Очерки, статьи - Эрнест Хемингуэй

От рыбы не исходит опасности, но те, что круглый год выходят в море в слабенькой лодке, не ищут опасности. Можешь быть абсолютно уверен, что ты, и не ища, непременно найдешь ее, и потому ты всеми силами пытаешься ее избежать.

Поскольку Гольфстрим — неосвоенная территория, только по самому его краю и ловят рыбу, — то есть только местах в десяти на тысячи миль потока, и никто не знает, что в нем водится за рыба, и какого она размера, и какого возраста, и даже какие именно животные и рыбы живут на разной глубине. Когда ты дрейфуешь в открытом море, рыбача с четырьмя удочками на глубине шестидесяти, восьмидесяти, ста и стапятидесяти морских саженей, где всего семьсот саженей глубины, никогда не знаешь, кто может ухватить маленького тунца, которого ты насадил как наживку, и каждый раз, когда катушка начинает раскручиваться, сначала медленно, затем пронзительно щелкает, и рукоять гнется, и ты чувствуешь сквозь толщу воды весь этот огромный вес сопротивления удочке, пока ты потягиваешь и отпускаешь, потягиваешь и отпускаешь, потягиваешь и отпускаешь, пытаясь оторвать удочку от живота, пока рыба не выпрыгнет — в этот момент всегда пробирает дрожь, и не нужно никакой опасности, чтобы ощутить ее. Это может быть марлин, который выскочит высоко вверх, дернется вправо, и потом ускачет в несколько прыжков в море, разбрасывая брызги, как скоростной катер, пока ты кричишь, чтобы лодку направили за ним, видя, как ослабевает катушка еще до того, как лодка развернется. Или будет это рыба-меч, бряцающая перед тобой своим здоровенным мечом. Или какая другая рыба, какую ты и не видывал прежде, отправится прямиком на северо-запад, как погруженная подводная лодка, и больше не покажется, и на исходе пяти часов рыбак останется с выпрямленным крючком. Всегда охватывает дрожь, когда рыба увлекает тебя, и тебя сносит все дальше.

Когда охотишься, ты знаешь, что ты преследуешь, и самое большее, что может стать твоей добычей, это слон. Но кто скажет, что попадется тебе на крючок однажды, когда тебя унесет на полторы сотни морских саженей по Гольфстриму? Возможно, марлин или рыба-меч, по сравнению с которыми те рыбы, которых мы видели пойманными, покажутся карликовыми; и каждый раз, когда рыба заглатывает наживку и тащит тебя, тебе кажется, что, возможно, это ты попался ей.

Карлос — наш кубинский друг, ему пятьдесят три года, он ходит на марлина с тех пор, как ступил на борт ялика со своим отцом в возрасте семи лет, и как-то рыбачил он в глубоком море, когда ему попался белый марлин. Рыба дважды выпрыгнула, а затем нырнула, и когда она нырнула, Карлос внезапно ощутил ее огромный вес и не мог держать удочку, которую утягивало вниз и вниз, сопротивляться было невозможно, пока рыба не прошла свыше ста пятидесяти саженей. Карлос говорит, он чувствовал ее тяжесть и прочность, словно она зацепилась за самое дно моря. Потом удочку внезапно ослабило, но он все еще чувствовал вес той рыбы и туго натянул леску. Какая-то беззубая рыба, похожая на марлина или рыбу-меч, сомкнула челюсти поперек восьмидесяти фунтового белого марлина и сжала его и держала так, что все внутренности его были раздавлены, а огромная рыба стала удаляться с восьмидесяти фунтовым марлином в пасти. Наконец все отпустило. Какого же размера оно должно было быть? Я предположил, что это мог быть какой-нибудь гигантский кальмар, но Карлос возразил, что на рыбе не было следов присосок и что было ясно видно: рыбу раздавило челюстями формой, как у марлина.

В другой раз старик рыбачил в одиночку на ялике за пределами Кабаньяс и поймал большого марлина, который на прочной пеньке утянул ялик далеко в море. Два дня спустя старика подобрали рыбаки в шестидесяти милях к востоку, а голова и передняя часть марлина бились о борт лодки. Остатки рыбы — меньше половины — весили восемьсот фунтов. Старик вел ее день, ночь, день и еще одну ночь, тогда как рыба плыла все дальше и волокла лодку. Когда она приблизилась, старик подтолкнул лодку в ее сторону и проткнул рыбу гарпуном. Она билась сбоку лодки, на нее нападали акулы, и старик отбивался от них в одиночку на ялике в Гольфстриме, колол их, бил, кидаясь на них с веслами, пока не обессилел и акулы не пожрали все, что смогли урвать. Когда рыбаки нашли его в лодке, он плакал, едва не лишившись рассудка от своей утраты, а акулы все еще кружили вокруг него.

В чем же прелесть того, чтобы рыбачить с борта? Да в том, что это — непонятные и дикие существа невозможной скорости и мощи и красоты — под водой ли, в прыжке ли, — неописуемо, чего ты никогда не увидишь, если не отправишься за ними, ты неотделим от них и чувствуешь их скорость, их силу и дикую власть так близко, как если бы скакал верхом на лошади. Тридцать минут, час или пять часов ты связан с рыбой так же, как и она связана с тобой, ты укрощаешь ее и объезжаешь, как объезжают лошадь, и в конце концов приводишь ее к лодке. Из тщеславия и потому, что на рынке в Гаване за ее тушу дадут немало денег, ты багришь ее и затаскиваешь на борт, но когда она у тебя на борту, ты не испытываешь восторга; вся прелесть — в борьбе с ней.

Если рыба попадет на крючок костистой частью своей пасти, будь уверен, крючок причинит ей не больше боли, чем рыбаку — снаряжение. Крупная рыба, попадись она на крючок, часто вообще не чувствует его и беспечно плывет навстречу лодке за очередной наживкой. Другой раз она отплывет далеко и глубоко, вовсе не подозревая о крючке, и только когда почувствует натяжение, заставляющее ее повернуть, почувствует себя пойманной, тогда она поймет, что что-то не так, и начнет обороняться. Если только крючок не угодил в болезненное место, оборона ее направлена не против крючка, а против того, что ее схватили, и если, когда она скроется из глаз, вы поймете, что и почему она делает, в каком направлении тянет, когда уходит на глубину, вы можете обмануть ее и привести к лодке тем же способом, каким объезжают диких лошадей. Не обязательно убивать рыбу, и даже изматывать до смерти, чтобы она пришла к лодке.

Чтобы убить рыбу, которая борется на глубине, ты тянешь не туда, куда она уходит, а в обратную сторону, до тех пор, пока она не обессилеет. На это уходят часы, и когда рыба погибнет, акулы наверняка попытаются перехватить ее прежде, чем рыбак вытянет рыбу на поверхность воды. Чтобы быстро поймать такую рыбу, ты определяешь, пытаясь целиком держать ее под контролем, в каком направлении она стремится уйти (куда уходит рыба, подскажет тебе направление лески, когда она натянута так, что если ты поднажмешь еще чуть сильнее, удочка переломится); потом двигайся в этом направлении на опережение, и тогда рыба может оказаться у лодки еще живой. Ты не тянешь и не тащишь ее на буксире моторной лодки; ты включаешь зажигание, только чтобы переменить свое положение, точно так же ты шел бы вверх или вниз по течению за лососем. Самое верное — ловить рыбу с небольшой лодки, скажем, плоскодонки, так рыбак может оставаться на медленном движении и просто позволить рыбе тянуть лодку. Со временем этот волок убьет ее. Но наибольшее удовлетворение в том, чтобы обмануть рыбу, управлять ею и втащить ее на борт — чем скорее, тем лучше, — не поврежденной ни в чем, кроме ее жизни.

— Весьма поучительно, — заметил приятель. — Но когда же начинается трепет?

Трепет начинается, когда ты стоишь у руля, потягивая из бутылки холодное пиво и наблюдаешь, как покачиваются блесны, и кажется, что они — настоящие маленькие тунцы, снующие под водой, а затем позади одной ты замечаешь длинную темную тень, накрывающую ее крылом, а затем показывается большая пика, за ней — глаз и голова и спинной плавник, тунец выпрыгивает с волной, и рыба упускает его.

— Марлин! — кричит Карлос с рубки и топает ногами: сигнал к тому, что рыба поднимается. Он сползает вниз к штурвалу, а ты возвращаешься туда, где удочка закреплена в пазу, и снова мелькает тень, быстрая, как тень самолета, пролетевшего над водой, и пика, голова, плавник и спина, разбивая водную поверхность, вырываются из воды, и можно услышать щелчок затвора на удочке, которую потянул за собой марлин, и, изогнувшись плавной дугой, она стремится уйти в воду по мере того, как рыба разворачивается, а ты держишь удочку, и, чувствуешь, что она стала в разы тяжелее, и ее конец упирается тебе в живот, когда ты резко дергаешь удочку и чувствуешь вес рыбы, как будто нападаешь на нее снова, и снова, и снова.

Затем потяжелевшая удочка изгибается дугой в направлении рыбы, и катушка на оси начинает свистеть, марлин выпрыгивает, чистый и длинный, серебристый в солнечном свете, зависает, круглый как бочка, стянутая лиловыми обручами, и, когда он входит в воду, вокруг разлетаются брызги, как взрыв от снаряда.

Затем он появляется снова, и снова слышен всплеск, затем удочка дает слабину и он вырывается наружу, через голову и обратно, затем дико подпрыгивает два раза, словно чтобы зависнуть повыше и покрепче в воздухе, прежде чем упасть и обрушить столб брызг, а в углу его пасти ты можешь разглядеть крючок.