Том 1. Семейная хроника. Детские годы Багрова-внука - Сергей Аксаков

Аксаковское «чувство природы» глубоко гуманистично. «Не оскорбленная людьми жизнь природы», которую живописует Аксаков, – это царство свободы. Вот почему рыбная ловля, охота – не просто приятное времяпрепровождение. Они воспитывают благородные чувства в человеке, закаляют его волю, характер, сближают людей не только с природой, но и между собой и, таким образом, содействуют некоему духовному оздоровлению общества.

Такова философия Аксакова – охотника и писателя.

«Записки об уженье» выдержали за одно десятилетие три издания. Успех этой первой книги побудил Аксакова написать другую. Она называлась «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии» и вышла в 1852 году.

Для Аксакова охота – это состязание человека с природой, в котором победителями оказываются разум, воля, упорство, выучка. Звери, птицы в представлении Аксакова – не мишень для охотничьего ружья, но большой, многосложный мир, в который должен проникнуть пытливый ум человека. Охота – это воспитание человека. Аксаков никогда не убьет птицу, не подозревающую об опасности. Главное в охоте – не выстрел, в результате которого замертво падает зверек или птица, но радость общения с природой, поэзия познания, борьбы и победы.

В «Записках ружейного охотника» с еще большей силой, чем в предшествующей книге, выявилась та особенность таланта Аксакова, которая создала ему славу выдающегося поэта русской природы.

Аксаков был тончайшим знатоком природы. С какой поразительной наблюдательностью фиксирует он «характер», повадки своих вальдшнепов, бекасов и куличков! Какое бесконечное разнообразие «портретов»! С какой неистощимой изобретательностью он воспроизводит, например, малоуловимые разновидности их «говора»! Силой большого таланта автор приковывает к своим пернатым героям внимание читателя и заставляет его с таким участием следить за их судьбой, словно перед ним люди. Гоголь недаром писал однажды Аксакову, что хотел бы видеть героев второго тома «Мертвых душ» столь же живыми, сколь его птицы.

«Такой книги еще у нас не бывало», – писал Тургенев автору «Записок ружейного охотника». Аксаков действительно создал новаторское произведение, ничего общего не имевшее с теми многочисленными «книгами для охотников», традиции которых в России восходят к XVIII веку.

«Записки» Аксакова хотя и были отчасти связаны преемственностью с определенной литературной традицией, вместе с тем представляли собой принципиально новое явление в русской литературе. Они отличались прежде всего гораздо большей достоверностью фактического материала. Аксаков писал лишь о том, чему сам был свидетель, что сам видел и слышал. Эта книга давала большой и свежий материал для ученых-натуралистов.

Но главное достоинство «Записок ружейного охотника» состояло в том, что Аксаков, по словам Чернышевского, выступал в своем «классическом сочинении» одновременно как «художник и охотник вместе». В этом критик видел секрет успеха книги. «Что за мастерство описаний, – восклицал Чернышевский, – что за любовь к описываемому и какое знание жизни птиц! Г. Аксаков обессмертил их своими рассказами, и, конечно, ни одна западная литература не похвалится чем-либо, подобным „Запискам ружейного охотника“».

Книга Аксакова получила у современной критики всеобщее признание. Не только, впрочем, критики, но самые выдающиеся писатели выступили в печати с восторженной оценкой «Записок» Аксакова. «Превосходная книга С. Т. Аксакова „Записки ружейного охотника Оренбургской губернии“ облетела всю Россию», – писал в «Современнике» Некрасов. Тургенев напечатал на страницах того же журнала две статьи, в которых с энтузиазмом приветствовал новое произведение Аксакова.

В 1855 году вышло еще одно произведение Аксакова – «Рассказы и воспоминания охотника о разных охотах», завершившее весь охотничий его цикл. Эти три книги, образующие в совокупности своеобразную трилогию, дают обширный материал для наблюдений над особенностями художественного мастерства Аксакова.

Вся трилогия отличается ясно выраженным единством стилистической манеры писателя. Аксакову свойственна ровная, повествовательная интонация, совершенно чуждая какой бы то ни было риторики, фразеологической пышности, внешней эмоциональной приподнятости. Тон повествования очень сдержанный, спокойный, «будничный». Письмо Аксакова никогда не тяготеет к яркой краске. Даже рассказывая о самых удивительных повадках героев своего охотничьего эпоса или о самых необычайных происшествиях, которые приходилось переживать охотнику, Аксаков никогда не изменяет этой эпической, повествовательной манере.

По свидетельству Л. И. Арнольди, Гоголь, познакомившись с рукописью «Записок ружейного охотника», заметил, что «никто из русских писателей не умеет описывать природу такими сильными, свежими красками, как Аксаков». Художественное видение природы у писателя очень своеобразно и отражает важнейшую особенность реалистической эстетики Аксакова.

При всей своей влюбленности в природу Аксаков никогда не восторгается ее красотами, точнее говоря – никогда ее праздно не созерцает. Пейзаж у Аксакова – не украшающая повествование виньетка. Он всегда несет на себе большую рабочую нагрузку. Отсюда характерная черта поэтики аксаковского пейзажа: изображение природы – преимущественно тихой и умиротворенной – отличается свежестью и непосредственностью, суровой и безыскусственной простотой, оно по-пушкински строго и пластично. Нарочитая яркость, выспренность, красочность, контрастность – эти приемы романтического пейзажа чужды Аксакову. Он не терпит экзотики и вычурности. В его пейзажной живописи, отмечал Тургенев, «нет ничего ухищренного и мудреного, она никогда ничем не щеголяет, не кокетничает; в самых своих прихотях она добродушна»; подобно истинным и сильным талантам, Аксаков никогда не становится перед лицом природы в «позитуру». Он не ищет в ней ничего необычайного и необычного. Природа у Аксакова, так сказать, прозаически «повседневна», «заурядна», но именно потому она и оказывается источником подлинной красоты, поэзии. Повторяем, Аксаков не ищет этой красоты, он стремится лишь быть верным действительности, а все остальное является производным отсюда.

Охотничьи рассказы и очерки Аксакова полны не только поэзии, но и глубокой мысли. Наблюдательность и память писателя помогают осмыслить богатство и бесконечное многообразие природы, убеждают в неодолимой силе человека. Один из современных Аксакову беллетристов, касаясь впечатления, произведенного на него «Записками ружейного охотника», писал автору: «Мой взгляд на природу, которую я так страстно люблю, изменился вследствие чтения Вашей книги; вместо сухих, хотя ярких картин теперь я вижу в ней еще движение, смысл, слышу биение сердца этих токующих в сумраке и благоухании лесов, этих влажных топей, над которыми взлетывают Ваши кулички и вальдшнепы!»[22]

В охотничьей трилогии Аксакова изображались не только рыбы и пернатые. Ее подлинным лирическим героем был человек, сам автор. И речь идет не о том бесплотном герое, который «подразумевается» в иных произведениях. Нет, это реальный человеческий образ, во плоти и крови. И мы невольно поддаемся обаянию человека, не коленопреклоненно опустившегося перед таинствами природы, но неутомимо стремящегося проникнуть в ее святая святых. Мысль о безграничном богатстве природы и вместе с тем гордость за то, что это богатство находится во власти людей, – вот та идея, которая лежит в основе художественной позиции Аксакова – следопыта, исследователя природы и ее вдохновенного певца.

Глубоко был прав Тургенев, заметивший, что охотничьи книги Аксакова обогащали не только охотничью литературу, но и «общую нашу словесность».

В начале 50-х годов Аксаков задумал издание «Охотничьего сборника». Имелось в виду сделать его ежегодным альманахом и привлечь к участию в нем обширный круг литераторов и охотников. Вместе с соответствующим ходатайством Аксаков представил в Московский цензурный комитет подробно разработанную «Программу Охотничьего сборника». 20 марта 1853 года на заседании цензурного комитета рассматривался этот вопрос, и ходатайство было отклонено.[23]

Чем объяснялось это решение? Оказывается, что на том же заседании цензурного комитета было оглашено высочайшее повеление по делу Ивана Аксакова в связи с представленным им к печати вторым томом «Московского сборника». Сборник этот был запрещен. Редактора И. Аксакова, не оправдавшего «доверенности правительства» при издании первого сборника (М. 1852), а также при подготовке к печати второго, – лишали «права быть редактором какого бы то ни было издания». Ряд материалов, предназначенных к публикации во втором сборнике, был признан «предосудительным», в их числе – «Отрывок из воспоминаний молодости», С. Т. Аксакова.[24]