От Москвы до Берлина - Сергей Алексеев

Рухнули в пропасть Штопке, и Кобленц, и Зингер, и Редер, и Хагель. И много, и много ещё других.

Смешались камни, мундиры, люди.

Спустился в пропасть столетний ворон.

– Салют по-кавказски, – прокаркал ворон.

Лист осенний

Гитлеровскими войсками, наступавшими на Кавказ, командовал фашистский генерал-фельдмаршал Лист.

Кончилось лето. Приблизилась осень. Не достигли фашисты намеченных целей.

Клялись фашисты взять Грозный, вступить в Баку.

Застряли фашисты. По-прежнему грозно высится Грозный. За горами, за долами лежит Баку.

Дали фашисты слово прорваться к Сочи, к Сухуми, к Поти, к Батуми.

Застряли фашисты. Споткнулись у моря. Как до Луны, далеко до Сочи.

Кричали фашисты, что горы осилят, возьмут Тбилиси. И всё Закавказье тоже.

Застряли фашисты. Не прорвались через Кавказские перевалы. Всё также в мечтах Тбилиси. И всё Закавказье тоже.

Сорвались фашистские планы. Заслонили советские люди грудью своей Кавказ.

Разгневан Гитлер провалом Листа.

Мчит из Берлина курьер в Россию. Срочный приказ в кармане:

– Снять Листа!

– Снять Листа!!

– Снять Листа!!!

Смещён, впал в немилость фельдмаршал Лист.

Узнали наши солдаты о грозном приказе Гитлера. Осень начиналась как раз на дворе.

Смеются солдаты. Назвали генерал-фельдмаршала Листа:

– Лист осенний.

Советским осенним военным ветром сорван фельдмаршал Лист.

Двенадцать тополей

Как-то новый командир одного из полков, сражавшихся на Кавказе, посетил стрелковое отделение. Двенадцать бойцов в отделении. Застыли в строю солдаты. Стоят в ряд, один к одному. Представляются командиру:

– Рядовой Григорян.

– Рядовой Григорян.

– Рядовой Григорян.

– Рядовой Григорян.

Что такое – поражается командир полка. Продолжают доклад солдаты:

– Рядовой Григорян.

– Рядовой Григорян.

– Рядовой Григорян.

Не знает, как поступить командир полка, – шутят, что ли, над ним солдаты?

– Отставить, – сказал командир полка.

Семь бойцов представилось. Пятеро стоят безымянными. Наклонился к командиру полка командир роты, показал на остальных, сказал тихо:

– Тоже все Григоряны.

Посмотрел теперь командир полка удивлённо на командира роты – не шутит ли командир роты?

– Все Григоряны. Все – двенадцать, – сказал командир роты.

Действительно, все двенадцать человек в отделении были Григорянами.

– Однофамильцы?

– Нет.

Двенадцать Григорянов, от старшего – Барсега Григоряна до младшего – Агаси Григоряна, были родственниками, членами одной семьи. Вместе шли на фронт. Вместе они воевали, вместе защищали страну и родной Кавказ.

Один из боёв для отделения Григорянов был особенно тяжёлым. Держали солдаты важный рубеж. И вдруг атака фашистских танков. Люди сошлись с металлом. Танки – с одной, Григоряны – с другой. Лезли, лезли, разрывали воем округу танки. Без счёта огонь бросали. Устояли в бою Григоряны. Удержали рубеж до прихода наших.

Тяжёлой ценой достаётся победа. Не бывает войны без смерти. Не бывает без смерти боя. Шесть Григорянов в том страшном бою с фашистами выбыли из отделения.

Было двенадцать, стало шесть. Продолжали сражаться отважные воины. Гнали фашистов с Кавказа, с Кубани. Затем освобождали поля Украины. Солдатскую честь и фамильную честь донесли до твердынь Берлина.

Не бывает войны без смерти. Не бывает без смерти боя. Трое погибли ещё в боях. Жизнь двоим сократили пули. Лишь самый младший, Агаси Григорян, один невредимым вернулся с полей сражений.

В память об отважной семье, о воинах-героях в их родном городе на Кавказе были посажены двенадцать тополей.

Разрослись ныне тополя. Из метровых саженцев гигантами стали. Стоят они в ряд, один к одному, словно бойцы в строю – целое отделение. Память вечная Григорянам!

«Ахтунг! Ахтунг!»

Лётчик-истребитель капитан Александр Покрышкин находился в воздухе. Внизу, изгибаясь, бежит Адагум. Это приток Кубани. Новороссийск виден вдали налево. Справа осталась станция Крымская.

Впился лётчик глазами в стекло кабины. Зорко следит за землёй, за небом. Голову влево, голову вправо. Голову кверху, голову вниз. Поправил очки, шлемофон, наушники. Вновь повёл головой по кругу. Снова – то вверх, то вниз.

В наушниках послышалось:

– Ахтунг! Ахтунг!

Речь немецкая.

– Ахтунг! Ахтунг!

Голос тревожный («Ахтунг» – означает «внимание».)

«Что такое? – подумал Покрышкин. – Что же случилось там у фашистов?»

Снова повёл головой налево, снова повёл направо: «Что же такое тревожное там у фашистов?»

И вдруг:

– Ахтунг! Ахтунг! Покрышкин в воздухе!

Вот так «ахтунг!». Слышит Покрышкин: «Покрышкин в воздухе!»

Услышали «ахтунг!» на других наших самолётах. Услышали фашистский «ахтунг!» и внизу на нашем командном пункте.

Ясно нашим, почему раздаётся фашистский «ахтунг!». Ясно и фашистским лётчикам, почему их предупреждают. Двадцать самолётов врага сбил над Кубанью лётчик Покрышкин. (А до этого – над Днестром, над Днепром, над Донбассом, над Доном – и ещё двадцать.) Лишь в одном бою над станцией Крымской уничтожил Покрышкин четыре неприятельских «мессершмитта». Четыре в одном бою!

– Ахтунг! Ахтунг! Покрышкин в воздухе!

Бежит, нарастает победный счёт у Покрышкина – 41 самолёт, 42, 43, 44, 45… 51, 52, 53, 54, 55…

– Ахтунг! Ахтунг! Покрышкин в воздухе!

От первого до последнего дня войны сражался отважно с фашистами лётчик.

59 самолётов врага сбил в воздушных боях лётчик-истребитель Александр Иванович Покрышкин.

Стал он Героем Советского Союза.

Стал дважды Героем Советского Союза.

Стал трижды Героем Советского Союза.

Слава тебе, Александр Покрышкин, первый трижды Герой в стране.

Кобрик и Киттихаук

Некоторые наши авиационные соединения, сражавшиеся на Северном Кавказе и Кубани, имели самолёты английского производства. Англичане были нашими союзниками. Поставляли нам отдельные виды своего вооружения. В том числе и самолёты-истребители. Были они двух марок: «аэрокобра», или просто «кобра», и «киттихаук».

Пристала как-то к лётчикам, летавшим на «кобрах» и «киттихауках», собачонка. Приютили её авиаторы. Стали думать об имени.

– Барбос.

– Жучка.

– Бобик, – идут предложения.

– Не то, не то.

Кто-то вдруг произнёс:

– Кобрик!

Посмотрели лётчики на самолёты «аэрокобра»:

– Кобрик?

Понравилось лётчикам имя Кобрик.

Прошло несколько дней. Как-то вернулись лётчики из боевого полёта, видят, поджидает их ещё одна собачонка. Морда весёлая. Хвост колечком.

– Много вас тут. Есть у нас уже Кобрик, – говорят ей лётчики.

Однако не уходит собачонка. Уселась, смотрит на лётчиков. Глаза озорные. Морда весёлая. Хвост колечком.

Приютили и эту лётчики. Стали думать, как же её назвать. Кто-то сказал:

– Киттихаук.

Понравилось лётчикам – Киттихаук. Звучит необычно, звонко.

Поселились Кобрик и Киттихаук на военном аэродроме. Стали общими любимцами лётчиков.

Провожают дворняжки в полёт героев. Встречают друзей с победой. Возвращаются лётчики:

– Здравствуй, Кобрик!

– Привет, Киттихаук!

То-то радость на лётном поле.

Нелёгкая жизнь у воздушных воинов. Тяжёлые бои с фашистами шли на Северном Кавказе. Особенно упорные на Кубани. По нескольку боевых вылетов в день совершали военные лётчики. Устают от полётов лётчики. Сядут на землю. Валятся тут же на аэродроме прямо у самолётов с ног. Садятся рядом Кобрик и Киттихаук. Оберегают солдатский сон.

Наступали наши войска. Гнали с Кубанской земли фашистов. Перемещались на запад, на новые аэродромы и авиационные соединения.

Взяли лётчики Кобрика и Киттихаука к себе в боевые кабины. Поднялись в небо. Когда же совершили посадку на новом месте, случилось вдруг неожиданное.

Выскочил Кобрик из самолёта. Глаза злющие, злющие. Зубы оскалил. Пытались лётчики его приласкать. Рявкнул Кобрик и стрелой от людей помчался.

– Кобрик! Кобрик! – кричат лётчики.

– Ко-о-брик!

Не вернулся Кобрик назад. Не перенёс он, видимо, перелёта. Не родился, видимо, для полётов. Умчался Кобрик. А Киттихаук при всех остался. Был он по-прежнему общим любимцем.

Провожал он в полёты лётчиков. Встречал из полётов лётчиков.

Сидит Киттихаук. Смотрит в бездонное небо. Морда весёлая. Хвост колечком.

Гадание на Ромашкине

Есть такая игра-гадание: «любит, не любит», «будет, не будет», – гадание на ромашке.

Появился как-то в одной из наших частей боец-автоматчик Михаил Ромашкин.

Смотрят солдаты на Ромашкина, улыбаются, вспоминают игру-гадание:

– Любит, не любит, будет, не будет.

Нашёлся среди бойцов остряк и выдумщик. Предложил он гадание на Ромашкине.

Нет лепестков на Ромашкине. Нет лепестков, но… На то и смекалка солдатская.

Стали бойцы загадывать на шаги. Скажем, идёт Ромашкин, впереди какой-нибудь предмет – камень, допустим, или куст на дороге. Загадывают солдаты, на какое слово у этого камня или куста попадёт последний шаг Ромашкина: на «любит» или на «не любит», на «будет» или на «не будет».