Пианистка - Татьяна Александровна Бочарова

– Что ты такое говоришь! – Карина содрогнулась и тут же вспомнила, как кричала на нее мать: «Тряпка! Тряпка половая! Тебя на швабру надевать и лужи подтирать!»

– Так нельзя! – уверенно сказала она и зажгла газ под успевшим остыть чайником. – Надо себя уважать.

– Надо, – согласилась Леля. – Но я не могу. И не хочу.

Тут грянул звонок, от которого обе вздрогнули.

– Это он, – громким шепотом сказала Леля, и, протянув руку, нетерпеливо защелкала пальцами. – Господи, какая же я, наверное, жуткая! Скорее, ну скорее же. – Она требовательно помахала ладонью в воздухе.

– Что? – не поняла Карина.

– Дай мне что-нибудь, быстрее, хоть пудру! – истерично выкрикнула Леля. – Я же не могу в таком виде!

– Чокнутая! – пробормотала Карина, у которой невольно затряслись руки от Лелиных окриков, и подсунула свою косметичку, лежавшую на подоконнике.

Леля тут же раскрыла сумочку. Глаза ее жадно загорелись, она что-то приговаривала себе под нос. Карина пожала плечами и пошла открывать.

«Какая же она дура, – говорила она себе. – И я такая же была – спешно красилась, когда он в дверь звонил».

Она с неприязнью щелкнула цепочкой, распахнула дверь и остолбенела.

Перед ней на пороге стоял… Степан. Та же высокая статная фигура, сухощавое, с впалыми щеками лицо, пепельного цвета волосы и холодные серо-стальные глаза. Но главное, он нисколько не изменился, будто остался в том же возрасте, когда Карина видела его в последний раз. Даже, наоборот, помолодел.

Но этого не может быть! Ведь прошло целых семь лет.

Карина зажмурилась на мгновение, потом осторожно открыла глаза.

Нет, человек, стоявший в дверях, не был точной копией Степана. Теперь, спустя несколько секунд, Карина увидела отличия: немного другая прическа, более тонкий нос, уже кисти рук, чуть полнее губы. Но все это было именно «чуть» – незначительно, непринципиально. Он мог бы быть младшим братом Степана. Но Карина знала, что у того нет братьев.

Гость посмотрел на нее пристально и с некоторым недоумением, а затем коротко спросил:

– Простите, здесь у вас нету Лели, моей жены?

Только тут Карина наконец поняла: это и есть тот самый Олег, про которого она почти час слушала вдохновенный рассказ. Лелин муж. И ее новый сосед.

«Фантастика, – подумала Карина. – Может быть, это просто оборотень?»

Двойник Степана ждал ответа, спокойно и довольно бесцеремонно разглядывая Карину. Под его взглядом та почувствовала, что заливается жарким румянцем. С трудом справившись с собой, она сказала:

– Леля у меня. А вы, как я понимаю, Олег. Она рассказала мне о вас. Проходите, она на кухне.

– Спасибо, – сухо ответил Олег, – но сейчас я очень занят. Пожалуйста, позовите ее сюда.

«Нахал!» – подумала Карина.

Тот, другой, тоже был нахалом и никогда не затруднял себя излишней вежливостью, чем приводил в шок ее щепетильную маму.

– Леля! – крикнула Карина.

Но та уже стояла в коридоре. Глаза и губы, распухшие от слез, были ярко накрашены, покрасневший нос припудрен, и от этого лицо казалось еще более жалким, чем когда оно было просто зареванным.

– Я иду, Олежка, уже иду. – Карине показалось, что даже голос изменился, стал более певучим и нежным.

Леля бочком прошла мимо Карины по узкому коридорчику, подошла к мужу, прижалась к нему, спрятала лицо на груди.

Карина, почувствовав себя лишней в этой трогательной сцене примирения, неловко переступила с ноги на ногу и посмотрела на Олега. На его лице отразилась досада. Он осторожно отстранил от себя Лелю и пробормотал:

– Ну все, все, ладно. Неудобно. Пойдем, мы мешаем людям отдыхать.

– Вовсе нет, – вежливо возразила Карина. – Мы очень подружились с вашей женой. А из людей здесь я одна. Так что… приходите еще, когда будете посвободнее.

«Зачем я это говорю? – мелькнуло у нее в голове. – Теперь, не дай бог, они воспримут это буквально, особенно Леля, которой нужно выговориться. И для чего я расшаркиваюсь перед этим наглецом?»

– Мы обязательно придем, – как бы в подтверждение ее слов тут же ответила Леля. – Правда, Олег, мы придем?

– Конечно, конечно, – поспешно отмахнулся он от нее. – Большое спасибо. Извините за беспокойство.

Леля помахала на прощание Карине, обняла мужа, и они скрылись за дверью.

– Ах, «извините» он все-таки знает! – в сердцах сказала Карина захлопнувшейся двери и пошла в кухню.

Ее косметика лежала, аккуратно выстроенная в ряд, на столе, словно строй игрушечных солдатиков: пудра, тени, румяна, за ними тушь и губная помада. Рядом стояла кружка с недопитым чаем.

Карина в задумчивости опустилась на табурет, машинально переставляя лежащие на столе предметы, меняя их местами, словно играя в шашки.

Вот значит, как бывает! Лелина история не просто напоминает историю самой Карины. Олег, всецело подчинивший своей воле молоденькую жену, как две капли воды похож на того, кто когда-то так же поработил Карину.

Она почувствовала беспокойство. Нет, конечно, она больше не зависит от Степана. Прошло столько лет – боль исчезла, опустошила, растерзала ее сущность, но исчезла, прошла. И воспоминания ей были теперь не страшны. Но все-таки покой, который Карина завоевала такой дорогой ценой, был сейчас нарушен этим невероятным, почти мистическим явлением.

7

Ночью Карина почти не спала. Ей удавалось задремать на полчаса, и тут же ее словно что-то встряхивало, подбрасывало на постели.

Наконец, в пять часов утра измученная, обессиленная, она закуталась в халат и вышла на кухню. Накапала в стакан двадцать пять капель валокордина, выпила, снова легла.

Сон наконец пришел. Крепкий, сладкий утренний, который безжалостно прервал будильник.

Карина открыла глаза, и ей показалось, что голова сейчас лопнет от боли. С трудом она поднялась, приняла холодный душ и, даже не завтракая, собралась на работу.

День тянулся мучительно долго. Голова болела все сильней и сильней. Не помогла ни таблетка, ни стакан крепкого сладкого чая. В какой-то момент Карина почти отключилась. А очнувшись, поймала себя на том, что громко кричит на ученицу. Та смотрела на нее испуганно и недоуменно, глаза ее наливались слезами.

Карина, крайне редко повышавшая голос, слыла одним из самых лояльных педагогов фортепьянного отдела. Сейчас она с ужасом, будто со стороны, услышала, как вылетают изо рта грубые и оскорбительные слова.

С трудом она заставила себя остановиться.

Придя домой, Карина выключила телефон, переоделась, выпила еще одну таблетку и блаженно вытянулась на кровати, плотно задернув шторы. Тихая, густая темнота охватила ее, точно мягким покрывалом, окутала голову, слегка облегчая боль.

Постепенно лекарство стало действовать, и через минут сорок Карина уже чувствовала себя сносно. Она стала раздумывать, не почитать ли ей купленный