Скотство и чуть чуть о плохих грузинах - Andrew Лебедев

Нехотя вспомнишь

И время былое,

Вспомнишь и лица

Давно позабытые,

Алиска почувствовала как сильные и ласковые ладони Гоги прокравшись сзади и проползя у нее под мышками, крепко взяли ее груди.

Вспомнишь обильные

Страстные речи,

Взгляды, так жадно

И нежно ловимые,

Продолжала петь Алиса, закрыв глаза и откинув голову мягким затылком в твердый живот любовника.

Первая встреча,

Последняя встреча,

Тихого голоса

Звуки любимые,

Теперь уже мощным дуэтом пропели они с Гоги вместе.

Вспомнишь разлуку

С улыбкою странной,

Многое вспомнишь

Родное далёкое,

Слушая говор

Колёс непрестанный,

Глядя задумчиво

В небо широкое,

С последним аккордом Алиска захлопнула крышку рояля, повернулась лицом к своему любовнику и начав жарко облизывать его тренированный рельефный боксерский живот, стала опускаться все ниже и ниже…

– У нас на телевидении скоро большие перемены грядут, – сказала Алиска, когда они отдышавшись выкурили одну сигаретку на двоих.

– Что такое? Какие перемены? – изобразив озабоченность, спросил Гоги.

– Каналу федеральный статус придают, все поменяется, и сетка и формат.

– И что?

– А могут и мой проект закрыть, вот что.

Гоги нахмурился. Ему менее всего хотелось теперь показаться неспособным влиять на события. Это было бы как-то не по грузински и не по мужски.

– Может им снова денег дать? – с сомнением спросил он.

– Э-э, там на Останкино такие деньги сейчас, что с твоими там делать нечего, – сказала Алиса. Сказала и пожалела, потому как Гоги буквально взвился, как будто увидал гремучую змею в их скомканных простынях.

– Ты что говоришь, дура, ты не понимаешь, что говоришь, я если надо, всех их куплю, потом продам и снова куплю.

Алиса поняла, что наступила на больное грузинское самолюбие. Она ведь в Финляндии росла с ребятами определенного заторможенного темперамента, обусловленного и климатом, и потомственной склонностью народа к алкогольной зависимости, поэтому, опыта общения с настоящими горячими парнями не имела. И часто нарывалась, как нарвалась и в этот раз.

– Ну, прости, дура я, не понимаю в жизни ничего, – надув губки и держась за мгновенно покрасневшую после полученной оплеухи щеку, – сказала Алиса.

– Правильно, не понимаешь, шени дэда,* – фырчал Гоги. В гневе он был похож на перегретый кипящий самовар, когда тот уже закипел, а дрова в его топке еще не прогорели. Он фыркал, плескал изо всех щелей кипяток и вообще, начинал плохо-плохо говорить по русски (сноска) шени дэда – твою мать (груз) В знак замирения еще раз занялись любовью и еще раз выкурили одну сигаретку на двоих.

– Она меня публично в жопу трахнула, она меня опустила, – в полу-истерике орал Максим.

– Ничего, вот твой месячный гонорар и премия за хороший старт, – сказал Сева, протягивая Максиму конверт, – пять штук баксов премия тебе, неплохо ведь?

Сева и Золотников были довольны.

Газеты писали, что открывшийся на Сызранской новый ночной клуб Максим Деголяс – станет по всей видимости самым модным из пикантных заведений своего рода, что туда уже ходят такие знаменитости, как Алиса Хованская, что программу там ведет недавно ушедшая с телевидения звезда ночного эфира Максим Тушников и что там есть куда поставить дорогостоящий автомобиль.

Чего еще желать владельцам клуба?

После того, как Максимка успокоился, поехали к Золотникову креативить.

На этот раз в предбаннике ни минуты не ждали, Сева открыл дверь ногой, а секретарша улыбалась им как лучшему из своих любовников в предвкушении 25 см.

Золотников был радостно возбужден.

– Один раз – не пидарас и рифмуется с деголяс, – похохатывал он, дружелюбно похлопывая Максима по спине.

Шеф бегал по кабинету в нервном возбуждении и потирал руки – О-кей, подчинимся инерции движения, как в борьбе айкидо, используем движение сделанное противником в нашу пользу, – сказал он остановившись посреди кабинета в задумчивости и изобразив на лице радость откровенного озарения, – Хованская сказала, что деголяс – пидарас, так мы и не будем отнекиваться, а даже усилим эту позицию, поменяем имидж Максима, повесим ему на шею шоколадный член…

– Что? – нервно сглотнув слюну, переспросил Максим, – что повешу?

– Член повесишь себе на шею и будешь с ним по клубу ходить, – Гриша снова хохотнул, – вот тогда будет настоящий деголяс.

– Полный шиздипец! – утвердительно кивнул Сева, – так и сделаем.

В клубе началась рутина ежедневной работы.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА

Лагутину не нравилась эта новая заведенная Кремлём мода, устраивать брифинги и совещания не на Старой площади или в Белом доме, а в городе Сочи, где черные ночи. И если при прежнем начальстве за накачками и нагоняями нужно было ездить недалеко от Останкино, самое дальнее – в ЦКБ или в Барвиху, то теперь за тем же цэ-у или пистоном в попу надо было три часа лететь из Внукова на самолете.

Любой непосвященный дурачина сказал бы на это, мол ха-ха, что за проблемы?

Отчего бы и не слетать на курорт лишний раз, а хоть бы и за цэ-у или за очередным выговором! А там заодно погреться на солнышке, да искупаться в море…

Однако, не все было так просто с этой нынешней модой. Раньше бывало, не примет тебя высшее лицо, ну, просидишь ты в предбаннике в Цэ-Ка-Бэ пару часов, выйдет к тебе лорд-горшочник с ястребиной фамилией и скажет, – свободны ребята, поезжайте к себе домой в Жуковку, шеф не в настроении. И уезжаешь себе спокойно, тем более, что от Барвихи до Жуковки – рукой подать. А из Сочи, где черные ночи, если тебя сегодня не приняли и если президентский график встреч поменялся, так просто не улетишь, приходится оставаться еще на день… А потом – запросто и на два, потому что высочайшая повестка дня снова поменялась, а дела в Москве стоят…

Покуда ты паришься там в этом Сочи, где ясные ночи…

В общем, Лагутину не нравилась эта новая мода.

Летели они с Брэмом обычным рейсом Внуковских авиалиний. Вызвавший их Вездеславинский улетел днем раньше, судя по всему, там затевалось что-то эпохально значительное и Лагутин на всякий случай по последней тоже моде, сходил у себя в Жуковке в местную церквушку, поставил свечку. Всякое может быть. Туда летишь генеральным директором. А обратно, не то чтобы можешь и не прилететь, слава Богу, сейчас не те времена, но возможен вариант, что вернешься с совещания не генеральным, а каким-нибудь бомжом без работы и должности.

В салоне бизнес-класса Лагутин раскланялся с одним знакомым губернатором, тот тоже летел на аудиенцию, но судя по всему, по иному вопросу. Лагутин подсел к губернатору, такое знакомство надо поддерживать, оно никогда не помешает.

Сегодня дяденька губернатор дальней области, а завтра запросто премьер правительства или вице-премьер. У нас такое случается.

Потравили нейтральных, далеких от политики анекдотов про блондинок и про гаишников. А после набора высоты выпили по бокалу хорошего "бордо".

– А слыхал еще такой, заходит блондинка в мужской туалет, смотрит на писсуар и спрашивает,…

Лагутин терпеть не мог эти анекдоты, но от светского ритуала не уклонялся, потому как связи были куда как важнее собственных нервов.

Он в очередной раз с деланной веселостью рассмеялся, чтобы не обидеть рассказчика и чтобы вообще, казаться простым доступным парнем, с которым приятно иметь дело. Рассмеялся, а потом тоже рассказал алаверды какую-то скабрезность.

Губернатор, как показалось Лагутину, смеялся искренне. – o, sancta cimplicitas!, – беззвучно прошептал Лагутин, и сославшись на то, что ему надо еще поболтать о деле с коллегой, попрощался с губернатором и перешел на диван, где с глянцевым журналом в руках дремал Володя Брэм.

– Что там у нас? – спросил Лагутин, через плечо коллеги, глядя на лежащую под крылом вату облаков, – очередное эпохальное идеологическое построение?

– Потерпи, сегодня после обеда узнаем, – ответил Брэм и снова прикрыл усталые глаза.

В аэропорту их встречал знакомый порученец из администрации. Порученца, как и Брэма звали Володей. По заведенной на телевидении дем-традиции, Брэм дважды или трижды пытался обозвать Порученца тёзкой, но тот, хотя и не поправлял своего виз-а-ви, но сам в свою очередь упорно называл Брэма Владимиром Викторовичем. В конце концов и Брэм сдался и трижды на всякий случай подглядев на визитную карточку, принялся кликать того по имени – отчеству Владимир Санычем.

Вообще, Владимир Александрович не казался таким уж аппаратным сухарем, как большинство людей в серых костюмах из команды второго вице. То, что Владимир Саныч генетически происходил из недр ФСБ не вызывало никаких сомнений, но по некоторым черточкам и ухваткам в поведении, чувствовалось, что прежняя до-аппаратная служба Саныча протекала не в самых скучных местах.