Я жду тебя в Париже - Селина Танеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
***
Какое это чудное было время! Тюпа и дюжина его лохматых друзей всех мастей и размеров носились на ограниченном изгородью пространстве парка. То и дело раздавалось писклявое тявканье мальтийских болонок, мопсов, терьеров, значительно реже лаяли овчарки, лабрадоры, доберманы. Набегавшись, Тюпа ложился у ног хозяйки.
— Madame, votre chien est si mignon!* (*пер. с фр. «Мадам, ваша собачка такая милая!»)
— Действительно, это белое лохматое чудо с глазками-бусинками привлекает внимание, и нас с ним частенько останавливают, — кокетливо улыбнулась Нина. — Потому что все в него влюбляются, и получается, что это не он со мной, а я при нем, — пошутила она.
Нина встряхнула головой, как будто хотела отогнать набежавшие воспоминания. «А ведь действительно, моя «собача» всегда играла роль человека, которого мне не хватало. Но вопрос, какого человека мне не хватало?» И она опять погрузилась в размышления, какой человек ей может сейчас помочь. Ведь она окружена людьми и симпатичными, но сама себя изолирует. Она среди людей, но чувствует себя одиноко. И только со своей «собачей» ей не надо было ничего объяснять, Тюпа понимал без слов, преданно ловя ее взгляд, когда она разговаривала с ним.
***
К великому сожалению Нины, за последние два года болезнь в его маленьком тельце развернулась так, что ему стало затруднительно не только спускаться и подниматься по ступенькам, но и сами прогулки легко его утомляли, поэтому в парк они уже не ходили. На лестничной клетке Тюпа виновато смотрел на хозяйку, как бы извиняясь, что причиняет ей такие неудобства. Чтобы выйти на улицу, им с хозяйкой необходимо было спуститься двенадцать ступенек до лифта, и еще двадцать четыре после. Когда ты здоров — ты этого просто не замечаешь. А вот когда есть проблема — то каждый шаг разливается болью по всему телу. Регулярные походы к ветеринару на протяжении двух лет ситуацию не меняли, ему становилось все хуже.
Переезд с четвертого этажа на нулевой дался нелегко.
В последний раз Нина переезжала сорок лет назад, но тогда рядом с ней были близкие люди, друзья. Администрация жилого комплекса «Фондасьён де Ротшильд» пошла навстречу своей давней обитательнице, предоставив ей освободившуюся на Rez-de-chaussée квартиру, где не нужно было преодолевать десятка ступенек. Здесь обычно жил консьерж, обслуживающий их дом.
Переехав в новое жилье, большинство вещей оставались нераспакованными, так как на это не оставалось ни сил, ни времени. Нина была полностью поглощена заботой о здоровье своей милой «собачи». Но прогноз был неблагоприятный. Понимая, что Тюпе может быть лучше только краткими моментами, Нина не могла согласиться на безнадежный вердикт ветеринара, что собака страдает, и они бессильны ей помочь. Что она будет медленно и болезненно угасать. На ее поддержание еще потребуются деньги и немалые, и что собаке необходимо сделать смертельный укол, дабы облегчить ее страдания. Нине казалось, что ее «собача» тоже это понимает. Внешне он кажется в форме, его хочется ласкать и гладить, а притронешься — одни косточки. Но на все реагирует как раньше. Он рад выйти во двор, если это удается. Он борется изо всех сил, я не могу его не поддерживать — сокрушалась она.
Тюпа прижимался к ней как ребенок, заглядывал в глаза, но сил побегать как раньше — у него уже не было. «Как для него все это?» — мелькали мысли в голове. «Я не могу… Я не хочу решить за него, жить ему или нет. Но мне кажется, что он не хочет, чтобы все закончилось, несмотря на боль! Он так хочет жить! Нет, я чудовищная эгоистка, что я его поддерживаю в жизни для себя! Я боюсь его отпустить, остаться без своего милого и такого умного друга», — терзалась сомнениями Нина.
Еще неделя сомнений прошла как в тумане. Нине хотелось проводить все время со своей «собачей», насладиться общением с ней, вобрать это в свою память, хотелось, чтобы время замерло. Она ценила каждое мгновение, и это время казалось целительным для них обоих.
***
Понедельник был солнечным. Тюпа «ушел» тихо, спокойно, словно заснул и даже похрапывал. До последней минуты он продолжал преданно смотреть в глаза своей хозяйки так спокойно, как будто был уверен, что сейчас они пойдут от ветеринара домой, а по пути привычно неспешно прогуляются по rue Marcadet. Он провел последний день, как будто бы «en forme», и день был такой чудесный. Нина с ним все время говорила, также, как перед сном дома. И вот теперь все. Теперь можно сказать, что она снова одна. Несколько дней она не выходила из дома, не хотела видеть людей, не хотела никому ничего объяснять. Ей не хотелось ни есть, ни дышать. Щемящая боль саднила в груди. Она не знала, как ей жить без этой любви, без внимательного взгляда черных бусинок-глаз. Эти глаза всегда говорили с ней. Ей даже не нужно было, чтобы он говорил, она слышала его и понимала. Все ветеринары говорили, что он необычный песик, но к несчастью и болезнь у него была тоже необычная, такая в последние годы никому из них не встречалась, и что она свойственна больше людям, чем собакам.
Раньше Тюпа занимал много времени — три-четыре раза в день гулять, кормить, лечить. А теперь свободного времени много, но в душе абсолютная пустота.
В последнее время, когда Нина поняла, что они идут к концу, она боролась с назойливой фразой: «Я не хочу жить». Ей казалось, что она идет за ним, ей не хотелось есть, дышать, но умирать? Нет, умирать ей тоже не хотелось. Но для чего ей жить? И можно ли не хотеть жить, но и не умирать?
Через три недели Нина получила урну с прахом Тюпы — невесомая, легонькая. Жизнь словно на мгновение остановилась, слезы лились и лились, и не было никакого утешения.
***
Именно в этот момент утраты и проживания своего горя Нина познакомилась с Томой. И это было как глоток свежего воздуха. Тома не делала ничего особенного, она просто внимательно слушала. А что еще можно сказать человеку в такой ситуации? Принять его горевание без выученных слов сожаления или удивления «Как ты можешь так грустить о собаке?»
Для людей, в чьей жизни были продолжительное время любимые животные, их утрата — настоящее горе. Ведь животные выполняли роль близкого члена семьи. А собаки преданны
