Клетка для буйных (педагогическая фантастика) - Александр Тюрин

О других же маловероятных событиях остается только сказать: «Ну, ва-аще!»

Иначе говоря, Саша Токарев хорошо поразвлекся в этот день – с выдумкой, с огоньком. А потом вспомнил о Марине. Вернее, она сама о себе напомнила, когда демонстративно приняла приглашение некоего мальчика из параллельного класса покататься на спортивном велосипеде. (Собственно, Саша проименовал мальчика по-другому: «Одна сволочь».) Они договорилась так: после уроков расходятся по домам, затем новый друг берет дома велосипед и заезжает за Мариной. Тут уж Саша все припомнил: и ее вечные подколы, и вчерашние оскорбления…

В нужное время он сел в засаду возле собственного подъезда. Он видел, как некий мальчик подкатил на велосипеде, спрыгнул и весело побежал приглашать Марину. Саша, не дрогнув, пропустил «эту сволочь» мимо себя. Дальше он не медлил. Скользнул к вражескому велосипеду и спровадил его в густые кусты неподалеку. Затем с мрачной решимостью занял позицию, превратившись в точно такой же двухколесный механизм.

Марина выскочила принаряженная, в брючках. Вокруг увивался некий мальчик. Они непринужденно беседовали, и Саша подумал, стиснув зубы: «Щебечите, птички!» Однако ясную картину предательства портило то обстоятельство, что Марина почему-то встревоженно озиралась, будто боялась встретить кого-то. Не Сашу ли?

А затем произошло следующее. Марина оседлала мнимый велосипед и резво закрутила педалями. Некий мальчик потрусил следом, разъясняя особенности спортивных машин, но она прибавила ходу. Мальчик оставался еще где-то за домом, когда Марина, объехав кругом, подъезжала к подъезду. В этот момент Саша резко мотнул головой, и руль вывернулся из ее рук. Норовистый велосипед сбросил девочку прямо в лужу, широко раскинувшуюся после ночного дождя, сам же на полной скорости въехал в кусты.

Марина, опираясь рукой о колено, тяжело поднялась на ноги и выбралась на берег, едва не упав снова. Ее пошатывало. Лицо было залеплено грязью, у блузки белой осталась только спина, а модные брючки и вовсе напоминали одежду работника канализационной службы. Вид у нее был очень жалкий. Тут и некий мальчик подбежал. Он завизжал, мигом утратив возвышенное состояние души:

– Где велосипед, Мерецкая?

В ответ Марина заплакала. И побрела в парадную, прихрамывая.

– Где?! – крикнул мальчик вдогонку.

– Э, фильтруй базар, – сказал вылезший из кустов Токарев. – Там конкретно твой драндулет.

Ломая ветки, мальчик последовал в указанное место.

Удивительно, но Саша почему-то не испытывал удовлетворения. Скорее, наоборот…

16.

…я понял, что мне жалко Марину. Ей, конечно, было больно. Зря я не подумал об этом раньше. Глупая получилась месть, да и стоило ли вообще мстить? Тем более девчонке. И чего я так разобиделся? Бывало, по-всякому обзывались, а потом самим же смешно делалось. С велосипедом, кстати, сейчас мне все ясно стало. Марина тоже дура: куснуть меня хотела, позлить. А я, между прочим, и так уже злой был. Зацепила она меня вчера с этими вещами… Может, я и в самом деле поглупел? Дурацкое сочинение не мог написать. Еще летом собирался Уэллса в библиотеке взять. Рацию забросил… Но за глупость кусать нечестно!

Тихо в квартире. Первый раз не тянет что-нибудь включить. А ведь поначалу все вместе врубал – кайф ловил. Почитать, что ли? Шкаф не открывается…

И вообще, как-то стыдно. Мщу, ерунду вытворяю. Кстати, вчерашний хмырек с чердака превращаться мне запретил. Словом смешным грозился – «демонтаж», я запомнил. Если этот псих, конечно, не приснился. У меня в детстве так бывало: во сне добрался до горшка, а утром оказывается – нет… А вдруг я влип со своими шуточками? Уж больно странный был этот «пришелец». Может, действительно, я каким-то инопланетянам поперек дороги встал? Наверное, не стоило мне превращаться. Ведь чувствовал же! А удержаться не мог – все мы, Токаревы, такие, заводные.

Да, кстати! Мне еще доказывать надо, что я не верблюд! Инспектор явно дело шил: самовольно, мол, хапнул способность. Надо бы пораскинуть мозгами. Такие дела творятся! Что-то он там про граждан плел, вроде бы я выселил кого-то в ночь перед вторым сентябрем. Между прочим, тогда в самом деле подозрительная ночка была. Скрипы, кряхтение, завывание из шкафа. Уж не сидел ли «гражданин» в шкафу? А потом начались заморочки: со шкафом, с красками, с пианино. Следующей ночью я в телевизор превратился. И понеслось! Сегодня утром с кактусом фигня какая-то. Может, все это друг с другом связано и что-нибудь означает?

Начала в моей голове мысль наклевываться. Я, правда, не успел понять какая, потому что меня отвлекли. Заявился Алекс с очень важным делом. Оказалось, он пришел попрощаться. Петя Жаров решил сегодня же бежать из дому – ехать на Север и зарабатывать на музыкальный центр, чтобы мне вернуть – и Алекс должен ехать вместе с ним. Дело чести. Алекс был суров, немногословен – короче, готов к испытаниям. Рукавицы попросил и еще сказал:

– Хочу с твоим папашей переговорить, про Норильск разузнать.

Норильск – это город такой за полярным кругом. Батя говорит, что там находится рай для умных пройдох, которые умеют никель в золото превращать.

Стремный поворот! Надо же, что придумали, идиоты! Настроение мгновенно поднялось. Смех из меня рвется, я даже опух, сдерживаясь, а тут звонок в дверь, и заходит – кто бы вы думали? Лена Печкина! И сразу спрашивает:

– Получил назад свой комбайн?

Я не стал им ничего объяснять. Зачем? Я просто пошел, включил аппарат и поставил Свистни Свинс. Алекс прибежал, выпучив глаза:

– Откуда это у тебя?

– Шутка, – говорю я и снова смеюсь.

Смотрю, Алекс в лице переменился. Посерел, будто пылью покрылся. Наверное, понял, что я их мастерски наколол. А потом, вместо того, чтобы восхититься и начать выспрашивать, процедил:

– Ну ты и сволочь.

Он не стал ждать, пока я досмеюсь и объясню ему все толком, он взял и ушел, добавив вместо «пока»:

– Набить бы тебе, Токарев, морду для профилактики.

Я всегда знал, что Чернаго – грубый дурак.

А Лене Печкиной было так же весело, как и мне. Я, конечно, не раскрыл ей свои секреты и все такое. К тому же чувствую – настрой снова киснет. Захотел отвлечься. Музыка крутится, почему бы не потанцевать? Так прямо и сказал:

– Печка, давай потанцуем.

– А целоваться не полезешь? – вдруг спросила она. И покраснела. Я даже возмутился:

– Вот еще, очень надо.

Я так и не понял, обрадовалась она или огорчилась, но танцевать мы начали. Потоптались немного, тут нам и помешали. Пришел с работы папа. Печка сразу засмущалась, отодвинулась от меня подальше, громко попросила какие-то учебники, а когда я сказал, что нет у меня никаких учебников, она заторопилась домой. И напоследок ляпнула:

– Хорошая у тебя музыка, Токарев. Жаль, у Алекса нет такого музыкального центра.

Я, конечно, не выдержал:

– Ну и дуй со своим дураком Алексом на Север!

Она похлопала глазами и упорхнула. Стрекоза.

Пока не пришла мама, у нас в квартире было спокойно. Мы с папой занимались видиком, экспериментировали с разными форматами записи (перекачивали в память всякую муру, которую по телевизору передавали). Я намекнул, что неплохо бы нормальных дисков прикупить, он обещал подумать. А мама все испортила. Ворвалась сердитая, – наверное, на работе втык получила, – и тут же дневник у меня потребовала. Ясное дело, чем это закончилось. Учился я ведь всего-ничего, а уже полный набор в дневнике имею: пару-парашу схлопотал у Матильды, директриса дебильное замечание впаяла… Мама на меня наорала и прогнала делать уроки.

Я хотел вечером «телек» включить, так мне и этого не дали!

Ну, предки! Окончательно настрой убили, а ведь так клево день начинался. Обидно.

Уроки я, понятно, делать не стал. Вот еще! Решил родителей повоспитывать, а то все они меня – надоело… Взял полотенце и отправился в ванную, будто бы мыться. На самом деле я шутку одну придумал, рискованную, между прочим. А что? Я такой – смелый! Правда, не всем это заметно. Кроме того, мне интересно стало: смогу ли. Оказалось, могу!

Разделся я, забрался в пустую ванну, лег и превратился в воду. Ощущение было довольно-таки непривычным. Впервые я почувствовал себя растекающимся, ничем не скованным, даже задремал ненадолго. А потом пришел в себя и увидел, что надо мной склонилось испуганное мамино лицо. Мама кричала, наверное, папе:

– Тут только вода в ванне, а его нет!

Меня вдруг закрутило, потащило куда-то, я с ужасом понял, что мама выдернула затычку, мою голову засосало в темную дыру, и через секунду…

Ночь четвертая.

Неподотчетный

17.

…Саша Токарев мчался по трубе канализации в неизвестном направлении. Поначалу он струсил: ему показалось, что он вот-вот распадется на неисчислимое множество маленьких Токаревых. Он пустил в ход все имеющееся у него мастерство и немного сгустился, прекратив тем самым опасный распад. При этом едва не переусердствовал – еще чуть-чуть, и он застрял бы в трубе непонятно в каком виде.