Сука-любовь - Дэвид Бэддиэл

— Тебе всего двадцать шесть!

— Ну, это значит, что скоро мне будет тридцать. Дело пойдет на лад, если мы станем популярными… но мы не станем. Я подумывал о какой-нибудь сессионной работе. В рекламе или вроде того. Там можно сколотить деньжат.

Джо поежился: ему не понравилась идея Вика похоронить свой талант. Как бы то ни было, Вик уже являл собой кладбище зарытых талантов.

— А что у тебя? — спросил Вик. — Как контора «Милости просим»?

Джо помотал головой:

— Я буду работать на «Фрайднер». Думаю, они позволят мне и дальше заниматься поисками исцеления.

Вик неодобрительно хмыкнул:

— Почему ты так беспокоишься о СПИДе?

— Я не так беспокоюсь. Просто у меня есть пара теорий по поводу того, как работает иммунная система, и мне бы хотелось их проверить.

— Ты ведь, конечно, знаешь, что это бич геев.

— Отвали, — вздохнул Джо, внутренне пожалев, что коснулся этой темы. Вик был настроен завести его в этот вечер.

— Точно говорю. Я не утверждаю, что это кара Божья или другая херня в этом духе. Я лишь хочу сказать, что только геи, бисексуалы и женщины, которые спят с бисексуалами, реально могут его подхватить. Я не понимаю, почему ты отмахиваешься от признания этого простого факта.

Джо саркастично кивнул головой:

— Отмахиваюсь. Да. Мы проверяем всю информацию.

— Ну да. Лоббисты СПИДа. Это вранье, что все в равной степени подвергаются риску. Слушай. Исправь меня, если я ошибусь, король биохимии: единственным способом, которым ты можешь это получить, является передача вируса вместе с телесными жидкостями. Так?

— И внутривенно.

— Да, тем более. Далее. Как эти телесные жидкости собираются попасть в меня?

— Из влагалища.

Вик криво усмехнулся:

— Логично. Оно не выстреливает жидкость наружу, как другие органы, не так ли? Выходит, подцепить СПИД можно только через пенис. Таким образом, мы убираем гетеросексуальных мужчин из уравнения.

— Вик, поверь мне. Все намного сложнее, чем ты сейчас говоришь.

Вик пожал плечами, ему было лень спорить. Ему больше нравилось выражать свое мнение, чем его отстаивать.

— Кроме того, ну слишком много усилий прилагает наша цивилизация, чтобы предотвратить раннюю смерть. Умереть молодым — круто.

— Ты бы так не говорил, если бы тебе довелось увидеть вещи, которые вижу я. — Вик не ответил, так бывало всегда, когда Джо становился по-настоящему серьезным. — В чем тут прелесть?

— Они знают то, чего не знаем мы. Умирающие.

— О смерти, что ли?

Вик помотал головой:

— О смерти они ничего не могут знать. Во всяком случае, о синдроме Тауретта точно. Я начинаю ощущать его приступ.

Он наклонился вперед над стоящей между ними тарелкой жаркого и понизил голос:

— Знаешь, что я хочу сейчас выкрикнуть?

Джо тоже заговорщически склонился к нему и отрицательно покачал головой.

— Паки — пидары! — сдавленно прошипел Вик.

— Вик… — Джо отодвинулся назад, его приготовленная улыбка погасла. Ему нелегко дался разговор о СПИДе, но это было еще хуже.

В университете он был склонен к идеям миротворчества, он был праведником, так они называли это в те дни, и в том не было ничего зазорного. Разменяв очередной десяток, Джо начал, как многие из его поколения, — Вик, ясное дело, раньше других — переоценивать некоторые ценности; границы лексикона, который он считал приемлемым для себя, начали раздвигаться. Ему все еще не нравилось слово «пидар», но он был готов с ним мириться, сознавая, что смысл слова изменился; но слово «паки» будет всегда, он, по крайней мере, на это надеялся, оставаться за рамками приличий.

— Не будь ханжой, — сказал Вик, откидываясь на спинку стула и повышая голос до обычного уровня. — Я не расист. И тебе это известно. Ты, например, не желаешь делать этого. Под «этим» я имею в виду вещи, которые я обязан сегодня сделать: первое — вонзить нож в своего друга, второе — плеснуть горячим чаем кому-нибудь в лицо, третье — оскорбить официантов. — Он прервался, чтобы прикончить кружку «Кингфишера».

— Ну…

— Слушай. Разве у тебя не было такого: ты стоишь на краю скалы, и тебя просто тянет броситься вниз?

— Было. — Джо засомневался, стоит ли продолжать этот разговор. Его рука надолго повисла на правом ухе.

Вик передернул плечами:

— Ну вот. Это то же самое.

— Желаете чего-нибудь еще? — Толстощекий официант с копной черных крашеных волос начал собирать посуду со стола. Джо взглянул на меню десертов: пять фруктовых мороженых разных цветов в резных формочках в виде соответствующих фруктов.

— Нет, спасибо.

— Я клоню к тому, — сказал Вик рассеянно, — что синдром Тауретта не провоцирует у тебя этих желаний. Он всего лишь снимает запреты, которые мозг накладывает на них. Люди с синдромом Тауретта просто не могут остановиться и делают то, что все мы постоянно хотим делать.

Вик взял одну из дымящихся белых салфеток, которые в бесчисленном множестве приносят в пластиковой коробке официанты, и потрогал ее края, пытаясь определить ту долю секунды, которая является самым удобным моментом для ее использования: она уже не очень горячая, но еще и не настолько холодная и сырая, чтобы нельзя было сделать то, что делают только мужчины, инстинктивно, даже не задумываясь о том, что салфетки предназначены для рук, — вдавить в нее лицо, словно снимая посмертную маску. Джо поднял взгляд на Вика — тот уже отнял салфетку от лица: бледность покидала его смуглые черты.

— Можно обернуть ее вокруг головы и завопить: «Эй! Нравица моя тюрбана?»

Двери в «Спайс» открылись; сердце Джо дрогнуло в унисон с маленькими керальскими колокольчиками, и поток холодного воздуха развеял дымку карри. Джо быстро обернулся, и его лицо расплылось в улыбке узнавания. Лицо Вика поворачивалось медленнее, все с тем же дурацким выражением. Да и с какой стати? У женщины, снимавшей пальто, были пепельные волосы, зеленые глаза в крапинку и приятная симметрия черт лица, хотя больше ничего примечательного в ней не было, может быть, из-за ее решения одеться в спецовку. Впрочем, при более детальном рассмотрении — казалось, что она глядит прямо на Джо, — бросалось в глаза, что густые волосы собраны в пучок, а челка спадает на глаза, кожа осязаемо гладкая, словно создана для мужских ладоней; и еще в ней ощущалось какое-то теплое свечение, которое напомнило Вику ауру, окружавшую детишек в рекламе готовых завтраков, одно из немногих воспоминаний его детства, — но, возможно, в этом был повинен всего лишь красноватый цвет интерьера.

— Вик?.. — промолвил Джо, рассеяв его видение. Вик осознал, что это было именно видение, только тогда, когда оно исчезло, — это Эмма.

ДЖО

Первые дни Джо и Эмма старались как можно больше времени проводить вне дома. Джо проживал тогда в Сурри-Квейз, отделавшись от Деборы с некоторыми потерями, — единственный раз в своей жизни он стал инициатором разрыва отношений.

Джо справился с чувством огромной вины, мучившим его по этому поводу, предложив ей квартиру, которую они собирались купить на паях, и — когда это предложение оказалось неспособным сдержать поток ее слез — все права на владение этой квартирой.

Дом, в котором обитал Джо, находился на главной улице города и представлял собой помпезное строение из красного кирпича в викторианском стиле; мистер Хамдад, застройщик, каждую комнату превратил в то, что агенты по продаже недвижимости называют «односпальной студией», — на самом же деле, это были запущенные, тесные и мрачные помещения, казавшиеся декорациями к фильмам шестидесятых.

Эмма снимала комнату в частном доме вместе с еще двенадцатью молодыми мужчинами и женщинами. Вскоре молодая пара встала перед выбором: либо мерзнуть у слабенького электрокамина в Сурри-Квейз, либо подвергаться бесконечным вторжениям Стива, Сэла, Дейва, Райана, Джеки, собаки Джеки и прочих уродов из полуподвала, у которых, похоже, не было даже имен.

Вот и приходилось им много гулять. Джо мог себе это позволить: сразу по окончании университета он начал работать над азидотимидином в «Уэлкам». У него было, в принципе, достаточно денег, и доход он имел относительно стабильный, чтобы перебраться в более уютное жилище, но он разрывался между двумя тайными желаниями: первым — поскорей сделать это вместе с Эммой, и вторым — не спешить с этим, чтобы не ранить чувств Деборы; нерешительность причиняла ему и житейские тяготы, и душевные страдания — он оставался в доме мистера Хамдада, утешаясь тем, что рента за комнату, несмотря на ее чрезмерность, оставляла ему достаточно средств к концу месяца для редких уикендов вдвоем в пригородных отелях.

В один из таких уикендов — а именно, семнадцатого апреля девяносто первого года, чтобы быть точным, Джо, который к тому времени уже оставил «Уэлкам», неожиданно обнаружил у себя достаточно средств, чтобы взять напрокат машину. И вот в пятницу вечером он нарисовался возле ее дома на вишневом кабриолете «гольф». Эмма, казалось, немного смутилась перед остальными жильцами за эту демонстрацию благосостояния, показывающую ее с Джо принадлежность к яппи, но всю дорогу до Бау не могла оторвать своих губ от его.