Гончаров и кровавый бизнес - Михаил Петров

- Ну чё, мужики, - тоже безразлично спросил я, - кто пойдет, а точнее, поедет, тут до города километров пять будет.

- Кто пойдет, кто пойдет! - радостно прохрипел Семеныч. - Кто всегда ходил, тот и пойдет. Давай, Вовка, чтоб одна нога здесь, а другая там. Сколько брать-то?

- Пару штук и несколько банок каких-нибудь консервов, - поторопился я предупредить, опасаясь, что мне в качестве закуски может быть предложен Веркин обед. - Только чтоб через полчаса был здесь.

- А чего это из-за двух-то пузырей в такую даль переться, - завел Вован извечную песню попрошаек, - уж брать, так по крайней мере три, Верка же еще...

- Хорошо, бери три, - согласился я, наперед зная, что принесет он все четыре и при этом приведет такие веские доводы, что поневоле с ними согласишься.

Явился он ровно через полчаса, и я оказался в корне не прав, потому что притащил он пять бутылок сомнительной водки, три пачки сигарет "Прима" и малюсенькую баночку шпротного паштета, которую я тут же экспроприировал, заявив, что это моя любимая закусь и делиться ею я ни с кем не собираюсь.

Захорошели мои компаньоны уже после первой, но были еще в полном разуме, и потому от опасного вопроса я пока воздержался. Форсируя события, я хотел было открыть вторую, но они отказались категорически, заявив, что привыкли пить в домашней обстановке.

- Где это - дома? - не вполне понимая сущность дела, наивно переспросил я.

- У, Костя, ты что же думаешь, у нас дома нет? - обиделся Семеныч. - А где тогда мыслим? Нет, ответь, где мыслим? Ты, что ли, думаешь, мы с упокойниками спим? Нет, брат, ошибаешься. Нам туда еще рано. У нас своя квартира есть. Вован, я правильно говорю?

- Конечно, Семеныч, только ему не понять, он, наверное, по подвалам привык болтаться. По подвалам и чердакам вместе с кошками. Ханыга.

- Вован, а давай мы его в гости пригласим, пусть человек один раз нормально переночует. У нас и бухнем.

- Можно. А Верка не развыступается?

- Да не должна, мы ей сразу стакан набуравим, она и успокоится. Пойдем, капитан, у нас нормально, зимой только холодно было.

Мне казалось, что на своем веку я перевидал все - и подвальные ночлежки, и канализационные общежития, и пещерное стойбище наркоманов и прочее, прочее, прочее, но такого не мог представить даже воспаленный мозг Николая Васильевича Гоголя.

Буквально в пятидесяти метрах от захоронений находился небольшой холмик, куда с противоположной от кладбища стороны, невидимая от него, была прорыта траншея. Пройдя по ней метров десять, мы уперлись в самую обыкновенную дверь. Гордо ее распахнув, Семеныч пригласил вовнутрь, в черноту могильного склепа. Почти на ощупь я прошел за ним несколько метров, и вдруг неожиданно стало светлее. Мы находились в небольшой овальной яме с бревенчатым накатом, в нем было прорублено крохотное квадратное отверстие, через которое и пробивался хилый свет. Пол и стены были земляными, только кое-где, в целях техники безопасности, подпертые всевозможными досками и кусками металла. По периметру этой ямы тянулись доски, очевидно выполнявшие роль полок или лежаков, а посередине высился металлический постамент с оторванным обелиском - как я понял, стол. Сам обелиск стоял неподалеку, его использовали как посудную полку. Простенько и со вкусом, подумал я, и зачем только люди бьются, добывая себе мебель, машину, жилье? Все вопросы решаются гораздо проще - землянка возле кладбища, и все проблемы отпадают сами собой.

- Ты, капитан, не бойся, присаживайся, - успокоил Семеныч, - здесь только поначалу страшно, а потом ничего, привыкаешь. Вовчик так на второй день привык, сейчас я коптилку зажгу, будет вообще как во дворце у султана, еще и уходить не захочешь.

Потихоньку разгорелся толстый жгут фитиля, заправленный в банку с маслом, но лучше бы она не разгоралась. Из-под кучи сваленного на лежанке тряпья лениво, как домашняя кошка, выползла рыжая крыса и не спеша пошла к себе в нору под стол. Невольно я вздрогнул, наверное, сказался вековой инстинкт ненависти, потому что сам я к этим животным отношусь лояльно.

- Не бойся, капитан, это Лариска, - опять успокоил меня Семеныч, - она живет здесь заместо кошки, совсем почти ручная. Вовчик, организуй стол, там у нас еще вчерашние пирожки должны оставаться.

Проглотив почти полный стаканчик, я понемногу привыкал к жутковатой обители выброшенных из общества людей. Из их рассказов я понял, что Семеныч лишился своей однокомнатной квартиры, когда, продавая, проявил излишнюю доверчивость и уполномочил покупателя оформить все надлежащие документы. А не в меру пьющего Вована из дому попросту выгнала жена, когда завела более подходящего любовника.

- Вовану хужее, - сожалеюще цокал языком Семеныч, - мне проще. Когда я почую, что мне осталось совсем немного, я пойду к этому мерзавцу домой и зарежу на глазах его семьи, я специально для этого приличный прикид берегу, и нож хороший купил, длинный такой, острый, тоже берегу.

- Да где ж ты его найдешь? Он уже пять раз твою квартиру перепродал, возразил я, втайне мечтая, чтобы Семеныч нашел обидчика.

- Не боись, капитан, я свое дело знаю, он как жил в своей трехкомнатной, так и живет, а меня облапошил из-за денег. Адрес его мне известен. Ничего, уже недолго осталось, думаю, к началу зимы я его уже зарежу. Зарежу и сбегу, кто меня искать будет, а Вован меня похоронит. Мы уже договорились, я и местечко поблизости присмотрел, яму-то Вован за ночь выроет, а с гробом уж как получится. Главное, яму вырыть.

- Семеныч, а зачем ее рыть, - кстати прервал я его, - у вас там, я видел, есть готовая.

- Не, та не пойдет. Там парнишка лежал, солдат, за ним мамка ухаживала, почитай, каждый день к нему приходила, я думал, скоро с ума сойдет. Придет, бывало, сядет и разговаривает с ним, как будто он живой и не помирал вовсе. Антошкой его звали. "Ну вот, - говорит, - Антошка, я и пришла, как тебе вчера обещала, опять пирожных тебе принесла, заварных, ты же любишь заварные. Ешь, не стесняйся. Да вот же они лежат, протяни руку и бери. Стесняешься. Ну ладно, скушаешь, когда мамка уйдет. А у нас опять папка третью неделю пьет не просыхая, да уж ладно, не буду тебя расстраивать. Что с ним поделаешь, не выгонять же, как-нибудь перетерпим, главное, чтобы у тебя все было хорошо".

Веришь - нет, капитан, вот так она часами с ним разговаривала, меня аж всего переворачивало. Мы тоже за его могилкой начали присматривать, чтоб чистенько было. Пирожные его сами не ели, а относили подальше, чтобы птицы клевали. Не представляешь, как нам ее жалко было, хоть самим плачь, редко кто так убивается...

- Тунеядцы, алкаши подзаборные! - неожиданно завизжала худая баба, невесть как оказавшаяся среди нас. - Я вас что - нанималась кормить? Что вы сегодня насобирали? А это что за пес тут сидит?

- Вера, Верочка, успокойся, - засуетился Семеныч, - это знакомый наш, он нам водочки принес, смотри сколько. Хочешь водочки, я тебе сейчас налью, только не ругайся, моя красавица. А это Костя, Костя-капитан. Он на могилку к товарищу приходил, ну на ту безымянную, оказывается, там дружок его лежит, Женя...

- Не трещи, наливай побольше.

Баба, пришедшая так некстати, при свете коптилки казалась самой смертью. Черные впадины глубоко посаженных глаз дополнял маленький курносый нос и крупные обнаженные зубы. Словно на них не хватало мяса губ и они пребывали в вечном оскале. Ей не хватало только косы и белой одежды.

- Вы у меня, мужики, смотрите, не расхолаживайтесь, - закусывая блином, повелела хозяйка. - Я вон с утра-то уже пять бутылок продала, а вы что набрали? Даже пожрать толком не принесли. Полчасика посидим и за работу.

Отрубилась она через пятнадцать минут, а я старательно направлял разговор в нужное русло:

- Конечно, Семеныч, ведь мать все-таки, а что потом-то случилось, почему вся могила перевернута? В вампиров я не верю.

- А зря. Мог бы я тебе кое-что рассказать, но к нашему разговору это не относится, поэтому отложим до другого раза. А с Антошкиной могилой поработали вполне реальные двуногие скоты. Это случилось в ночь с понедельника на вторник, часов около двух, мы с Вованом как раз вышли покурить. Сидим на корточках, смотрим - подъезжают две машины. Само по себе это не редкость, нас ночами часто навещают - то компания какая-нибудь заедет, то парень с девкой для острых ощущений заглянут. Только смотрю, эти по-другому настроены. У нас тут ночью светло, фонари дневного света во всю мощь садят. Значит, выходят из первой машины двое. Одеты по моде, видать, крутые. Один с тебя ростом, только раза в два поздоровее, а другой вроде Вовчика, хилый и длинный. Тот, который поздоровее, и спрашивает: "Которая будет?" Дохляк ему показывает на Антошкин крест и говорит: "Вот эта!" Тогда здоровый подходит к машине и говорит: "Вперед, пацаны, времени у вас полчаса". Из второй машины выпрыгивают двое в полосатых майках, все в наколках, достают из багажника лопаты и начинают разрывать могилу прямо с цветами, которые его мать посадила. Я как увидел, чуть было на рожон не полез. Спасибо Вовану, не пустил, а то меня в ту могилу бы и зарыли. Ну, значит, те пацаны в полосатых майках копают, а эти двое к машинам на аллейку вышли. Который поздоровее закурил и спрашивает: "А пустышку твой Кадыр нам не подсунул?" - "Да ты что, Серый, Кадыр такого никогда не сделает. Знает, с кем имеет дело". Это хиляк ему так ответил. "Смотри, говорит Серый, - а то и тебя вместе с твоим Кадыром закопаю, ты знаешь, мне это сделать что в сортир сходить".