Бриллиантовый шепот - Ольга Завелевич

Конец 17-го – начало 18-го года Корунов вспоминал с особым отвращением. То заключали перемирие с немцами, то вновь начинались боевые действия. Пользуясь временными затишьями, немцы успешно продвигались на восток, захватывая практически без боя территории и населенные пункты. Части царской армии, полностью деморализованные антивоенной пропагандой, бежали, бросив оружие или продав его противнику, отдельные разрозненные отряды вновь сформированной Красной гвардии не могли оказать немцам никакого сопротивления.

Кончилось все Брестским миром. Сергей Георгиевич понял, что больше он не нужен ни отечеству, ни армии, то есть двум понятиям, которым он честно служил всю жизнь. Его просто вышвырнули со службы, а, заодно, и из жизни. Вернувшись через месяц в Москву, он поселился в небольшой квартирке, принадлежавшей еще его родителям.

Бывший офицер оказался без средств к существованию. Неделю прожил на небольших запасах продуктов и обесценившихся денег, но что делать дальше, не мог решить.

Для военного, не имеющего никакой гражданской специальности существовало лишь два пути. Можно было идти служить в формирующуюся Красную Армию, что сулило должность, денежное довольствие, продуктовый паек. Взамен от него требовались опыт и знания кадрового офицера. Сергей Георгиевич знал, что некоторые его бывшие сослуживцы служат теперь большевикам, не осуждал их, но себя пересилить не мог. Большевики ассоциировались у него только с агитаторами в его бывшем полку, призывавшими к дезертирству и братанию с немцами, с позорным Брестским миром. Или надо было бежать на Юг, на Дон, где зарождалось белое движение. Но и тут что-то останавливало полковника. Одно дело стрелять во врагов, а совсем другое – в своих же, пусть и глубоко неприятных ему, но своих.

Встреча с Петей внесла еще большую неразбериху в его размышления. Он понимал, что Лидии Петровны и Павла нет в живых, значит надо оставить мальчика у себя. Но и его жизнь висела на волоске. Сделал сегодня первую вылазку в город и сразу понял, что никакая штатская одежда не скроет выправку бывшего офицера – события на базаре это ясно показали. У Корунова и мысли не мелькнуло сдать мальчика в детский дом, однако он понимал, что, в случае угрозы, бежать с ребенком будет гораздо сложнее. А угрозу он чувствовал кожей как любой человек большую часть своей жизни проведший на войне или во вражеском тылу. Пепельница уже переполнилась, дым щипал глаза, но решение не приходило. Рассудив, что утро вечера мудренее, и надо прежде всего узнать, что случилось с Бельскими, Сергей Георгиевич тоже прилег.

Глава 10

Утро началось с хозяйственных забот. Корунов зашел к дворнику и, дав денег и кое-какие безделушки, попросил его жену купить одежду для мальчика и немного еды. Мелкие вещицы пользовались спросом у деревенских жителей. Проникнувшись идеей всеобщего равенства, они претворяли ее в жизнь своими методами. Предметы городского обихода внедрялись в деревенский быт. Антикварная мебель, изящные фарфоровые безделушки соседствовали в избах рядом с деревянными нестрогаными лавками, полатями и грязными лоскутными одеялами. Деревенские красотки щеголяли в городских платьях забывая, правда, что их надо стирать, хоть изредка. Все это добывалось путем натурального обмена на продукты, а иногда – просто грабежом.

Дворничиха вернулась довольно быстро. Принесла ношеную, но еще достаточно крепкую одежду и немного еды. Сергей Георгиевич поставил кипятить воду для чая и зашел в комнату к Пете. Мальчик уже не спал. Корунов присел около него и ласково погладил по голове:

– Выспался, Петенька?

Мальчик молча кивнул, и глаза его наполнились слезами.

– Что с тобой? – засуетился Корунов. – Все уже позади.

– А вы меня не отдадите обратно?

– Нет, обещаю тебе. Ты успокойся, вставай, умывайся и одевайся. Вот тут для тебя одежда. Извини, не последняя парижская мода, конечно, но носить можно.

Петя слабо улыбнулся:

– Спасибо.

– Затем мы с тобой позавтракаем, – обрадовано продолжал полковник, – и уже на сытый желудок будем думать, как жить дальше.

Насчет сытого желудка Корунов несколько преувеличивал. К тому же он старался есть поменьше, оставив Пете большую порцию. Бедному мальчишке после детдомовской еды скудный завтрак показался сказочной трапезой. Подождав, пока Петя доел все, что еще оставалось на столе, Корунов закурил и осторожно приступил к расспросам.

Рассказ мальчика был прост и страшен. Сергей Георгиевич уже вчера догадался, что его друзей нет в живых, но даже предположить не мог всего кошмара, пережитого Петей. «Кто же их убил?» – мучительно думал Корунов. Никаких богатств в семье не было. Доктора любили все: за его добродушие, врачебное искусство, готовность помочь больному в любое время дня и ночи. Павел Спиридонович олицетворял собой настоящего земского врача – тип людей уже исчезающий в котле войн и революций. Полковник тоже связал гибель Бельских с визитом ночного гостя, но как ни ломал себе голову, не мог сообразить, кто был этот человек. Обращаться к властям с требованием расследовать преступление было бессмысленно. Никакой реальной власти или хотя бы минимального порядка не было. Была борьба мелких и крупных банд, отдельных людей за эту самую власть. «Никто не будет заниматься расследованием смерти какого-то врача и его жены, – с горечью подумал Сергей Георгиевич, – спишут на случайных заезжих бандитов».

По стране бродило несметное множество лихих людей: уголовники, выпущенные декретом Временного правительства из тюрем, дезертиры, разорившиеся крестьяне, подавшиеся в город и не нашедшие там пристанища. Весь этот сброд сбивался в стаи, банды, «революционные отряды», «контрреволюционные отряды» и так далее. Названий было много, суть одна – грабежи и убийства. За годы войны и революции человеческая жизнь совершенно обесценилась. Убивали за деньги, драгоценности, еду и одежду, «большевистскую сволочь» и «контру». Поводов было – хоть отбавляй! Любая революция, как ее не назови, хоть Великая французская революция, хоть восстание сипаев, быстро срывает с человека тончайший слой десяти заповедей, усиленно внушаемых ему родителями, обществом, религией, охраняемый законом, городовым, шерифом, констеблем, и из-под этой весьма хрупкой маски вылезает его истинная натура. Почему не грабить, не воровать, если за это ничего не будет? Принцип: «Мое – мое и твое – мое» проявляет себя в периоды войн и революций как никогда лучше.

Петя между тем продолжал свой трагический рассказ. Несколько раз Корунов давал ему попить, обтирал лицо мокрым полотенцем, предлагал отдохнуть и продолжить завтра, но мальчик упорно тряс головой и продолжал говорить. «Может и лучше. Ему надо выговориться, не держать весь этот ужас в себе. Потом станет легче», – решил Сергей Георгиевич и продолжал внимательно слушать, изредка гладя ребенка по голове.

После смерти родителей, Петя попал в детский дом. Было и еще одно название у таких заведений «Детские дома для морально – дефективных детей». Ведала этим делом ЧК, одно название которой уже начало наводить ужас на обывателей. Методы воспитания и опеки в данных заведениях были соответствующие.

Колонии располагались в бывших усадьбах и монастырях. Петя попал туда зимой, в самые морозы. В комнатах не топили: не было дров. Жалкие запасы, сделанные летом, шли на отопление комнат начальства и воспитателей. Туда же уходила скудная еда, выделяемая воспитанникам. Но даже не это было самым тяжелым. Беспризорных отлавливали везде: на вокзалах, рынках, улицах, подвалах и чердаках. Это были не только дети, потерявшие родителей, но и малолетние бандиты, уже хорошо усвоившие законы воровской жизни. Некоторым из них было и больше восемнадцати, они успели побывать в бандах и специально занижали свой возраст, чтобы избежать расстрела за бандитизм. Их тоже отправляли в колонию «на перевоспитание», где они и устанавливали уголовную вольницу и свои порядки. Младших воспитанников нещадно избивали, отбирали жалкие крохи еды, которую выдавали детям, чтобы не умерли с голоду, заставляли воровать. Ворованное сдавали старшим. Ослушников снова били, проигрывали в карты. Именно поэтому Петя попался вчера на базаре. Он не умел и не хотел воровать, но голод и побои сделали свое дело. Начальство смотрело на все сквозь пальцы.

– Небось свою долю тоже имели, сволочи! – сквозь зубы прошипел Корунов.

Выдержка на минуту изменила ему, но он быстро взял себя в руки. Дослушав до конца жуткий рассказ, он прижал к себе мальчика, вытер ему лицо и сказал:

– Все, Петр. Теперь все позади. Ты будешь со мной и я сумею тебя защитить. Спокойной жизни я тебе не обещаю, возможно нам с тобой придется уехать из Москвы, но один ты не останешься и не в какую колонию больше не попадешь Сейчас отдыхай, набирайся сил, они тебе скоро понадобятся.

Полковник даже не предполагал, насколько скоро.