Искушение. Сын Люцифера - Сергей МАВРОДИ

«Утром!.. — мрачно он усмехнулся про себя. — До утра еще дожить надо. Что вообще со мной будет утром? Может, у меня и головы-то не будет. Болеть будет нечему. Съест меня проклятый старикан. Кровь всю выпьет и голову оторвет.»

Виктор заметил, что уже слегка опьянел. Он вообще пьянел очень быстро.

«Тем лучше, — он сделал еще пару глотков. — Напиться бы, заснуть сейчас и проснуться уже утром!»

Виктор перешел в соседнюю комнату, сел в кресло, закинул ноги на стол и стал следить за стрелками часов, потягивая коньяк. Ему казалось, что если следить не отрываясь за стрелкой, время будет идти медленней. А больше всего ему хотелось сейчас, чтобы оно тянулось бесконечно. Пусть этот вечер, эта ночь никогда не наступают. Он так и будет сидеть за столом, а стрелки будут ползти еле-еле…

Время, однако, летело стрелой. Отвернулся, казалось бы, на секунду, просто в окно посмотреть — а уже 10 минут прошло! Задумался о чем-то — еще полчаса!

Виктор и оглянуться не успел, как опять наступил вечер. На улице начало темнеть. Коньяк давно кончился…

«Черт! Зря я его выпил-то. Лучше бы на ночь поберег», — запоздало сообразил он.

К 8-и часам Виктор уже был опять абсолютно трезв. Как будто и вообще не пил. Хотя, как ни странно, он почти не боялся. Он устал бояться. Им овладела какая-то тупая апатия. Он сидел, уставясь в монитор, и ни о чем не думал. А-а!… Что будет, то и будет.

В 10 позвонила Маша и совершенно заплетающимся языком нетвердо сообщила, что домой она сегодня не придет, а останется ночевать у подруги. После чего бросила трубку.

Это вообще было уже что-то новенькое. До этого «ночевать у подруги» она еще все-таки никогда не решалась.

Впрочем, Виктору к этому моменту было уже все это все равно. Да он и сам почему-то с самого начала был практически уверен, что нечто подобное обязательно произойдёт. Вчера она спать вдруг легла ни свет ни заря, чего с ней никогда раньше не случалось; сегодня вообще ночевать домой не явилась…

Всё как будто специально так складывалось, чтобы жена его не путалась под ногами и не мешалась. Она явно была здесь сегодня лишней. Все происходящее касалось только его, Виктора. Именно он был мухой. Паука интересовал только он.

Время между тем близилось к двенадцати.

11…11.10… 11.20…

«Может я опять засну? — равнодушно подумал Виктор. — Хорошо бы».

11.30… 11.40… 11.50… 55, 56, 57, 58, 59…

Старик появился ровно в полночь. Он как будто возник прямо из ниоткуда. Материализовался. Еще мгновение назад никого не было — и вот он уже стоит прямо перед дверью.

Виктор смотрел на него через монитор почти спокойно. Но это было мертвое спокойствие безвольно идущей на заклание жертвы. Он смирился со своей участью, понял, что ему не спастись, и теперь просто безучастно ждал, что с ним будет дальше.

В отличие от прошлых ночей, он даже звук на мониторе не выключил. А зачем? Какая разница? Ему было уже все безразлично. Он как будто уже умер.

Неожиданно старик вдруг громко, нараспев произнес какую-то фразу, протянул руку и коснулся его двери. В следующее мгновенье глаза его широко раскрылись, и он в упор взглянул на Виктора. Виктор отшатнулся. Когда же он снова посмотрел на экран, там уже никого не было. Никого и ничего. Все кончилось.

Как Виктор добрался до постели, он не помнил. Глаза его слипались, веки были, как свинцовые. Он рухнул не раздеваясь в постель и тут же заснул, как убитый. Спал он крепко и счастливо улыбался во сне. Как человек, которому снится что-то очень, очень приятное.

На следующий день была суббота. Выходной. Спешить было некуда. Проснувшись, Виктор долго лежал с открытыми глазами, пытаясь вспомнить, что же ему снилось. Он смутно помнил только, что что-то очень, чрезвычайно простое радостное и хорошее! Но вот, что именно, всё никак не вспоминалось.

«Ребенок!» — внезапно мелькнуло у него в голове. Ему снилось, что у них с Машей родился ребенок! Ну, конечно же! Он не помнил подробностей, но прекрасно помнил зато, какая счастливая была Маша, как радовался он сам, как вообще все у них сразу изменилось и наладилось. Как по волшебству! По мановению волшебной палочки. Ребенок сразу перевернул всю их жизнь.

Виктор даже пожалел, что проснулся. Ему хотелось, чтобы этот сон все продолжался и продолжался. Всё длился и длился…

«А может, и правда еще наладится? Чем черт не шутит… Бывают же чудеса!..» — к своему собственному удивлению Виктор вдруг ощутил, что он действительно почти в это верит! Верит, несмотря ни на что.

И вера эта в нем не только не исчезает, но с каждой минутой буквально как будто даже крепнет. Какая-то в нем появилась подсознательная уверенность, что не все еще потеряно, что все еще можно изменить, можно что-то сделать — и все, у них с Машей будет хорошо.

Как изменить? Что сделать? Этого он не знал. Что-то должно произойти. Обязательно! Какое-то чудо. Которое разом перевернет всю его распостылую жизнь. Его серую, унылую, беспросветную житуху.

О! они с Машей еще поживут! Еще как! Да-да! Не всё еще потеряно.

«А на меня из-под усталых вежд струился сонм сомнительных надежд», — вдруг неожиданно всплыли в памяти печальные и странные строчки какого-то давным-давно забытого стихотворения.

«Да что это со мной сегодня!? — с радостным недоумением подумал он. — Даже стихи в голову лезут. Совсем с ума сошел!»

Вставать не хотелось. Виктор лениво покосился на часы.

«Ого!.. Три часа уже!.. Это сколько же я спал?»

Ему вспомнились ночь, старик, но воспоминания были всё какие-то блеклые, смутные, словно полустертые; казались чем-то совсем-совсем несущественным и неважным, не заслуживающим даже особого внимания. Не имеющим больше к нему никакого отношения.

Все это уже в прошлом. Далеко-далеко. Продолжения не будет. Все кончилось. Кончилось-кончилось! Виктор почему-то в этом нисколько не сомневался.

Старик больше не вернется. Никогда. Он растаял, растворился, исчез. Сгинул. Навсегда! Навеки. Канул на веки вечные в ту самую мрачную бездну, из которой он и появился. Виктор и лица-то его уже вспомнить не мог. Так… какое-то тусклое, размытое пятно, неясно мелькающее иногда за серой пеленой, смутно проступающее временами сквозь некое медленно колышащееся, дрожащее марево. Наваждение. Мираж. Морок.

«Ладно, вставать пора», — Виктор сладко-сладко потянулся, но вставать по-прежнему не спешил. Ему хотелось еще немного полежать, понежиться в постели. Он чувствовал во всем теле какую-то сла-адкую, прия-ятную-ю рассла-а-абленность… сла-а-а-адостную-ю-ю исто-о-ому… бла-а-аженство-о-о… не-е-е-егу… Ему вдруг захотелось, чтобы рядом была Маша. Представилось, как она лежит рядом… обнаженная… на боку… как он прижимается к ней всем телом… как его руки скользят по ее коже… как гладят, ласкают ее… как…

Входная дверь хлопнула. Послышался оживленный голос жены. Виктор замер и прислушался. «С кем это она?» — с неудовольствием подумал он.

Маша быстро вошла в комнату.

— Привет! Вставай, соня! Пойдем, что я тебе покажу! — Маша весело смотрела на мужа. — Ну, пойдем же! — с нетерпением добавила она, видя, как тот в нерешительности медлит и не двигается с места. (Там же кто-то есть! А он в одних трусах на кровати лежит.)

Виктор в недоумении встал и пошел за женой.

— Правда, красавец!? — Маша стояла у входной двери и сияющими глазами глядела на своего супруга. Рядом с ней сидел огромный черный дог. При виде его Виктор сначала остановился, как вкопанный, но потом с некоторой опаской всё же приблизился. Вообще-то собак он не боялся, но этот дог был что-то слишком уж большой.

— Что это еще за собака Баскервилей? — натянуто улыбаясь, фальшиво-бодрым голосом поинтересовался он. — Откуда ты его взяла?

— Представляешь, он сам ко мне на улице подошел! Я, конечно, испугалась сначала, а потом вижу, что он, наверное, просто потерялся и хозяина нового ищет! Он сам меня выбрал! — быстро, захлебываясь словами, затараторила Маша, словно боялась, что ее перебьют. — Давай его у нас оставим! Ладно? Я сама с ним гулять буду. И вообще ухаживать. Ну, пожалуйста! — молящим голосом, с какой-то робкой надеждой тихо добавила вдруг она.

Виктор, раскрыв рот, во все глаза с изумлением смотрел на жену. Когда это она его последний раз что-то спрашивала? О чем-то просила? Да еще таким тоном?! Просто делала, что хотела, и все. Ну и ну! Что происходит?! Мир, что ли, перевернулся?

— Ну, хорошо, — наконец опомнился он. — Давай, если хочешь. Я не против. (Еще бы он был против! Как он вообще мог быть «против»?!) Только собака — это ведь дело серьезное. («Как ребенок», — хотел было прибавить он и лишь в самый последний момент прикусил себе язычок.) Смотри, не передумай потом.

Виктор говорил нарочито-серьезным, степенным, рассудительным голосом, а внутри его все ликовало. Он впервые за последние годы снова чувствовал себя хозяином в доме, мужем, мужчиной, главой семьи! А не какой-то никчемной размазнёй, половой тряпкой, чье мнение абсолютно никого не волнует и не интересует, и о которую жена разве что ноги не вытирает. Собака же его не беспокоила. Да пусть здесь хоть тигр живет, если это поможет вернуть семью! Он заранее на все согласен.