Долгая дорога в дюнах - Олег Руднев

— Однако разжилась. Или не на одном мужнем? Свет-то не без добрых людей? — Якоб следил, как Эрна сажала пироги в духовку и, нагнувшись, белела толстыми икрами.

— А тебе жалко, что разжилась? Говорят, мужики сдобных-то лучше уважают.

— У тебя уж не сдоба… — прищурился Озолс, алчно созерцая мощную корму. — Целый каравай!

— Озорник ты… — Эрна кокетливо одернула юбку. — Седина-то, говорят, в бороду…

Лицо Озолса вдруг изменилось — будто и не лоснилось только что похотливо. Словно душа — любящая, тревожная — проглянула сквозь щелки глаз.

— Марта, доченька… — бросился он из кухни, впопыхах опрокинув корзину с яйцами.

— Ну и ну! Яичком попрекнул, — сокрушалась кухарка над глазуньей, расплывшейся на полу.

Весело возвращалась артель с удачного лова. Карбасы чуть не доверху серебрились трепещущей рыбой.

— Давай, Друкис, жми, пока Аболтиньш замок не повесил.

— Не повесит. Он свое за пять верст чует, — Марцис подкинул на ладони увесистую рыбину.

— Артур, что притих? С новенького, учти, двойной спрос.

— Тоже мне — гуляка. Да он сроду в трактире не был. Все за книжками. Капитан!

— Нашел, чем попрекнуть, — обрезал Марциса Спуре. — Сам-то хоть расписаться умеешь?

Артур хотел было ответить насмешнику, но вдруг замер, глядя на берег: там мимо развешенных сетей — он узнал ее сразу — медленно шла Марта. С детства ей помнился их терпкий запах — отдавало водорослями, морем, рыбой. Ветер раскачивал сети, теребил застрявшие в ячейках травинки. Она остановилась на краешке песчаной косы, с ожиданием глядя в море.

Карбасы один за другим подходили к берегу. Над ними с пронзительными криками сновали чайки. Не утерпев, Артур выскочил из лодки — благо, сапоги чуть не до пояса — и в тучах брызг бросился по мелководью к берегу. Она — навстречу. Остановились, не добежав шага. Короткие, кажущиеся незначительными, фразы обрубало волнение.

— Марта! Ты когда приехала?

— Утром еще. Не ждал?

Он не ответил, только радостно смотрел девушке в глаза.

— А я давно здесь жду… Была у твоей мамы… Я же ничего не знала…

Артур молча опустил голову. Она осторожно взяла его большую, твердую ладонь, еле заметно сжала. Почувствовав нежное тепло ее пальцев, парень словно оттаял.

— Надолго?

— Думаю, на все лето.

С лодок уже сгружали рыбу. Огромными деревянными совками черпали живую, шевелящуюся массу, ссыпали в плетеные двуручные корзины. Женщины грузили их на стоящую прямо в воде телегу. И над всем этим — над карбасами, над лошадью, над людьми — белой тучей носились чайки, выхватывая рыбу чуть ли не из рук. Кто-то не выдержал, укорил парня:

— Артур, лодырь чертов! Хоть бы подсобил.

— Оставь. Все равно не слышит, — усмехнулся Калниньш.

— Очумел, что ли?

— Они оба очумели. С пеленок еще.

Озолс все слышал и видел. Он недовольно поморщился, шагнул к молодым людям.

— Слушай, там Марцис карбас разгружает. Один.

— Да, иду, — виновато ответил Артур и заспешил к лодке, на ходу еще раз обернувшись к Марте.

Якоб посмотрел на босые ноги дочери, брошенные на песок туфли, покачал головой:

— Море еще холодное, дочка. И песок тоже.

Марта не ответила. Подняла туфли, пошла. А отец заковылял навстречу телеге. Достав из корзины мелкую рыбешку, швырнул ее обратно:

— Где такой мелочи набрали? Учти, по двадцать сантимов — дороже не протолкну.

— Вчера по тридцать за ящик давали, — рассердился Калниньш.

— Цены устанавливает Рига. Центральное правление. Я ими не командую.

— Ты нам зубы не заговаривай. Центральное правление… Знаем мы твое правление. Дай вам волю…

— Ну что ты за человек, Калниньш? Да кому нужна эта дохлятина? Рынок переполнен. Скажи спасибо, если на рыбзавод протолкнуть удастся.

Калниньш от неожиданности остановился, смерил Озолса ненавидящим взглядом:

— Мы тебе такое спасибо скажем… Ты у нас еще допрыгаешься… Пригрелся на берегу ни холодно, ни мокро.

— А ты забыл, почему я на берегу?

— Пошел-ка ты…

— Нет, ты все-таки ответь.

— Да пошел же, я тебе говорю! — Калниньш настолько недвусмысленно замахнулся, что Якоб невольно отступил в сторону.

— Будь ты проклят! — в сердцах проговорил он и торопливо заковылял к складу, подле которого стоял грузовик с надписью на борту «Акц. об-во «Рыбак»». С него сгружали пустые ящики, кто-то возился с весами.

Стройный корвет, сверкающий белизной парусов, казалось, парил над волнами. Артур задумчиво, с грустью смотрел на маленький кораблик. Рядом стояло еще несколько моделей — его скромная коллекция. Полка с книгами по навигации, старинный секстант, морская карта — атрибуты несбывшейся мечты. Он поправил на модели бизань, снял с вешалки свой форменный китель, смахнул с него пылинку и, надев фуражку, шагнул было к выходу. Но в этот момент в комнату вошел Лаймон.

— Хорошо, что застал тебя дома. Пошли!

— Куда?

— Наши собираются, разговор есть. Как ты считаешь — это честная торговля, если у нас салаку берут по двадцать сантимов за ящик, а продают, знаешь, за сколько? Почему Озолс на это закрывает глаза?

— А что он может сделать? — пожал плечами Артур. — Цены устанавливает центральное правление.

— Тогда зачем мы его выбирали, если он ничего не может? Или не хочет? Держится за свое местечко, с Ригой ссориться не желает. Значит, своя выгода есть.

— Не знаю.

— Вот и я не знаю. Никто его фокусов не может понять. Об этом и разговор. Пошли!

Артур задумчиво вертел на пальце фуражку.

— Не пойду, — смущенно сказал он.

— Та-ак, — протянул Лаймон. — Значит, всю жизнь будешь отплясывать перед ним за свой долг. А может, еще причина есть?

— Думай, что говоришь, — нахмурился Артур.

— А ты-то думаешь, что Озолс мечтает с тобой породниться? — Лаймон хмыкнул, круто повернулся и с треском захлопнул за собою дверь.

Две цепочки следов протянулись по пустынной полосе влажного песка у моря. Большие и маленькие — у самой кромки прибоя. Волны, накатываясь на отмель, постепенно смывали их, Следы вдруг свернули в сторону.

Мужская рука опустилась в воду, отмывая кусок янтаря. Артур поднялся и протянул влажный камень Марте. Положив на ладонь, она смотрела сквозь него на уходящее за горизонт солнце: в причудливо ограненном природой куске застывшей смолы горел и плавился солнечный луч, открывая диковинный мир внутри самородка.

— Как ты его нашел? — не отрывая восхищенных глаз от янтаря, спросила Марта.

— Так же, как тебя. Искал — и нашел.

— Как светится! Я таких еще не встречала.

— И я не встречал. Ты одна такая.

— Да ну тебя, — смутилась Марта. — Давай лучше что-нибудь загадаем. Ты первый.

— Но я не умею. Надо какое-нибудь волшебное слово, наверное…

— Нет — просто загадай. Подумай о том, что тебе больше всего хочется, и загадай.

Артур нагнулся к лежащему в ее раскрытой ладони янтарю и осторожно подышал на него — лицо парня стало необыкновенно серьезным.

— Не хочу загадывать, — грустно проговорил он.

— Почему? — одними губами спросила Марта.

— Потому что, кроме тебя, мне никого не надо. — Артур осторожно обнял девушку, хотел поцеловать, но вдруг отстранился, прислушиваясь, — издалека донесся крик. Казалось, звали на помощь.

По пляжу, крича и размахивая руками, кто-то бежал. Это был Зигис, сын Аболтиньша, — в мокрой рубахе, босой.

— Артур! Эй, Артур!.. На помощь!..

Банга рванулся ему навстречу.

— Там Рихард! Яхту опрокинуло, он тонет, — подбегая, бессвязно выкрикивал Зигис. — Нас перевернуло. Я поплыл, а он… черт побери, не умеет.

— Ты что, бросил человека в море? — оттолкнув Аболтиньша и срывая с себя одежду, гневно крикнул Артур.

Подбежала Марта:

— Что случилось?

— Там Лосберг, тонет…

Судорожно вцепившись в борт опрокинутой яхты, Рихард из последних сил держался на воде. Волны захлестывали его, сбивали дыхание. Он отчаянно хватал воздух, то скрываясь под водой, то снова выныривая.

Артур все еще бежал навстречу волне, торопясь добраться до глубины. Ему показалось, что неподалеку мелькнуло что-то темнее — может быть, борт опрокинутой яхты.

— Эй, там, держись! — Он поплыл, рассекая воду мощными взмахами рук.

Марта тревожно наблюдала за ним с берега, но скоро потеряла из виду — теперь она видела только пляшущие на волнах солнечные блики. Вдруг опомнилась, обернулась к дрожащему от холода молодому трактирщику, яростно крикнула:

— Что ты стоишь? Беги за лодкой… Людей зови…

Спохватившись, Зигис бросился к поселку.

Рихард изнемогал. Ол все чаще погружался в воду, захлебывался, едва не терял сознание. Наконец, настолько ослабел, что руки разжались и волна безжалостно отбросила его от яхты. Безумным усилием, отчаянно барахтаясь, он попытался вновь подгрести к посудине, ухватиться за спасительную твердь, но вдруг почувствовал: судорога свела ноги. Не выдержав, закричал дико, хрипло… И в этот момент увидел Бангу, плывущего в толчее волн.