Правда жизни - Грэм Джойс

– Но он же не свинья и не корова, Том! – воскликнула Олив.

– А то Том не знает! – вспыхнула Юна. – Он хочет сказать, что не станет он нам обузой, вот. И потом, ребенок будет у нас все время на свежем воздухе, вода и мыло – всегда пожалуйста, а что до внимания к нему, так нигде ему лучше не будет. И хуже, чем у других, у нас не будет. И места у нас хватает. И Кэсси может поехать к нам жить, а может здесь остаться, а на выходные к нам приезжать – как хочет.

Марта покачала головой и повернулась к Аиде:

– Ну, Аида, ты старшая, и я думала, ты первой будешь. Если я теперь Юне уступлю, ты обидишься. Что скажешь?

Аида с трудом скрывала облегчение.

– Ну, если Юна так настаивает, мы, пожалуй, подождем, да, Гордон?

Гордон рассудительно кивнул:

– Д-а-а-а-а-а-а-а-а, это м-м-м…

– Я, правда, по-другому устроить собиралась, когда вас звала, но, похоже, все уже решили. Кэсси, дай-ка мне стакан пива, – сказала Марта.

Пробка слетела с бутылки – и делу конец.

Остальные, кроме детей, тоже взяли по бутылке коричневого эля. Решение было принято, и все вздохнули свободнее. Малыш Фрэнк сидел у Тома на колене, и вид у обоих был довольный. Бернард пересилил себя и сказал, что выбор правильный.

– Да, – тихо ответил Том. – Нами вроде того, как куклами, поиграли.

Кэсси заметно повеселела. Гости встали, и она помогала им одеться. Порешили, что Кэсси на выходных отвезет Фрэнка на ферму. Сестры со своими мужчинами выходили, а дверь им придержал Артур Вайн. Кэсси знала, что он весь вечер был в доме, в передней, но никому не показывался на глаза. Все проходили мимо него, но никто его не замечал. Только Кэсси послала ему воздушный поцелуй, когда вышел последний из гостей. Она была довольна и знала: значит, и он доволен. В конце концов, с Фрэнком все устроилось так, как Марта ей и обещала.

7

В среду на той же неделе Кэсси посадила Фрэнка в коляску и вышла с ним из дому. Марта не просто так решила переложить часть хлопот на плечи одной из дочерей. Ей приходилось нелегко. С каждым годом все сильнее становилась одышка, на все заботы ее не хватало. От осенней стужи у нее расшалились больные суставы. Держать Кэсси на близкой привязи было так же необходимо, как присматривать за малышом Фрэнком. Иногда Кэсси уходила с ним – тогда Марта отдыхала. Ей нужно было немного побыть одной и собраться с силами, которые ее покидали.

Она грузно опустилась в кресло и прикурила сигарету от огня в камине, но не успела выпустить дым после первой затяжки, как в дверь глухо постучали. Марта сунула дымящуюся сигарету в пепельницу, с трудом поднялась и, опираясь на палку, медленно двинулась к двери. Стучали уже громче.

– Да-да, иду я, иду!

Она отдернула дверной полог и отодвинула засов.

– Мертвого разбудите! – проворчала она и наконец приоткрыла дверь.

И тут же пожалела о своих словах. Перед ней стоял мотоциклист. На нем были высокие сапоги, кожаная коричневая куртка и кожаные перчатки. Глаз и вообще лица Марте не было видно из-за мотоциклетного шлема и очков. Рот его закрывала кожаная маска, свисавшая на ремешках с ушей.

Марта выглянула через его плечо на улицу. Мотоцикл стоял на дороге – не на обочине, что было бы вполне естественно, а прямо посреди проезжей части. На улице – ни звука.

– Не с худыми хоть новостями? – спросила Марта.

Мотоциклист не ответил. Он возился с маской, пытаясь сдернуть ее со рта. Ему не удавалось ухватить хлипкие ремешки пальцами в утепленных перчатках, и он стянул одну с руки. Марта заметила, что рука у него дрожит. Он еще поборолся с маской и наконец отчаянным движением сорвал ее с себя.

Одержав победу, он наклонился к Марте, она почувствовала на своей щеке его слабое дыхание.

– Что? В чем дело? – закричала она.

Мотоциклист только сглотнул – похоже, это было ему больно – и дотронулся до горла. Наконец с большим трудом ему удалось что-то каркнуть, кажется, «Фрэнк». Марта не успела и слова сказать в ответ, а он уже шел по дорожке прочь от дома, снова натягивая кожаную маску. Не оглядываясь, он сел на мотоцикл, брыкнул ногой, машина завелась, и он с ревом умчался.

Марта, прихрамывая, вышла на улицу – не видно ли его? Но незнакомца и след простыл. Она окинула взглядом улицу. Никого, кто мог бы подтвердить то, что она сейчас видела. Вернувшись в дом и плотно задвинув засов, она направилась в гостиную. Оставленная в пепельнице сигарета потухла. В камине краснели угольки. На стене качался маятник часов.

Кэсси вернулась около половины пятого, она пешком прошла до центра города и обратно. На Бродгейте теперь расположилось множество временных лавчонок, и Кэсси была вся под впечатлением Новой моды. За последние пару лет страну с легкой руки Кристиана Диора [4] покорили женские формы, срисованные с песочных часов: бюст, талия, бедра. Кэсси с ума сводили накладные плечи, осиные талии, юбки колоколом. Заместитель министра торговли Гарольд Вильсон [5] в своем выступлении по радио отозвался о Новой моде как безответственной, легкомысленной и расточительной, так как она поглощает тысячи ярдов лишнего материала. Но, как заметила Кэсси, на танцах заместитель министра торговли на фиг никому не нужен.

Однако все менялось, и пусть правительство еще не доросло до Новой моды с ее юбками-воронками, зато оно проявляло больше передового духа в других сферах. Отменили карточки на хлеб. Создали Государственную службу здравоохранения.

– Мам, глянь!

Кэсси получила причитавшийся ей бесплатный апельсиновый сок и рыбий жир для Фрэнка. В послевоенные годы государство старалось обеспечить маленьких детей лучшим пайковым питанием.

Марта бросила взгляд на сок и рыбий жир.

– Вот и хорошо, – сказала она. – Чудненько.

– Мам, ты как себя чувствуешь?

– Кэсси, мы тетю Берту навестить собирались, помнишь? Ну, так тебе с Фрэнком не надо идти.

– А что? Что-то случилось?

– Я сама схожу, а вы дома оставайтесь.

– Мам, я так хотела к ней пойти. Да и Фрэнк может ее так и не увидеть – вдруг она помрет?

– Не спорь со мной, Кэсси. Я устала, мне сейчас не до этого. Не пойдешь, и все тут.

Кэсси не стала спорить.

Бац! – встала на стол бутылка рыбьего жира. Бамс! – последовала за ней бутылка апельсинового сока. Хлоп! – упала на стул сумочка Кэсси. Бум! – хлопнула дверь, и застучали по ступенькам каблучки. Шуму было наделано порядочно, губки надулись – но никаких споров.

Все эти годы двоюродная тетушка Берта была очень добра к Кэсси. Ей было уже под восемьдесят, и недавно она захворала. Она не вставала с постели, никто не знал, что у нее за болезнь, и многие из родни заговорили, что надо бы навестить тетю Берту, а то – мало ли что. И с этим было не поспорить: действительно, никогда ведь не знаешь. Марта тоже была с этим согласна, поэтому и собиралась посетить больную Берту вместе с Кэсси и Фрэнком. Но после того как у Марты сегодня побывал одетый в кожу мотоциклист, все изменилось.

На следующий день, когда Марта надевала пальто, на душе у нее было неспокойно. Она боялась оставить Кэсси на несколько часов с Фрэнком, опасалась, что тетя Берта будет очень плоха, и ей было страшновато ехать к тете Берте в Фоулсхилл через весь город. И, как будто этого было мало, ее тревожило кое-что еще.

Ей нужно было доехать на муниципальном автобусе до центра, а потом пересесть на другой – до Фоулсхилла. В последнее время она все меньше выходила из дому, и, хотя у нее пока не окончательно развилась боязнь открытого пространства, ей всегда было не по себе, если приходилось куда-то ехать. С Кэсси было бы легче, но сегодня ее с собой брать нельзя.

Автобусы снова ходили регулярно. Ей подал руку веселый и любезный кондуктор. По всему городу заново отстраивали дома. В первые послевоенные годы в основном расчищали руины, но теперь всюду шла стройка. Марте особенно интересно было посмотреть, что стало с Бродгейтом. В мае город посетила юная принцесса Елизавета, которая заложила памятный камень в честь первого этапа нового строительства в городском центре. Новый облик Ковентри создавался вдохновением архитектора Дональда Гибсона [6], у которого учился Бернард.

– Это гений, миссис Вайн. Этот человек – гений. Вам обязательно нужно поехать и посмотреть. Ковентри станет городом-Фениксом.

– Мам, это птица, которая восстает из пепла – подсказала Бити.

– Ты ведь это и без нее знала, правда, Марта? – поддразнивая, сказал Том.

После визита принцессы все пришли к Марте на чай. Сестры тоже ходили посмотреть из толпы на особу королевских кровей. Марта не пошла. Нечего ей глазеть на эту семейку – во время войны-то они струсили, а Эдуард – так тот вообще нацистский подпевала [7]. Но девушки пошли все. Заново отстроенный Бродгейт кишел народом, жаждавшим поприветствовать принцессу флажками.

– А я первый раз слышу, – призналась Кэсси. – Фебикс. Вот это здорово!