Четвертый батальон - Рамон Диестро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда мы отходим метров на четыреста от деревушки, созревает план посеять панику в рядах врага. Быстро устанавливается мортира, — на это не нужно много времени, — и первый оглушающий выстрел будит спящую деревушку. Мгновенно переносим мортиру метров на сто в сторону и посылаем второй и третий снаряды. Так в течение нескольких минут мы меняем «огневые позиции». Трудно представить, что делается в стане врага. Определить, откуда летят уничтожающие снаряды мортир, выводящие из строя при удачном попадании до тридцати человек, почти невозможно. Сонному врагу, который открыл беспорядочную стрельбу, наверное, кажется, что он окружен со всех сторон.
Мы слышим совершенно непостижимую перестрелку на территории деревушки. Фашисты в темноте принимают друг друга за врагов. Это нам и нужно. Не израсходовав и десятой части запаса мортирных снарядов, мы быстро удаляемся и скоро, еще до наступления полного рассвета, стучимся в дверь Фелисе Луканди. Мы устанавливаем мортиру посреди комнаты, выкладываем снаряды, и Дельбаль рапортует о первой вылазке республиканских «пакко».
Как счастлив Луканди! Он бормочет что-то, обнимает каждого из нас и, наконец, говорит:
— Если они «пакко», то мы должны называться так, как именуют лучших стрелков в Советском Союзе.
Мы провозглашаем «ура» и принимаем посвящение в «ворошиловские стрелки».
За нами закрепляется это имя. Отныне нашу восьмерку зовут «ворошиловцами». Мы часто совершаем далекие разведки в тыл врага, и нашим оружием служат уже не одеяла, а винтовки с оптическим прицелом, которые бьют еще более метко, чем африканские ружья.
Три недели мы стоим на месте. В Лас-Навасе — почти мирная обстановка. Но вскоре четвертый батальон, как и в Навальперале, начинает по-ротно нести службу на передовых позициях. Враг тоже покинул свою деревушку. Траншеи республиканцев и фашистов отделяют какие-нибудь пятьсот метров.
Неделю нам не подвозят продуктов. Поле усеяно пустыми консервными банками. Вчера мы проклинали эти сардинки — единственный наш неприкосновенный запас, которыми питаемся третий день. Сегодня мы делаем уже вылазки за банками, выброшенными из окопов. Ни в Лас-Навасе, ни в траншеях нет ни одной банки консервов, ни крошки хлеба. Охотники за пустыми банками возвращаются ползком. Враг, находящийся рядом, не должен знать о том, что мы подтягиваем животы поясами.
— Богатый улов, — радостно возвещает Панчовидио, забираясь в окоп. И он показывает, приплясывая, содержимое двух банок.
— Хорошо быть сытым, — философски изрекает Хулиан Палатиос. — Если бы вчера мы были так же голодны, как сегодня, в этих коробках не осталось бы ни одного хвоста сардинки, а так мы имеем четыре нетронутых рыбёшки.
Да, это точно подсчитано. В трех банках найдено четыре сардинки.
Франциско, цитируя Горация, произносит глубокомысленно:
— Время бежит, и я предлагаю продлить мудрость на день.
Мы догадываемся, что скрывается за словами толстого Франциско.
— Тебе хорошо, верблюд, ты нажрался в Мадриде и питаешься сейчас, как твой двугорбый собрат, жировыми отложениями.
Франциско виновато бормочет:
— Честное слово, я не собираюсь у вас просить и четвертушки сардинки, но на вашем месте я съел бы ровно половину, чтобы завтра снова найти в этих банках две сардинки.
Мы смеемся и великодушно предлагаем ему полсардинки. Пиршество идет во-всю. Панчовидио развертывает перед нами свои исключительные кулинарные познания.
— Есть сны, и существует явь, — начинает он спокойным голосом рассказчика, приготовившегося к долгому повествованию. — Вам могут присниться слоеные пирожки с начинкой из петушиного гребня. Это сон сластены. Бойцы республики должны видеть только реальную явь.
Широким жестом Панчовидио показывает нам на простирающееся за окопами поле.
— Вот вам картошка, обычная картошка, гарнир, который растет у нас под носом. Вы знаете, — с неожиданной поспешностью говорит Панчо, — что из этих плодов можно приготовить двенадцать самых разнообразных блюд!
Мы глотаем слюну и слушаем сказочное меню Панчовидио. Он перечисляет:
— Пюре, картошка «в мундире», печеная на углях, жареная…
— Но где взять масло? — робко спрашивает Попэй.
— Масло? — презрительно обрывает его Панчовидио. — Жалкий неуч! — И он делает ошеломляющее открытие: слава лас-навасской картошки заключается в том, что она жарится в собственном соку.
Я слышу, как урчит у меня в животе от этой новости. Что бы мы отдали за одну такую картофелину!
Но червь сомнения грызет нас, и мы зовем на консультацию Фигаруа — бойца-крестьянина, известного в батальоне под кличкой «шериф». Он все знает, особенно в области, относящейся к сельскому хозяйству. Фигаруа с видом знатока подтверждает, что картошка Лас-Наваса действительно хороша.
— Но где вам, товарищи студенты! — вежливо роняет он. — Вот если бы нам разрешил капитан, мы притащили бы целую тонну.
Диего де Месса обижен за все студенчество и почти злится.
— То есть как это! Если бы не обстрел, студенты давно накопали бы для всего батальона!
«Шериф» притворно покатывается со смеха.
— Вы бы накопали? Да нужно же уметь!
Чорт побери! Мы оскорблены в наших лучших чувствах. Немедленно снаряжается делегация к Луканди. Мы просим о разрешении отправить маленький продовольственный отряд на копку картошки. Мы доказываем всю безопасность такой экспедиции: во-первых, враг не ел дольше нашего, у него нет даже остатков сардин, а поэтому и никаких сил для стрельбы…
— Согласен, — говорит Луканди и, обсуждая все меры предосторожности, утверждает состав «бойцов-огородников».
Всего пойдет четырнадцать человек — семь крестьян и семь студентов. Крестьян ведет Фигаруа, студентов — Хулиан Палатиос. Мы заключаем дружеское пари. Тот, кто накопает меньше картошки, кормит бригаду-победительницу чудесным обедом в Лас-Навасе в первый же день нашего отдыха.
Мы жили очень дружно с бойцами-крестьянами, любили друг друга, и у нас никогда не было никаких разногласий. И этот поход на картофельное поле превращается в спортивное соревнование двух «команд», так свойственное нашим пылким натурам.
Крепкими узлами стянуты рукава на рубашках, узел и на воротнике — и четырнадцать самодельных мешков готовы. Мы желаем счастливого пути «огородникам».
Фигаруа дает на «старте» дружеские советы бригаде студентов, как легче копать картошку. Наша бригада внимательно выслушивает «картофельные инструкции». В семерке — Диего де Месса, Палатиос, Попэй, мой брат, Панчовидио, Хулио Ромео, Кастаньедо.
Осторожно крадутся они за двенадцатью блюдами Панчо. От камня к камню. От дерева к дереву. Мы наблюдаем с затаенным вниманием. Враг их заметил. Слышны одиночные выстрелы. Мы видим, как работают маленькими лопатками наши четырнадцать друзей и как беснуется враг, сам, должно быть, облюбовавший это лакомое поле. Мы, как
