«Мы от рода русского…» - Андрей Сахаров

Как поход на Сурож, так и рейд на Амастриду определили два основных направления русского стратегического движения на юг, которое привело к тому, что в восточных источниках X века Черное море стало со временем называться Русским морем. Первое - это но Днепру, затем по северным берегам Черного моря к византийским колониям в Крыму с их центром в Херсоне-се, а позднее - через Северное Причерноморье, Приазовье в низовье Волги на Северный Кавказ и в Закавказье. Второе - все по тому же Днепру, вдоль западного берега Черного моря, через Подунавье к Константинополю и вдоль южного Черноморского побережья. Огромные территории, важные торговые дороги, ключевые стратегические позиции в Северном Причерноморье, Поволжье и Подунавье попадали в сферу внимании складывающейся Руси, что определяло впоследствии основные направления внешней политики Киевского государства на Западе и на Востоке.

Можно пытаться отрицать реальность похода руссов па Сурож и Амастриду, как это делают некоторые западные ученые, можно подвергнуть сомнению и позднейшие русские походы в этих направлениях, но как отрицать систему этих походов, настойчиво пробивающую себе дорогу в течение столетий! Систему опровергнуть невозможно, а в рамках этой системы, чьи контуры, как мы увидим ниже, четко угадываются в IX - X веках, свое определенное место находят два этих первых

известных нам похода, в которых Русь выступает под своим собственным именем.

Как в Суроже, так и в Амастриде руссы заключи,1!!! договор с местными византийскими властями. Но если, вчитываясь в сообщения о Сурожском походе, мы добываем по крохам сведения об этом договоре, конструируя его основные черты, то в случае с амастридским соглашением дело обстоит несколько иначе. В житии есть прямое указание на то, что в ходе переговоров «устраивается некоторое примирение и сделка их (руссов) с христианами (т. е. с греками)».

Амастридский договор весьма напоминает сурожское соглашение: снова руссы клянутся освободить пленных, «сохранить почтение к храмам», т. е. прекратить разграбление православных церквей и монастырей; «божественные сокровища» остаются в неприкосновенности; даруется «вольность и свобода христианам», что могло означать прекращение насилий на захваченной территории. Снова перед нами пример типичного «полевого» мира с традиционным и древнейшим условием освобождения (или обмена пленными). Уже эта повторяемость говорит больше, пожалуй, чем все остальные аргументы в пользу древности и реальности этих первых дипломатических актов рождающегося государства. Оно еще не оформлено ни территориально, ни в смысле внутренней структуры, и перед внешним миром оно предстает пока дерзкими набегами сильных дружин, которым хотя и по плечу штурмы крупных греческих городов-колоний, но которые еще не осмеливаются ударить в сердце метрополии - по Константинополю, этой вожделенной приманке «варварских» государств.

И своеобразным ответом на эту возросшую военную п дипломатическую активность Руси стали усилия союзников- Византии и Хазарин - оградить свои, владения от набегов руссов, по-прежнему держать Русь вдалеке от морского побережья, заступить ей выход на черноморские просторы, в Приазовье по Днепру и Дону.

Именно в середине 30-х годов IX века, т. е. чуть по-зже того времени, когда были совершены оба русских похода вдоль черноморских берегов, хазары обратились к Византии с просьбой оказать помощь в постройке сильной военной крепости на Дону с тем, чтобы воспрепятствовать движению в этих краях кочевых орд и, видимо, опасаясь давления со стороны Руси, которая в конце VIII - начале IX века своими сухопутными и морскими набегами беспокоила границы Византии и Ха-зарии.

Вскоре на Дон прибыли греческие строители во главе со спафарокандидатом1 Петроной: началось строительство крепости Саркел, которая возникла на сухопутной дороге, при переправе через Дон, и должна была прикрыть Хазаршо, а заодно и крымские владения Византии с северо-запада и запада.

Таким образом, первые дипломатические шаги руссов в этом районе приходятся на то время, когда в Причерноморье завязывается сложный международный узел, который надолго определит здесь отношения Руси, Хазарин и Византии. Первая треть IX века - вот хронологическая грань этих событий.

3. В гости к франкам

В 838 году первое русское посольство появилось в Константинополе. И это была уже не легенда, не туманное изложение летописцем каких-то полусказочных, дошедших из глубин веков сведений, где лишь намеки указывали на исторические реалии, как это было с сообщением о путешествии Кия в Константинополь. На сей раз факты дошли до нас в их лаконичном изложении западного хрониста.

В Вертинских анналах, принадлежащих перу епископа Пруденция, фиксировавшего погодно все наиболее важные события, связанные с историей Франкского государства и его правящего дома, содержится запись, весьма пространная по тогдашним канонам, где упоминается о посольстве руссов.

Епископ рассказывает, как в правление императора франков Людовика Благочестивого (814-841 гг.) в столицу империи город Ингельгейм в 839 году пришло посольство из Византии от тамошнего императора Фео-фнла (829-842 гг.) в составе епископа Феодосия Хал-кндонского и спафария ' Феофана. Вместе с византийцами в Ингельгейм прибыли русские послы, которые кружным путем возвращались к себе на родину из Константинополя.

Шел май 839 года.

До так называемого призвания варяжских князей па Русь, с которым норманисты связывают начало государственности на Руси, было еще двадцать три года. Летопись датирует его 862 годом.

Византийские послы привезли Людовику богатые дары и личное послание императора Феофила, в котором тот предлагал франкам подтвердить отношения «мира и любви» между двумя странами.

18 мая 839 года византийское посольство было торжественно принято в тронном зале императорского дворца в Ингельгсйме. А далее Пруденций пишет: «Послал он (Феофил) с ними (послами) также некних людей, которые говорили, что их зовут рос, и которых, как они говорили, царь их, по имени Хакан, отправил к нему (Феофилу) ради дружбы». В своем послании к франкскому императору Феофнл просил Людовика милостиво предоставить русским послам возможность вернуться на родину и дать им охрану, так как пути, какими они прибыли в Константинополь, «шли среди варваров, весьма бесчеловечных и диких племен», и он не желал подвергать их опасности. Согласно сообщению западного хрониста, Людовик Благочестивый расспросил послов о причинах их появления в землях франков и узнал, что они являются «свеонами». Поскольку лишь за два года до этого, т. е. в 837 году, «свеоны», т. е. шведы, совершили устрашающий набег на владения франков, то послов, естественно, заподозрили в шпионаже, в том, что они являются разведчиками и провозвестниками нового выхода скандинавов в земли франков.

Послов задержали до выяснения их истинных целей появления в Ингельгейме, причем у Пруденцня сказано, что «пришли они скорее шпионить, чем искать дружбы:». В ответном письме к Феофилу император франков писал: если послы окажутся невиновными, он их либо отпустит на родину, либо вернет обратно в Византию с тем, чтобы византийский император поступил с ними так, как сочтет необходимым. На этом информация хрониста заканчивается, и дальнейшая судьба русского посольства остается неизвестной.

Итак, вскоре после нападения русской рати па Амастриду, которое случилось в 30-х годах IX века, Византия принимает уже первое официальное посольство Руси. И не Новгорода, не Киева, не какого-то другого города, племени или конфедерации племен, а посольство народа, который греки назвали «рос». Так впервые в источнике Русь выступает на дипломатическом поприще как государство под своим собственным именем.

Все впервые: первые сведения о полянах в Константинополе, первое появление Руси на черноморских берегах, первое упоминание о договоре, мирной сделке, заключенной в Амастрнде, наконец, первое упоминание о русском посольстве. И еще не раз мы, знакомясь с государственной практикой Древней Руси, с зарождением ее дипломатии, будем встречать это слово - «;впервые», но уже сейчас можно сказать, что перед нами выстраивается неодолимый ряд признаков складывания древнерусской дипломатической практики, который стремительно ведет нас вверх, к овладению Русью всеми тогдашними международными дипломатическими стереотипами, и прежде всего теми, которыми уже овладели Византия и империя франков - эти две великие наследницы античной государственности, и том числе дипломатических канонов античного мира.

Запись Пруденция, кажется, не оставляет никаких сомнений в том, что речь идет о русском посольстве сначала в Византию, а затем и к франкам, но в то же время она порождает и немало вопросов и создает почву для сомнений, особенно, конечно, предоставляет место воображению норманистов, всем, кто изначально исходит из того, что до призвания варягов Русь просто не могла создать ни собственного государства, ни тем более дипломатии в столь ранние времена. Ну, X-XI века, как говорится, куда ни шло, деваться некуда, но в первой трети IX века!..