Флаг миноносца - Юлий Анненков

Они пожали друг другу руки и разошлись. Но оба так и не спали до утра.

3. ФЛАГ МИНОНОСЦА

Утром, еще в темноте, батареи выходили на строевые занятия. Повороты, строевой шаг, приветствия отрабатывали по отделениям. На морозе голос быстро сдавал. Сомин до хрипоты в горле водил свою восьмерку по плацу:

- Напра-во! Пр-рямо! Шагом... марш!

Сомин чувствовал, что командует он плохо. Замерзшие бойцы ходили вяло, поворачивались вразброд. Наконец весь дивизион выстраивался в одну колонну. Теперь командовал мичман Бодров. Сомин с облегчением становился в строй. Бодрову мороз был нипочем. Его голос был слышен на всем плацу:

- Ди-визион... Смирно! - все застывали как вкопанные. - Стр-раевым... Марш! - ревела луженая морская глотка. Сомин не узнавал своего отделения. Теперь все шли бодро, стройно, с размаху печатая шаг по замерзшей мостовой. Вот что значит настоящий командир!

После завтрака начинались занятия на орудии. Вот тут-то было самое трудное. Как научить этих восьмерых готовить орудие к бою за тридцать секунд? Пока откидывали борта машины, опускали стопора, снимали чехол, подымали ствол и рассаживались по местам, проходило не меньше двух минут. Сомин раздражался, снова давал команду "Отбой!" и повторял все сначала, но выходило не лучше. Подносчик снарядов Куркин - коротышка с маленькими руками и ехидными глазками, которого в дивизионе прозвали "Окурок", - сам имел звание сержанта. Лет десять назад он был на действительной в пехоте и теперь не упускал случая втихомолку подшутить над "командующим". Увалень Писарчук старался изо всех сил, но вечно опаздывал. Он путал цифры скорости и дальности самолета, пыхтел, краснел и, наконец, махнув рукой в рукавице, оставлял в покое прицельный механизм.

Временами Соминым овладевало отчаяние. Ясно - расчет не способен вести огонь. И это известно пока только ему одному - сержанту Сомину, который не в силах обучить этих восьмерых. Каждый из них сваливал вину на другого. Во время занятий начиналась перебранка. "Огонь" открывали несвоевременно. Наводчики сваливали вину на прицельных, прицельные на наводчиков, а как работают остальные, вовсе нельзя было проверить без стрельбы боевыми снарядами. Сомин возненавидел обойму с деревянными снарядами, которые употреблялись для тренировки, в то время как в зарядных ящиках лежало две сотни боевых снарядов с сияющими медью гильзами и черными масляными головками.

Теоретически Сомин знал устройство орудия хорошо, но на занятиях матчастью произошел досадный конфуз.

- Вот это затвор, - объяснил Сомин. - Запомните: скользящий, вертикально падающий. Вставляется он так... Видите? Теперь вставляем мотыль...

Мотыль не вставлялся. То ли затвор был вставлен неправильно, то ли не совпадали шлицы. Руки в неуклюжих рукавицах не слушались. Упрямые стальные детали никак не лезли в люк люльки. Сзади раздался осторожный смешок Куркина:

- Не лезет!

- А вы молотком! - посоветовал второй подносчик Лавриненко.

Этот Лавриненко был антипатичен Сомину с первого дня. Одевался он неряшливо, то и дело вступал в пререкания и без конца рассказывал дурацкие истории из своей практики железнодорожного проводника. Его желтые зубы вечно что-то жевали.

- Молотком стукните разок, товарищ сержант, оно и влезет.

Сомин только что поранил себе руку. Издевательский совет Лавриненко вывел его из себя. У Сомина вырвалось грубое ругательство, где, помимо бога, упоминалась даже его мамаша.

- Причем бог, когда сам дурак? - резонно отпарировал Лавриненко. Все расхохотались.

- Преподобный Лавриненко! Не любит, когда бога ругают! - смеялись артиллеристы.

Сомин, бледный от ярости, продолжал биться над сборкой стреляющего механизма. Конечно, Лавриненко надо было отчитать как полагается за его реплику, но ведь он сам показал пример, нецензурно выругавшись, а главное - раньше всего нужно было собрать механизм.

Старшина батареи Горлопаев уже объявил перерыв. Бойцы соседнего расчета, натянув на орудие брезент, отправлялись на обед. Из-за угла показался командир части. Сомин подал команду "Смирно!" и бегом бросился доложить.

- Товарищ гвардии капитан-лейтенант, расчет первого орудия зенитно-противотанковой батареи занимается изучением матчасти.

В левой руке Сомин держал злосчастный мотыль. Правая, поднятая к головному убору, была измазана кровью.

Командир части смотрел на сержанта с нескрываемым презрением.

- Почему задержались? Через две минуты задраить орудие! - Он отогнул рукав с золотыми нашивками и взглянул на хронометр.

Сомин бросился к орудию. Прицельный Белкин выхватил у него из рук мотыль и сразу вставил его на место. Бойцы уже опускали ствол орудия, подымали борта машины. Громоздкий задубевший на морозе чехол не слушался. Кое-как его, наконец, натянули. Сомин сам завязал кожаные тесемки у основания ствола и спрыгнул с машины.

- Плохо! - отрубил капитан-лейтенант. - Четыре минуты с половиной. Нужно научить, а потом командовать, а не хвататься самому. Иначе вас уничтожат в первом же бою. Делаю вам замечание.

После этого случая Сомин решил поделиться своими тревогами с комиссаром. Это было нелегко. Он собирался дня два и, наконец, в свободное время пошел в штаб. Там его встретил майор Будаков:

- Ну, как дела, сержант? - Начальник штаба расправил привычным жестом пушистые усы. - Садись, сержант. На, кури! - Он протянул коробку "Казбека". Сомин уже давно не видал папирос. От махры во рту стояла горечь. "Словно куры ночевали" - как образно выражался Валерка Косотруб. Этот ладный, острый на словцо морячок все больше нравился Сомину. Он даже вытравил в соленой воде свой синий воротник, чтобы сделать его бледно-голубым, как у Косотруба. (Признак настоящего, бывалого моряка).

Сомину очень хотелось взять папиросу, но что-то внутри подсказывало: не надо.

- Благодарю, товарищ майор. Только что курил.

- Ну, как хочешь, - начальник штаба пустил в потолок тоненькую струйку дыма. - Ты мне нравишься, Сомин. Парень культурный ты, выдержанный. Заберу я тебя, кажется, в штаб.

- "Ну, нет! - сказал про себя Сомин. - Хоть и неважный я командир, а все-таки артиллерист, а не писарь". Он ответил сухо, вытянувшись, как положено по форме, хотя начальник штаба определенно старался завести неофициальный разговор:

- Где прикажут, товарищ майор, там буду служить. Разрешите пройти к комиссару части.

Комиссар слушал, не перебивая, взволнованную речь сержанта и думал о том, что этому пареньку не так легко стать настоящим командиром, но все-таки он станет им. А капитан-лейтенанту нужно будет мягко посоветовать не делать замечаний младшему комсоставу при рядовых.

- Вот так получается, товарищ комиссар, - закончил Сомин. - Пока что не оправдываю вашего доверия.

- Значит, вы просите освободить вас от должности командира орудия. Так я вас понял?

- Нет, товарищ комиссар. Я справлюсь обязательно. Я не прошу освободить. Просто я хотел, чтобы вы знали, где в дивизионе слабое место, пока...

Комиссар улыбнулся:

- Правильно сделали, что пришли. Я знал, что вам будет нелегко, но командиров зенитных орудий у нас нет. Значит, хочешь - не хочешь, а придется вам стать настоящим командиром-зенитчиком. Завтра прибудет из госпиталя ваш командир батареи. Поговорите с ним начистоту. И вот еще что: я хочу, чтоб вы провели беседу о защитниках Ленинграда. Материал получите в комсомольском бюро.

Секретаря комсомольской организации части Сомин не знал. Он отсутствовал все время, и его замещал военфельдшер - член комсомольского бюро Юра Горич - шумный высокий парень с ослепительными зубами и мускулами атлета. Горич считал, что сделался медиком по ошибке и надеялся стать строевым командиром. Матросы любили его за веселый характер, отзывчивость и доброту. Комсомольской работой он занимался охотно, хоть и не очень умело.

На следующий день, в воскресенье, Сомин пошел в комсомольское бюро. Лейтенант, сидевший за столом, что-то писал. Когда Сомин открыл дверь, он поднял голову. Лейтенант был еще очень молод, не старше двадцати двух лет. "Где же я видел это лицо? - вспоминал Сомин. - Высокий, ясный лоб, четкие брови, светлые каштановые волосы. Ласковые, как у девушки, синие глаза".

- Разрешите обратиться, товарищ гвардии лейтенант? Сержант Сомин из зенитно-противотанковой батареи. Мне нужен секретарь комсомольской организации.

- Я - секретарь комсомольской организации дивизиона.

Лейтенант встал и вышел из-за стола, и тут только Сомин понял, что это был тот самый командир, который привез его в эту часть.

- Мы ведь с вами уже знакомы, товарищ сержант, - сказал он, - а сейчас, надеюсь, познакомимся поближе.

- Вы - командир зенитной батареи! - радостно выпалил Сомин.

- Совершенно верно. Командир зенитной батареи, Андрей Земсков. К несчастью, открылась рана - продержали в госпитале две недели, а дела у нас на батарее, говорят, неважные.