Нерожденный. Жизнь и учение мастера дзэн Банкэя - Етаку Банкэй

Учение Конфуция было тогда в этой области в большой моде, и поэтому, когда пришел срок, меня отправили к учителю, который, стоя с розгами в руке, заставлял нас заучивать наизусть «Великое Учение».[52] Когда я подошел к тому отрывку, где говорится, что «путь великого учения заключается в выявлении сиятельной добродетели», я запнулся на словах «сиятельная добродетель». Я никак не мог понять, что же они значат.

Помнится, я спросил однажды группу ученых-конфуцианцев о сиятельной добродетели. Что это такое? Что это значит? Но никто из них не смог мне ответить. Один из них сказал, что запутанные проблемы вроде моей относятся к тому, с чем имеют дело наставники дзэн. Он посоветовал мне обратиться к кому-нибудь из них, заметив, что он и его товарищи не знают, что есть сиятельная добродетель, так как все свое время они посвящают дословному истолкованию конфуцианских писаний. Я решил последовать его совету, но в те дни в этой области не было дзэнских храмов и мне довольно долго не удавалось сделать это.

Затем я решил, будь что будет, но я все равно доберусь до этой сиятельной добродетели. Я стремился также объяснить это моей матери прежде, чем она уйдет из этой жизни. В надежде разрешить мою проблему я посещал проповеди. Если я слышал, что где-то поблизости будет проводиться проповедь, я немедля бежал туда. После я возвращался домой и сообщал моей матери то, что там было сказано. Однако сиятельная добродетель оставалась за пределами моего понимания.

В конце концов мне удалось найти наставника дзэн.[53] Он сказал мне, что если я хочу овладеть пониманием сиятельной добродетели, мне следует заняться дзадзэн. Я приступил к практике дзадзэн. Я ушел в горы и сидел в дзадзэн семь дней. Усевшись в позу дзадзэн, я, не принимая во внимание свое здоровье, сидел до тех пор, пока не падал от усталости, а так как я находился в горах и некому было принести мне еды, то в течение многих дней я вообще ничего не ел.

После этого я вернулся домой. Я выстроил себе небольшую хижину и затворился в ней. Я возглашал Нэмбуцу и входил в Нэмбуцу-самадхи, проводя долгое время без сна.[54] Я перепробовал все, что только было возможно, но это не привело меня к пониманию.

В конце концов пагубное влияние многолетних самоистязаний привело к тому, что я тяжело заболел. А я, несмотря на все мои усилия, все еще не постиг сиятельную добродетель. Состояние мое постепенно ухудшалось. Я становился все слабее и слабее и начал харкать кровью.

Добрые люди, жившие поблизости, прислали кого-то присматривать за мной. Но болезнь уже достигла критической стадии. В течение целой недели я не мог проглотить ничего, кроме небольшого количества рисового отвара. Я был обречен на смерть и уже рассматривал это как нечто неизбежное, но не чувствовал никакого сожаления по этому поводу. Единственное, что меня беспокоило, было то, что мне приходится умирать, так и не раскрыв смысл сиятельной добродетели, к которой столь долго были обращены все мои устремления. Затем я почувствовал, что в моем горле возникло какое-то странное ощущение. Я харкнул на стену. Небольшой черный комочек слизи скатился вниз по стене. Мне показалось, что боль в моей груди утихла. Внезапно, именно в этот момент меня озарило. Я постиг то, что до сих пор от меня скрывалось: абсолютно все противоречия разрешены в Нерожденном. Я понял также, что то, чем я занимался в течение всего этого времени, было ошибкой. Я понял, что все мои усилия были напрасны.

Болезнь моя стала отступать. Мой аппетит вернулся ко мне. Я обрадовался этому и позвал человека, присматривавшего за мной, сказал ему, что хочу есть, и попросил его приготовить немного риса. Это желание показалось ему странным, так как он думал, что я стою уже на пороге смерти, но он тут же приступил к приготовлению пищи. Я уплел две или три чаши риса и стал постепенно выздоравливать. Итак, я исполнил свой обет, а после смог привести свою мать к пониманию Нерожденного.

С тех пор и до сего дня я не встретил никого, кто смог бы опровергнуть мое учение. Если бы за время моих странствий я встретил кого-то, обладающего истинным пониманием Дхармы, то мне не пришлось бы тратить напрасно так много усилий. Но я не встретил такого человека и продолжал заниматься болезненными и бессмысленными аскетическими практиками, подвергая свое тело столь суровым испытаниям, что след их и поныне сказывается на моем здоровье. Вот почему я не могу выходить сюда и встречаться с вами так часто, как мне бы хотелось.

После того как я осознал, что абсолютно все противоречия разрешены в Нерожденном, мне захотелось обсудить это с кем-нибудь. Когда я раздумывал о том, кого бы мне посетить, мой мастер рассказал мне о некоем наставнике по имени Гудо из провинции Мино.[55] Он отозвался о нем как об отличном учителе и посоветовал мне отправиться к нему. Я принял его совет и направился в Мино, но когда я туда добрался, Гудо был в отъезде в Эдо и я не смог встретиться с ним. Я подумал, что раз уж я проделал столь долгий путь, то мне стоит посетить других наставников дзэн в этой области, чтобы не возвращаться ни с чем.

Одному из них я представился как дзэнский монах из провинции Харима и сказал, что пришел к нему издалека для того, чтобы получить его наставления. Он изложил мне учение дзэн. После того как он закончил говорить, я сказал: «Я понимаю, что мне вообще-то не пристало говорить, но все же я хотел бы сказать Вам кое-что. Простите меня за недостаток почтительности. Все, что сказали мне Вы, и то, что говорили мне все остальные, все это правильно. Не то чтобы я был не согласен с этим. Однако, так или иначе, у меня возникает чувство, подобное тому, как если бы я попытался почесать свою ногу, обутую в туфлю. Она по-прежнему чешется. Ваши поучения не достигают цели, не затрагивают самую суть».[56]

Мои слова нисколько не обескуражили его и он ответил: «Конечно. Все обстоит точно так, как ты сказал. Мы учим других так же, как обучали нас. Мы следуем наставлениям мастеров прошлого, которые содержатся в сутрах и дзэнских писаниях. Мне стыдно признаться в этом, но то, чему мы учим вас, не подкреплено просветлением. Так как в действительности мы не достигли просветления, то вполне понятно, что ты говоришь о нашем учении как о неспособном затронуть то место, где чешется. Ты смог увидеть это и понял, что я на самом деле из себя представляю. Ты, конечно же, необыкновенный человек».

Естественно, что при таких обстоятельствах мне не представлялось возможным принять от кого-то из них подтверждение моему опыту. Я вернулся домой и вновь уединился. И вот тогда, когда я размышлял о природных способностях обычных людей и тех способах, с помощью которых можно наставлять их в Пути, я услышал о приезде Дося в Нагасаки. По настоянию моего учителя Умпо я посетил его, и, как я уже сказал вам ранее, он подтвердил мое просветление. Итак, вы видите, что в свое время я испытывал большие затруднения в том, чтобы найти кого-то, кто мог бы дать мне настоящее подтверждение моего просветления.

Я предстаю здесь перед вами именно по этой причине. Если кто-либо из вас достиг просветления, то вам повезло, что рядом с вами есть некто, могущий дать вам подтверждение того, что вы действительно достигли. Если вы верите в то, что достигли просветления, вам следует сказать об этом. В противном случае вам стоит внимательно прислушаться ко мне и самим убедиться в том, о чем я говорю. Тогда вы просветлитесь. Когда вы говорите о «Будде» или о «патриархе», [помните, что] это всего лишь имена. Это слова, которые остаются после того, как они появляются или «рождаются», и слова эти отдалены от того места, где обретается Нерожденное, а потому они вовсе не являются хоть сколько-нибудь важными.[57] Когда вы пребываете в Нерожденном, вы находитесь в самом источнике будд и патриархов. Никому не известно, где пребывает человек, твердо убежденный в том, что сознание будды является Нерожденным. Это неизвестно даже буддам и патриархам.

Если вы утвердитесь в Нерожденном, то тогда просто, без каких-либо затруднений или усилий, вы суть Татхагата, живой Будда. У вас откроется око, прозревающее сердца других людей, и вы сможете увидеть все сущее из этой совершенной точки вашей самореализации. Я никогда не ошибаюсь в своих суждениях о людях, так же, как и любой другой, кто обладает оком Нерожденного. Когда-то именно из-за этого наша школа именовалась «Ясноокой школой». А поскольку эта способность возможна оттого, что вы пребываете в нерожденном сознании будды, нашу школу называют также школой «сознания будды».

До тех пор, пока вы сами не поймете того, что я говорю вам, вы можете считать, что в это трудно поверить. Вы можете даже подумать, что я пытаюсь ввести вас в заблуждение. Но придет тот день, когда вы действительно поймете это, и в тот же день и на том же месте, кто бы вы ни были, вы сможете прозревать сердца других людей. Тогда вы и узнаете, что все мной сказанное — истинно. Стремитесь к обретению Пути ради этого грядущего дня. Если бы я лгал вам, то после моей смерти мне вырвали бы за это язык. Неужели вы думаете, что я стоял бы здесь и лгал вам, зная, что из-за этого я попаду в ад?[58]