Под водой - Роберт Дан

неухоженное, грязное и жирное, невероятно жирное. Три подбородка, нос, который по правде, можно было бы перепутать из далека с пятаком; большой рот, маленькие уши и глаза— всё это составляло лицо Чингиала, не красивое ни при каких обстоятельствах. На Чингиала можно было бы посмотреть при плохом освещении или же увидеть его боковым зрением, но это всё равно бы не помогло. Чингиал был уродом, уродом везде и всегда. Язык даже не повернётся сказать ему комплимент. Сам Чингиал не мог сказать его себе. Даже сейчас, когда он понял, что истинная красота внутри, а не снаружи, он лишь перестал переживать над своей никчёмной внешностью, но всё равно продолжил считать себя уродом.

Чингиал был одним из тех людей, присутствие которых можно было ощутить даже с закрытыми глазами. Он имел свой запах, хорошо отличимый во влажном помещении. Это был очень сильный запах пота, который, кстати, моментально пропадал, стоило Чингиалу покинуть помещение. К этому запаху было сложно привыкнуть, но человеку, стоящему рядом, ничего больше не оставалось, как вдыхать этот адский аромат, быстро расходящиеся по комнате.

Как только Чингиал доел свой завтрак, он сразу же пошёл на кухню мыть посуду и готовить обед. Да-да, обед! Такова судьба морских поваров. Стоит кончиться завтраку, сразу же начинается готовка обеда, ведь одному накормить около восьмидесяти моряков нелегко и очень небыстро. Отдыхом лишь является поздний завтрак, поздний обед и поздний ужин, когда не покладающий рук, повар может вдоволь наесться. Он ест один, потому что когда все едят— он работает: раздаёт пищу в помытые тарелки.

"Сегодня на обед будет уха", — сказал про себя Чингиал. Эта мысль не была выдающейся, он мог придумать хотя бы суп с цветной капустой, которой и так были переполнены бочки; или же сварить минестроне, опустив парочку ингредиентов. Но уха… Это было скучно и неинтересно, но похоже, что Чингиал уже безоговорочно определился с супом, и что даже нехватка рыбы (если бы такая проблема, конечно, была) не переубедила бы его не варить заевшуюся уху.

Найдя нужное количество рыбы, картофеля, моркови, соли, лука и ещё парочки ингредиентов, Чингиал начал творить. По-другому это было не назвать. Обычная сельдь в руках нашего повара превращалась в дорогостоящего лосося. А картофель и морковь немедленно очищались от кожуры ловкими движениями ножа, и этими же движениями, ловко нашинковывались на толстую соломку. К этому моменту вода уже во всю кипятилась в огромной кастрюле на небольшой печи. Огонь на корабле— невероятно опасная вещь. Но в руках умелого мастера он превращается в средство для жизненно важных вещей, например таких, как приготовление пищи. Как только первые пузырьки начали подниматься со дна кастрюли, выходить с брызгами из воды и шатать крышку, Чингиал понял, что пришло время закидывать продукты. Сначала полетело большое количество соли и перца, а потом уже картофель, морковь, лук и конечно же рыба. Казалось, ничто не могло заставить Чингиала хотя бы на секунду остановиться и перестать готовить, но так лишь казалось. Образ девушки никак не выходил из головы толстяка, как и её фраза, прочно врезавшаяся в память толстяка:

"Истинная красота,

Она внутри всегда".

Вспоминая эти слова, глаза его невольно закрывались на несколько секунд, но тут же открывались, будто небольшого перерыва не было. Сам Чингиал самую малость пошатывался от мыслей о девушке, в его голове была и злость, из-за того, что он такой толстый, и что в том, что ему никак не добиться ту красавицу виноват только он; и печаль, из-за того, что толстяк так беспомощен перед голодом.

Но даже с забитой до краев отвлекающими мыслями головой, Чингиал как-то доготовил обед. Уха получилась на славу. Все, как всегда, ели с удовольствием и даже просили добавки, пусть рыбный суп уже успел надоесть. Должен признаться, что похоже я солгал по поводу потери поварского таланта у Чингиала. Он как был поваром высокого уровня, так и не понижал этой планки. С какой-то стороны, повар— это художник, только его краски — это овощи и фрукты, а шедевры съедобны, и преподносятся не на холсте, а на тарелке.

Ну вот обед был доеден, Чингиал отнес последнюю грязную тарелку в мойку и начал отмывать посуду от жира. Протерев мокрой тряпкой каждую по несколько раз, Чингиал взялся за ужин. Он готовил в небольшой спешке, как будто толстяк планировал сделать ещё парочку вещей, и для этого ему просто необходимо было иметь лишних полчаса.

Наступил вечер, команда вновь побежала в камбуз, громко поела, обсуждая печальные новости. Сегодня смертей не было, это радовало. Но почему тогда новости печальные? Прогнозисты обещают бурю, а это всегда плохая новость. Чаще всего корабли тонут именно из-за бурь. Ночь будет неспокойной. Форт должен быть очень бдителен. Мор сказал, что планирует уснуть сегодня позже, чтобы по максимуму помочь начинающему рулевому. Многие сегодня спать не будут, но Чингиалу повезло не попасть в этот список, он может спать спокойно. И вот уже поздним вечером толстяк домывает последнюю посуду до состояния, когда вещь начинает блестеть, и идёт в сторону… Палубы? Но ведь каюты совсем в другой стороне. Было уже очень поздно, и неужели Чингиал не захотел поспать? Но он шёл на палубу, не сворачивая. И вот, подойдя к краю корабля, туда, где как он думал, его точно никто не увидит, Чингиал взглянул в тёмную воду и сказал:

— Покажись. Покажись! Пожалуйста, если ты здесь, покажись, — он думал, что такие слова, правда подействуют, будто они— что-то типа заклинания, которое стоит произнести, и желаемое сбудется. Ничего, конечно же, не произошло. Но Чингиал не ушёл, он стоял и всё повторял, повторял одно и тоже.

— Покажись. Пожалуйста, если ты здесь, покажись, — он стоял так минут тридцать, в какой-то момент ему уже начало казаться, что он шепчет эти слова себе под нос, и что никто не сможет их услышать, даже если сильно захочет. Но вдруг, в морской пене, бурлящей на воде, появилась голова. Это была она. Глотая воду, она пыталась петь, но в такую бурю это было невозможно. Перед ней девушка была беспомощна. Как малое дитя, каким оно на самом деле являлось. Видя всё это, в голову Чингиала пришла только одна мысль: "прыгать". Не подать верёвку или же помочь другим образом, нет. В его голове было только одно глупое слово: "прыгать". Чингиал уже начал было