Индийская принцесса - Мэри Маргарет Кей

– Надо надеяться, новый лат-сахиб сумеет прийти к взаимопониманию с эмиром, – сказал Кода Дад. – Иначе неизбежно вспыхнет вторая война между афганцами и раджем, а ведь первая должна была показать обеим сторонам, что ни одна из них не может извлечь выгоду из подобного конфликта.

Аш с улыбкой заметил, что, по словам дяди Каири, Рао-сахиба, никто не учится на ошибках родителей, а тем более дедов. Все люди, когда судят задним числом, убеждены, что поступили бы разумнее, и в попытке доказать это либо повторяют старые ошибки, либо совершают новые, которые станут осуждать их дети и внуки.

– Он сказал мне, – продолжил Аш, – что старики все забывают, а молодые воспринимают события, случившиеся задолго до их рождения, как древнюю историю, как дела давно минувших дней, которые, естественно, велись неправильно, поскольку все принимавшие в них участие – как можно заключить, глядя на оставшихся в живых, – были либо седовласыми подагриками, либо плешивыми старыми болванами. Иными словами, их собственными родителями, бабками и дедами, дядьями и тетками.

Кода Дад нахмурился, недовольный легкомысленным тоном Аша, и сказал довольно резко:

– Можешь смеяться, но было бы неплохо, если бы все те, кто, как я, помнит первую войну с афганцами, и все те, кто, как ты и мой сын Зарин, тогда еще не родились, поразмыслили бы хорошенько над тем конфликтом и его последствиями.

– Я читал о нем, – беспечно ответил Аш. – Не очень приятная история.

– Приятная! – возмущенно фыркнул Кода Дад. – Да уж, приятного в ней было мало, и все принимавшие в ней участие серьезно пострадали. Не только афганцы и ангрези, но и сикхи, джаты, пенджабцы и многие другие, служившие в огромной армии, посланной раджем против отца Шер Али, эмира Дост Мухаммеда. Та армия одержала великую победу, истребив несметное множество афганцев и заняв Кабул, где они оставались два года и, несомненно, собирались оставаться гораздо дольше. Однако в конечном счете им – почти семнадцати тысячам мужчин, женщин и детей – пришлось покинуть город и отступить через горы. И как по-твоему, сколько из них добралось до Джелалабада? Один! Всего один из всей огромной армии, выступившей из Кабула в год рождения моего сына Авал-шаха. Все остальные, за исключением нескольких, взятых в плен сыном эмира, погибли в горах, зверски убитые племенами, которые набросились на них, точно волки на стадо овец, ибо тогда стояла снежная зима и они ослабли от холода. Месяца через четыре мой отец проезжал той дорогой и видел кости, сплошь усыпавшие горные склоны на протяжении многих миль, словно…

– Я тоже видел, – сказал Аш. – Даже спустя много лет они по-прежнему остаются там. Но все это случилось в далеком прошлом, так с какой стати вам беспокоиться? Что вас тревожит, бапуджи?

– Многое, – сдержанно ответил Кода Дад. – Например, история, только что мной поведанная. Она произошла не так уж давно, еще живы многие люди, видевшие то, что видел мой отец, и наверняка есть другие, гораздо моложе меня, которые принимали участие в той резне и впоследствии рассказывали о ней своим детям и внукам.

– Ну и что с того? В этом нет ничего странного.

– Оно так, конечно. Но почему вдруг сейчас, спустя годы, история об истреблении той армии снова рассказывается в городах, деревнях и семействах по всему Афганистану и в граничащих с ним местностях? Я сам слышал ее раз двадцать за последние несколько недель, и это не предвещает ничего хорошего: она порождает самомнение и самоуверенность, побуждая наших молодых мужчин презирать радж и недооценивать его могущество и силу его армий. И любопытно еще одно: рассказчик почти всегда не местный житель. Проезжий купец, или повиндах, или странствующий нищий, или совершающий паломничество праведник, или человек, останавливающийся на ночлег по пути к родственникам, живущим в другой части страны. Эти пришельцы умело рассказывают историю, оживляя ее в памяти людей, которые впервые услышали ее в возрасте десяти, двадцати, тридцати лет и почти забыли, но теперь пересказывают друг другу, исполняются гордости и ведут всякие бредовые разговоры. Я начал задаваться вопросом, не стоит ли за этим что-нибудь. Какой-нибудь план… или некий человек.

– Например, Шер Али или русский царь? – предположил Аш. – Но зачем? Шер Али невыгодно развязывать войну с Британией.

– Верно. Но возможно, этого хочется рус-логам. Тогда Шер Али поспешит вступить в союз с ними, дабы иметь возможность призвать их на помощь в случае надобности. На границе всем известно, что рус-логи уже захватили значительную часть ханских территорий, а если они надежно укрепятся в Афганистане – как знать, не используют ли они его однажды в качестве плацдарма для завоевания Индии? Мне, например, совершенно не хочется, чтобы на смену раджу пришли рус-логи, хотя, честно говоря, дитя мое, я был бы очень рад, если бы радж убрался из нашей страны и власть снова перешла в руки тем, кому она принадлежит по праву, – уроженцам Индии.

– Вроде меня, – с ухмылкой заметил Аш.

– Перестань! Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду: коренным жителям, чьим предкам принадлежала эта земля, а не чужеземным завоевателям.

– Таким, как Великий Могол Бабур и прочие последователи Пророка? – насмешливо спросил Аш. – Они тоже были чужеземцами, завоевавшими страну индов, так что, если радж уберется отсюда, вполне возможно, коренные жители, чьим предкам принадлежала эта земля, в следующую очередь изгонят всех мусульман.

Кода Дад вскипел негодованием, но потом, осознав справедливость замечания, разом остыл и с невеселым смехом сказал:

– Признаюсь, об этом я не подумал. Да, конечно. Мы с тобой оба чужеземцы: я – патхан, а ты… ты и не индиец, и не британец. Но мусульмане пришли сюда много веков назад, и Индия стала для них родиной – единственной, какую они знают. Они укоренились здесь слишком глубоко, их не выкорчевать, а посему… – Он осекся и нахмурился. – С чего вдруг мы завели речь на эту тему? Я говорил об Афганистане. Меня тревожат события, назревающие по ту сторону границы, Ашок, и если ты можешь шепнуть словечко на ухо людям, облеченным властью…

– Кто – я? – перебил Аши расхохотался. – Бапу-джи, вы шутите, наверное. Да кто же станет меня слушать?

– Разве в Равалпинди нет бара-сахибов, полковников-сахибов и генералов-сахибов, которые прислушаются к тебе?

– К младшему офицеру? К человеку, не располагающему никакими доказательствами?

– Но я сказал тебе…

– Что какие-то люди ходят по деревням в пограничных местностях, рассказывая историю о событиях, случившихся еще до моего рождения. Да, я знаю. Но сведения, полученные из вторых рук, не являются доказательством. Мне потребуется больше, чтобы мне поверили, гораздо больше. Без этого надо мной просто посмеются, а более вероятно, резко выговорят мне за то, что я отнимаю у них драгоценное время базарными сплетнями, и заподозрят в попытке выставиться.