Замурованная царица - Даниил Мордовцев

Улицы и площади города, за несколько минут столь шумные, быстро начали пустеть, потому что около тропиков ночь наступала почти моментально, и движение по неосвещенному городу являлось более чем неудобным.

Но вот и пилоны храма богини Сохет.

— Где начало вечности? — спросил чей-то голос наших спутников.

— Там, где ее конец, — отвечал Пенхи.

Это был условленный лозунг. От одного из пилонов отделилась темная фигура.

— Следуйте за мной — богиня ждет, — сказал тот, кто стоял у пилона.

— Верховный жрец богини, святой отец Ири, — пробормотал Пенхи в смущении.

— Я его младший сын и посланец.

Они все трое вошли во внутренний двор храма. Хену испуганно схватила старика за руку.

— Богиня глядит, — прошептала она.

Действительно, из мрака тропической ночи выступала, отливая фосфорическим синеватым светом, львиная голова странного божества. Голова в самом деле глядела живыми львиными глазами. Пенхи невольно упал на колени: он еще никогда не видел ночью богиню Сохет. Пенхи суеверно молился страшному божеству. Хену стояла с ним рядом и дрожала.

— Божество милостиво: только чистому существу оно открывает свой светлый лик, — сказал тот, который называл себя младшим сыном верховного жреца Ири. — Встань, непорочное дитя, иди за мною.

— Я с дедушкой, — робко проговорила Хену.

— Конечно, с дедушкой. Идите, верховный отец наш ждет Пенхи и его внучку Хену.

Все трое пошли направо, где находилось помещение верховного жреца. Оно было ярко освещено массивными восковыми свечами в высоких канделябрах. На небольшом бронзовом треножнике курилось легкое благовоние.

Верховный жрец встретил пришедших ласково.

— Какое прелестное дитя! — сказал он, подходя к Хену. — Как тебя зовут, маленькая красавица? — ласково спросил он, гладя курчавую головку девочки.

— Хену, — отвечала она, нисколько не сробев: старый толстяк показался ей таким добродушным дедушкой.

— А сколько тебе лет?

— Двенадцатый, а потом пойдет тринадцатый.

— Ого, как торопится расти, — рассмеялся жрец, — это пока, до семнадцати лет, а там начнет расти назад и убавлять свои года. А есть у тебя мать?

— Нет, мама умерла: она там, в городе мертвых, — печально отвечала Хену.

— А отец? — Девочка молчала; за нее ответил дед.

— Он давно в плену, святой отец, его взяли финикияне в морской битве при устьях Нила, у Просописа, и продали в рабство в Троиду.

— В Троиду! О, далеко это, далеко, на дальнем севере, — проговорил старый жрец. — Я знаю их город Трою; я был там давно с поручениями от великого фараона Сетнахта, и царь Приам принял меня милостиво. Я там долго пробыл и старика Анхиза знал, и Гекубу… А теперь, слышно, Трою разрушили кекропиды из-за какой-то женщины. О, женщины, женщины! [7]

Старик разболтался было, но скоро опомнился: ведь он верховный жрец, и притом богини-женщины…

— Бедный Приам! — сказал он как бы про себя. — Сын мой, — обратился он к младшему жрецу, приведшему к нему Пенхи с внучкой, — поди, приготовь в святилище богини.

Младший жрец вышел. Ири также удалился в соседнюю комнату, чтобы надеть на себя священную цепь и мантию.

Хену, оставшись одна с дедом, с жадным любопытством и боязнью осматривала помещение верховного жреца. Изображения божеств внушали ей суеверный страх, зато опахала из страусовых перьев, украшенные золотом и драгоценными камнями, приводили ее в восторг.

Скоро появился и Ири в полном облачении. В руке он держал блестящий бронзовый систр, который при сотрясении издавал музыкальный звук, похожий на треск цикад.

— Дитя мое, — обратился Ири к Хену, смотревшей на него большими изумленными глазами, — ты смотрела в священные очи бога Аписа?

Девочка не знала, что сказать, боясь ответить невпопад. Она посмотрела на деда.

— Отвечай же, дитя, — сказал старик. — Тогда, во время священного шествия бога Аписа ты упала перед ним на колени и видела его глаза?

— Видела.

— А что чувствовала ты, когда бог взглянул на тебя?

— Я испугалась.

— Это священный трепет — в нее вошла божественная сила, — пояснил верховный жрец. — А теперь идем. Ири взял длинный посох с золотой головкой кобчика наверху, и они вышли на двор. В темноте снова выступила голова льва, освещенная как бы изнутри фосфорическим огнем.

— Богиня благосклонно открывает тебе свое божественное лицо, — сказал жрец Хену, снова оробевшей.

Преклонив колена перед статуей матери богов, они прошли дальше и вошли в самое святилище. И там было изображение Сохет рядом с изображением Пта. От жертвенника синеватой струйкой подымался дым курения, толстые, как колонны, восковые свечи в огромных подсвечниках освещали жилище богини.

Верховный жрец, преклонившись перед божеством и опираясь на посох, правой рукой сделал движение в воздухе, потрясая систром. Раздались тихие музыкальные звуки, словно бы они исходили из огромной бронзовой головы матери богов. Голова невнятно, глухо проговорила несколько слов, которые жрец повторял за нею:

— Пта, Сохет, Монту, Озирис, Горус, Апис…

За жертвенником послышался странный звук, точно шипение змеи. И действительно, из-за жертвенника выползла большая серая змея. Увидев жреца, она свилась спиралью, и только плоская голова ее дрожала и вытягивалась, выпуская черное, раздвоенное жало-язык.

Жрец стукнул посохом, и змея поползла к Ири, к его посоху. Он еще стукнул, и пресмыкающееся, коснувшись головой посоха, обвилось вокруг него и стало спиралью подниматься вверх, к руке жреца.

— Священный уреус благоволит принять жертву из рук чистого существа, — проговорил Ири, потрясая систром.

Тогда из-за завесы, скрывавшей дверь позади жертвенника, вышел младший жрец. Он держал в руке какую-то маленькую птичку.

— Хену, чистое дитя, возьми жертву, — сказал Ири, обращаясь к девочке, которая, казалось, застыла в изумлении и ужасе.

Младший жрец передал ей птичку, которая даже не билась в руках. Змея, держась спиралью на посохе, повернула голову к птичке. Глаза пресмыкающегося сверкали.

— Дитя, отдай жертву священному уреусу, — сказал Ири.

Девочка не двигалась, она не спускала глаз со змеи.

— Пенхи, сын мой, подведи девочку, — сказал жрец старику.

Тот повиновался и подвел девочку к посоху, к самой змее. Змея потянулась к птичке.

— Пусть отдаст, — сказал жрец.

Рука Хену автоматически потянулась вперед, и змея моментально схватила птичку.

— О, дедушка! Она глотает птичку! — вся дрожа, проговорила девочка, цепляясь за старика.

— Жертва принята, — торжественно произнес верховный жрец, вставая.

Змея быстро соскользнула с посоха и уползла за жертвенник. Тогда Ири подошел к Хену и, желая ободрить ее, стал гладить и целовать ее голову.