Все. что могли - Павел Ермаков

— Ну, убедился, что тебе еще надо? Или продолжаешь сомневаться? — говорил ему по телефону начальник отряда. Чувствовалось по голосу, он даже повеселел. После короткого обоюдного молчания, словно подслушав мысль коменданта, все же предупредил: — Ты там рядом с немцем, нос к носу, он у тебя на виду, не зевай. Вот так, едрена корень.

«Что значит мое «не зевай» перед немецкой военной мощью? — спрашивал Ильин себя. Если завтра приедет начальник отряда, как обещал, он его все-таки вновь попытает. — Только не для того, чтобы заново о немецких военных учениях языками почесать».

Думы, думки… голова трещит. Ильин привстал на колено. Лежавший возле него пограничник встревоженно обернулся. Комендант тронул парня за плечо: наблюдай спокойно. Однако, от наблюдения толку маловато, перед взором громоздились темные и безмолвные лесные кущи.

«Ильин не зевнет, товарищ подполковник, — продолжал он мысленно возражать начальнику отряда. — Да ведь, зевай не зевай, жидковаты мы против немца с его броневой техникой, пушками да минометами, подтянутыми к границе. У нас же только легкое пехотное оружие. Им танк не остановишь и с пушкой не посостязаешься».

Нет, Ильин не испытывал дрожи перед этой силой. Он лишь сожалел, что на заставах слабоваты укрепления. Только окопы, пулеметные огневые точки, блиндажи с деревянными перекрытиями. Как уберечь личный состав от артиллерийского и минометного огня или от танка, если тот двинет на заставу?

От оборонительных сооружений он перекинулся мыслями к армейцам. Те тоже не ахти как укрепились. Войска в иных местах очень скучились, негде даже боевой подготовкой заниматься. Местные жители косились: там червонные солдаты посев вытоптали, там покос потравили, вот она какая свобода пришла с ними. Какие уж тут сооружения? Правда, в тылу летное поле для военных самолетов разровняли, ангар временный построили. Но вскоре строгости на этот счет пошли, приказы посыпались. Упаси Бог, взбудоражить немцев. Ясное дело, строительство укреплений не утаишь. Их самолеты к нам летают запросто, сразу усмотрят. Мы, как приказано, не должны подать даже малейшего повода недружелюбного отношения к ним. Если они задираются, не отвечать.

Вот это, последнее, особенно взвинчивало Ильина. Потому он не стерпел и шарахнул по самолету. Что теперь за это ему будет? Определенно нагорит. Начальник отряда приедет, шкуру спустит. Ну, это-то он стерпит, не случилось бы что похуже…

А укрепления армейские его беспокоят, вернее, то, что их мало. Он встречался с некоторыми командирами. Те сетовали на неустроенность своих подразделений, говорили, что можно было бы какие-то части и соединения отвести на старую границу. Там давно возведены добротные укрепленные рубежи обороны. На них в случае военной опасности можно развернуть большие силы.

И этим он с начальником отряда поделился.

— Оказывается, и тут ты все распланировал. Вот неугомонный, — бурчал подполковник, но при том по-доброму смотрел на коменданта. — Нашему отряду планом командования определено взаимодействовать со стрелковым полком, который левее тебя стоит, за железной дорогой. А мы оба, как на пупке, зацепиться не за что. У него еще и хуже, чем у нас. Свои роты командир полка на наше отрядное стрельбище посылает, чтобы отстрелять упражнения.

Не понимал Ильин, почему пограничный отряд и этот стрелковый полк не хозяева в месте своей дислокации. Если мы пришли помочь здешнему народу, как было сказано, то и соответственно все это надо обеспечить. Если толком не подготовимся, то защитники из нас выйдут непутевые.

А когда он чего-то не понимал, не находил объяснения тревожившим его вопросам, это его мучительно раздражало, вселяло в сознание большую тревогу.

Старший оперуполномоченный особого отдела Курилов приехал на стыковую заставу поздним вечером. В кузове крытой машины сидели двое красноармейцев-часовых из комендантской роты. В канцелярии Курилов застал только Петренко.

— Где комендант? — спросил он, стоя в дверях, словно Петренко собирался от него убежать, а он держался в готовности не выпустить.

— Капитан Ильин с отделением бойцов в секрете на границе, — официально доложил младший политрук.

— А начальник заставы? — спросил просто так, чтобы отвести подозрение, что он интересуется только комендантом.

— Отдыхает. В полночь он сменит капитана.

Петренко постоял еще немного, спросил, не нужен ли он приезжему, а то подошло время высылать очередной дозор на участок. Курилов кивнул, разрешая уйти. Петренко подумал с облегчением: подальше надо от этого опера. Никогда не знаешь, что от него можно ждать. Он ведь и сейчас не сказал, с какой целью приехал на заставу. Не поинтересовался службой, обстановкой на границе. То ли ему до этого не было дела, то ли ему как всегда, в представлении Петренко, обо всем досконально известно.

Да, Курилов знал многое. Он догадался, о чем подумал молодой политрук, мысленно возразил, что тот не во всем прав. По складу своего характера Курилов хотел знать о людях и знал не только плохое, но и хорошее. Коменданта Ильина тоже знал: трудяга, не вылезает с границы, печется о боевой готовности. Горячится иногда, слишком вольно высказывается, мол, пограничники на первой линии, лицом к лицу с противником, а вооружены слабовато. Договорится вот так-то, потянут за язык.

Сегодня из-за него сыр-бор разгорелся. Начальнику особого отдела поступили данные, что Ильин стрелял по немецкому самолету, перелетевшему через границу. Ну, тот сразу с претензиями к начальнику отряда, почему командование молчит о происшествии. Подполковник на дыбы, дескать, ждет протеста от немцев, но те не заявляют. Ильин сам ему доложил, что в районе пограничной комендатуры появлялся немецкий самолет. Но факт стрельбы требует проверки, потому что немцы не протестуют.

Начальник особого отдела пригрозил, что командование отряда ответит вместе с Ильиным. Курилову приказал немедленно выехать на комендатуру, допросить, нет, сразу привезти Ильина в город, где он и даст показания.

Ильина на месте не оказалось, рано утром отправился на границу. Курилов допросил нескольких человек, которые толком ничего сказать не могли. Правда, один сержант что-то определенно знал, но темнил, вроде и говорил, но и не прояснил ничего. Да, самолет был, летал. Где? Понятно, где. Высоко в небе. Капитан Ильин стрелял из пулемета? Стрелял… на стрельбище из него многие стреляли. Курилов проверил, пулемет стоял в пирамиде, был отлично вычищен. Видно, за сержанта придется приняться после.

Размышления Курилова прервал дежурный по заставе, сообщивший, что Курилова разыскивал начальник. Тот сразу же начал кричать на опера, какого черта сидит на заставе, почему не арестовал Ильина. Узнав, что комендант на границе, засуетился: «Чует кошка, чье мясо съела. Уйдет, сволочь, не проворонь, не упусти».

Курилов раздосадованно положил трубку. Куда он уйдет? К немцам, чей самолет обстрелял? Начальник, пожалуй, сам горячку порет, у него крайние меры на первом плане. Не враг этот Ильин. Время приближалось к полночи, скоро он будет на заставе. Вот тогда… Что тогда? Неужели ему, оперуполномоченному Курилову, придется арестовать Ильина?

Задумался Курилов, склонив голову на подставленные ладони, и не заметил, как задремал.

Шевеление в коридоре вывело его из дремы. На стене тикали ходики, стрелки показывали без пяти минут три. От неловкого положения затекли руки, шея. Курилов встряхнулся, разминаясь, подвигал плечами, покрутил головой, согнул-разогнул рук».

Осторожно вошел Петренко.

— Извините, — сказал он. — Мне только заглянуть в шкаф.

Открыл скрипнувшую дверцу, взял тетрадь и направился обратно.

— Капитан Ильин вернулся из наряда? — с непонятной внутренней дрожью спросил Курилов.

— Пришел час назад. Я ему передал, что вы о нем спрашивали. Капитан прилег отдохнуть, — как бы желая предупредить новые вопросы Курилова, торопливо объяснил: — Вторую ночь не спит. Вы знаете, прошлой ночью на комендатуру было нападение. Ранен часовой.

Курилов кивнул, но не сказал ничего, и Петренко вышел.

Верно, начальник отряда говорил о нападении. Но это происшествие почему-то отошло на второй план. Оно забылось на фоне вопиющего нарушения капитана Ильина. И он, Курилов, в комендатуре выяснял только о первом происшествии. Почему? Да потому, что искать врага среди своих легче и… безопаснее. Веселенькое дельце.

Взгляд его упал на большую книгу, лежавшую на краю стола. Ага, журнал наблюдения. Что они тут наблюдали? Полистал. Многое усмотрели наблюдатели стыковой заставы. Движение военной техники на той стороне. Нарушения границы. Одно, второе, пятое. Наш пограничный столб немцы расстреляли. Вот запись за двадцатое июня: «Шесть ноль-ноль. Самолет с немецкими опознавательными знаками пересек воздушную границу и углубился в наш тыл. Доложено дежурному по комендатуре. Шесть двадцать три. Самолет с немецкими опознавательными знаками на низкой высоте перелетел обратно через границу, оставляя за собой полосу дыма. На сопредельной территории, по предположению, самолет упал. Был слышен гул, похожий на взрыв».