дашка, ты бредишь! — произнесла я довольно легкомысленно.

— Если бы! — Ее лицо снова перекосилось, и она зарыдала.

Я встряхнула ее, как куклу, усадила на стул, влила в рот остатки водки и решительно потребовала:

— Немедленно рассказывай! Давай все по порядку! С того момента, когда мы с тобой расстались.

Она судорожно всхлипнула и начала:

— Когда ты ушла, мы со Стасом прошли в парадную гостиную. Там Великий и Ужасный обхаживал парочку крутых американцев, в которых он явно был очень заинтересован…

Великим и Ужасным все за глаза называли Михаила Николаевича Руденко. Я кивнула, ожидая продолжения.

— Ну, вот ему и хотелось показать этим янки, какой у него сыночек и какая у этого сыночка невеста…

— Да, такую невесту никому показать не стыдно! — вставила я реплику, чтобы приободрить и поощрить Дашку.

— Была невеста, да вся вышла! — отмахнулась она и продолжила: — Американцы уже уходили. Мы выпили по коктейлю и распрощались. Великий и Ужасный проводил их до дверей, а Стасу вдруг кто-то позвонил по мобильнику. Он не стал разговаривать при мне, вышел в холл. Потом вернулся и сказал, что не сможет меня проводить — у него неожиданно образовалось какое-то важное дело…

— Среди ночи? — переспросила я.

— Среди ночи, — кивнула Дашка. — Ты же знаешь, Стас иногда любит напускать туману, изображать очень делового… Но ты меня все время перебиваешь, а я и так путаюсь!

— Прости… — Я замолчала, вся превратившись во внимание.

— Ну, я не особенно огорчилась, позвонила домой, вызвала шофера и уехала. Но не успела я толком заснуть… — Дашкино лицо снова перекосилось, и я опять прикрикнула на нее, чтобы предотвратить надвигающийся приступ рыданий. Она взяла себя в руки и снова заговорила:

— Вообще-то я немножко поспала, когда зазвонил мой мобильник. Это был Стас, и он потребовал, чтобы я немедленно к ним приехала.

— Потребовал? — удивилась я. — Что ты, прислуга, чтобы он тебе приказывал?

— Да, я тоже рассердилась и спросила, знает ли он, который час, но у него был такой голос, какого мне еще не приходилось слышать, и я поняла, что случилось что-то ужасное. Короче, я встала, тихонько собралась, чтобы не будить родителей, и поехала к Стасу.