Разгадка 37-го года. «Преступление века» или спасение страны? - Александр Елисеев

После войны Сталин советовал Мао прийти к мирному соглашению с националистами Чан Кайши. Он даже настоял на том, чтобы лидер китайских коммунистов поехал в город Чунцин на встречу с генералиссимусом Чаном (с которым СССР демонстративно подписал договор о дружбе и сотрудничестве 15 августа 1945 года). А вот с самим Мао Сталин встречаться упорно не хотел. И принял он его только после того, как тот пришел к власти и стал государственным деятелем.

Но военно-политической победы китайских коммунистов Сталин не хотел ни в коем случае. В ноябре 1945 года, когда возобновились стычки между КПК и Гоминьданом, советское командование потребовало от коммунистической армии оставить все контролируемые ими крупные города. И даже весной 1949 года, когда Мао успешно громил Гоминьдан, Сталин настоятельно рекомендовал Мао ограничиться контролем над северными провинциями Китая.

Американцы же, напротив, сделали очень многое для победы китайской компартии. Еще в 1944 году Мао вел активные переговоры с представителями США (миссия генерала П. Дж. Хэрли), выражая готовность к сотрудничеству. Вождь китайских коммунистов какое-то время даже подумывал о том, чтобы сменить название своей партии — с «коммунистической» на «демократическую» (в Штатах тогда как раз правила именно демпартия). А в январе 1945 года начались секретные переговоры КПК с представителями госдепа США, во время которых Мао прощупывал возможность личной встречи с Рузвельтом.

В дальнейшем «штатники» очень даже основательно помогли маоистам. В декабре 1945 года Дж. Маршалл, сменивший Хэрли на посту главы американской миссии в Китае, вынудил Чан Кайши пойти на перемирие с коммунистами. А ведь армия националистов успешно громила коммунистические войска Мао. Тем самым американцы спасли КПК от полного военного разгрома.

Дальше — больше. «Полугосударственная организация — Институт тихоокеанских отношений — практически определяла американскую политику в Китае в течение пятнадцати лет. Это влияние значительно способствовало поражению Чан Кайши. Например, в правительственные круги передавалась информация, изображавшая китайских коммунистов как демократов и сторонников земельной реформы. В результате Чан Кайши было предложено ввести в состав правительства коммунистов. Когда он отказался, полностью были прекращены поставки из США. Разработанная институтом финансовая политика вызвала колоссальную инфляцию в Китае и массовое недовольство населения режимом Чан Кайши. Эта политика поощрялась Министерством финансов под руководством Уайта и представителя этого министерства в Китае, Соломона Адлера…» (И. Шафаревич. «Была ли перестройка акцией ЦРУ?»)

Для чего же американцам понадобилось помогать коммунистам? Все просто — им нужно было создать в социалистическом лагере некий второй полюс силы, который бы постоянно ослаблял СССР. Собственно говоря, в 60-е годы «красный Китай» как раз и стал таким вот полюсом. Дело чуть было не дошло до войны между двумя социалистическими державами. А уже в 70-е годы Мао пошел на открытое сближение с США. Сталин все это предвидел, вот почему он насколько можно саботировал победу китайской революции (хотя в то же время и был вынужден оказывать маоистам некоторую помощь — иначе его не поняли бы руководители зарубежных компартий).

Не менее показательна позиция Сталина, занятая им в отношении коммунистической Корейской Народно-Демократической Республики (КНДР). Генералиссимус и не думал ни о каком воссоединении севера и юга Кореи, его вполне устраивал статус-кво, выражавший геополитическое равновесие между СССР и США на Дальнем Востоке. Но лидер северокорейских коммунистов Ким Ир Сен сам выступил с инициативой «освобождения» юга Кореи. Причем его в этом поддерживал все тот же Мао Цзэдун, который, как и предполагал Сталин, превращался в огромную геополитическую проблему для СССР. По сути, Союз втравливали в опаснейшее противостояние с США, чего Сталин никогда не хотел. Здесь успех был бы равнозначен поражению. Объединение двух Корей под властью Кима привело бы к созданию ещё одного мощного, потенциально альтернативного центра в «социалистическом лагере». Этот центр мог бы составить грандиозный геополитический тандем с КНР, что стало бы гигантской проблемой для СССР.

Как и много раз до этого, Сталин попал в сложное и двусмысленное положение. Не поддержать инициативу Кима и Мао означало настроить против себя массы «прекраснодушных» коммунистов, сбросить удобную маску «пролетарского интернационалиста». Поэтому Сталин решил сделать вид, что всячески поддерживает двух коммунистических лидеров, но при этом не оказывать им по-настоящему действенной помощи. Хрущев недоуменно вопрошал в своих «Воспоминаниях»: «Мне оставалось совершенно непонятно, почему, когда Ким Ир Сен готовился к походу, Сталин отозвал наших советников, которые ранее были в дивизиях армии КНДР… Он отозвал вообще всех военных советников, которые консультировали Ким Ир Сена и помогали ему создавать армию».

Наступление Кима захлебнулось, а потом под угрозой военного разгрома оказалась и вся его республика — американские войска перешли 38-ю параллель, разделявшую север и юг. А что же Сталин? Переживал за неудачи своего «соратника по борьбе»? Отнюдь. «Когда нависла такая угроза, Сталин уже смирился с тем, что Северная Корея будет разбита и что американцы выйдут на нашу сухопутную границу. Отлично помню, как… он сказал: „Ну, что же, теперь на Дальнем Востоке будут нашими соседями Соединенные Штаты Америки. Они туда придут, но мы воевать с ними не будем“». Что ж, это было вполне в духе сталинской геополитики. Для него соседство предсказуемых американцев было намного предпочтительнее соседства коммунистических авантюристов.

В дальнейшем на помощь Киму пришёл Мао Цзэдун, предложивший послать в Корею войска китайских добровольцев. Сталин снова не стал возражать напрямую, но от серьезной помощи добровольцам отказался. Тогда «Мао решился на блеф. Он ответил Сталину, что большинство членов Политбюро ЦК КПК выступают против высылки войск, а для детального объяснения ситуации в Москву срочно вылетает Чжоу Эньлай (министр иностранных дел КНР. — А. Е.). Встреча Чжоу со Сталиным произошла в Сочи 10 октября. В соответствии с полученными от Мао инструкциями Чжоу фактически представил ультиматум. Китай, говорил он Сталину, с пониманием отнесется к желанию СССР, если Россия… обеспечит поставки оружия и окажет поддержку с воздуха. В противном случае Пекин будет вынужден отказаться от операции. К изумлению и ужасу Чжоу Энълая, Сталин лишь согласно кивнул. Поскольку, заявил он, для Китая такая помощь оказывается непосильной, пусть корейцы решают свои проблемы сами. Ким Ир Сен может вести партизанскую войну» («Мао Цзэдун»).

В результате китайцы пошли воевать без существенной поддержки со стороны СССР. Им, конечно, удалось спасти коммунистический Пхеньян, но авантюра Кима потерпела поражение. При этом китайские добровольцы понесли огромные потери (во время боев погиб и сын Мао). А Сталин сумел избежать грандиозной, макрорегиональной геополитической революции.

В принципе сталинская внешняя политика была почти идеальной. Любой шаг «влево» или «вправо» грозил либо впадением в левацкий авантюризм, либо сдачей всех государственных позиций. Сталин не подчинялся Западу, но и не шёл с ним на революционный конфликт. Он выступал за, выражаясь по-современному, многополярный мир. Многополярный не только в цивилизационном, но и в идеологическом отношении. Данный курс следует считать продолжением курса внутриполитического.

Контрреволюция: немного теории

Постараемся разобраться со спецификой сталинского отношения к революции. Революцию, как и любое явление в природе и обществе, надо рассматривать с точки зрения диалектики, «науки о развитии». Все в мире противоречиво, двойственно. Как и всякая другая «вещь», революция несет в себе свою же собственную противоположность, которая по мере развития процесса активно на него влияет, усиливается и в конечном итоге приводит к созданию некоего гибрида. Возникает контр-революция (именно так — через дефис), характеризующаяся причудливым сочетанием «старого» и «нового». Причем соотношение этих начал может быть самым разным. Порой происходит так, что революция уже как бы начинает работать против самой себя, используя некие новые социальные и политические технологии, родившиеся на начальном этапе процесса. Наиболее известные примеры — канцлерство О. Кромвеля, империя Наполеона, правление Сталина. Во всех трёх случаях имело место быть наращивание контрреволюционных процессов по мере развития самой революции.

Революция становилась всё более консервативной и национальной, сбрасывая с себя различные нигилистические пласты и стремясь оставить лишь то «новое», что способствует укреплению страны и нации. В общем, подобная эволюция неудивительна. Революция только тогда и побеждает, когда правящая элита становится совершенно неспособна к управлению государством, то есть объективно (вне зависимости от своего желания) превращается в антинациональную силу. Поэтому любая революция объективно национальна в том смысле, что она устраняет препятствие на пути нации, дает ей саму возможность идти вперед. Другое дело, что направление своего пути революция выбирает неправильно и лишь потом вносит необходимые коррективы. Можно даже сказать так — любая революция обречена начаться именно как антинациональный, по преимуществу, процесс. Почему? Это вопрос особый.