Мемуары папы Муми-тролля - Туве Янссон

Снова все стало тихо и мирно. «Морской оркестр» поплыл дальше, словно ничего и не произошло.

— М-да… — протянул Юксаре и обратился ко мне: — Ты не собираешься снова ее спасать?

Рыцарские чувства призывали меня тотчас поспешить на выручку тетки Хемулихи, но мои дурные врожденные наклонности подсказывали: это ни к чему. И я пробормотал, что, дескать, уже слишком поздно. (Так оно, впрочем, и было.)

— Вот и конец ей, — философски заметил Юксаре.

— Печальная история, — согласился я.

— Извините! Это я виноват? — спросил Шнырек. — Это я первый сказал: пусть кто-нибудь сжалится над нами и съест ее! А что, это дурно, что мы ни капельки не расстраиваемся? Никто ему не ответил.

Я спрашиваю вас, дорогие читатели, что бы вы сделали в таком щекотливом положении?

Ведь я уже спас эту тетку один раз, а морры куда хуже, чем клипдассы, которые, вообще говоря, довольно добрые… Может, это для тетки Хемулихи только небольшая перемена обстановки? Может, они ей только немного подгрызут физиономию и от этого вид у нее станет более приятный? Как вы думаете?

Что бы там ни было, солнце светило по-прежнему, а мы драили палубу (она стала совсем клейкой от нашествия клипдасс) и прихлебывали хороший черный кофе. «Морской оркестр» скользил среди бесчисленных островков.

— Им когда-нибудь будет конец? — спросил я. — Куда мы приплывем потом?

— Куда-нибудь… или так… никуда, — произнес Юксаре, набивая свою трубку. — И зачем? Ведь нам и здесь хорошо?

Не буду отрицать, что нам было хорошо, но я стремился дальше! Мне хотелось чего-нибудь новенького. Что угодно, но только пусть что-нибудь случится (конечно, кроме нашествия хемулей).

У меня было ужасное ощущение, что все великие приключения непрерывно случаются, сменяя друг друга, где-то там, где меня нет. Необычайные приключения, которые никогда больше не повторятся. Я торопился, ужасно торопился! Стоя на носу, я нетерпеливо вглядывался в будущее, осваивая результаты Опыта, который успел уже приобрести. Их было пока семь. Вот какие:

1. Следи за тем, чтобы дети муми-троллей рождались в благоприятный с точки зрения астрологии момент, и обеспечь им романтическое вступление в мир. (Положительный пример: мой талант. Отрицательный: хозяйственная сумка.)

2. Не рассказывай о хемулях тем, кто торопится. (Положительный пример: Фредриксон. Отрицательный: Ежиха.)

3. Никогда не знаешь, что может попасть в сеть! (Положительный пример: анероид Фредриксона.)

4. Никогда не крась вещи только потому, что у тебя осталась краска. (Отрицательный пример: банка Шнырька.)

5. Не бойся никого, даже если этот кто-то очень большой. (Положительный пример: дронт Эдвард.)

6. Будь храбрым, даже если ты маленький. (Положительный пример: я.)

7. Прежде чем кого-нибудь спасать, выясни, кого ты спасаешь! (Отрицательный пример: тетка Хемулихи.)

Пока я обдумывал все эти важные истины, пароход миновал последний островок; сердце внезапно подскочило у меня в груди, и я воскликнул:

— Фредриксон! Впереди — море!

Наконец Что-то случилось! Прямо передо мной — сверкающее, лазурное, сказочное море!

— Оно слишком большое! — захныкал Шнырек и заполз в свою банку. — Извините, но у меня болят глаза, и я не знаю, что и думать!

— Зато оно голубое и мягкое! — закричал Юксаре. — Давайте поплывем туда и будем только спать, качаясь на волнах, и никогда никуда не вернемся…

— Как хатифнатты? — спросил Фредриксон.

— Кто, кто? — поинтересовался я.

— Хатифнатты, — повторил Фредриксон. — Они только и знают, что плывут да плывут… Нет им покоя.

— Вот именно! — обрадовался Юксаре. — И никогда не спят, они спать не могут. Они не могут даже говорить, они только стремятся доплыть до горизонта.

— И удалось это кому-нибудь из них? — полюбопытствовал я.

— Этого никто не знает, — пожал плечами Юксаре.

Мы встали на якорь у скалистого берега. Даже сегодня мурашки пробегают у меня по спине, когда я шепчу про себя: «Мы встали на якорь у скалистого берега… Впервые в жизни видел я рыжие скалы и прозрачных медуз; это удивительно маленькие, похожие на прозрачные зонтики существа, способные дышать и двигаться».

Мы вышли на берег — собирать ракушки. Хоть Фредриксон и уверял, он, мол, хочет обследовать место стоянки судна, что-то подсказывало мне: и он втайне заинтересовался ракушками. Прибрежные скалы перемежались с песчаными бережками, и камешки здесь лежали совершенно гладкие и круглые, как мячик, или вытянутые, как яйца.

Вода была такой чистой и прозрачной, что под ее зеленоватой толщей просматривалось волнистое песчаное дно. Скалы нагрелись от солнца. Ветер улегся, и на горизонте не было ничего, кроме светлой водной глади.

Огромный мир казался мне в ту пору беспредельным, а все маленькое куда более приятным, чем сейчас. Все маленькое было моим, не знаю, понятно ли вам, что я имею в виду… И как раз в эту минуту мне в голову пришла новая важная мысль.

Любовь муми-троллей к морю, должно быть, врожденная, и я с удовлетворением вижу, как она пробуждается и в моем сыне.

Но, дорогой читатель, согласитесь, что суша вызывает у нас еще более сильное восхищение.

Когда плывешь по морю, горизонт представляется бесконечным и непоколебимым. Нормальные же мумитролли больше всего любят переменчивое и причудливое, неожиданное и своеобразное: берег, который и земля и вода, солнечный заход, который и мрак и свет, и весну, которая и холод и тепло.

Но вот снова наступили сумерки. Они опустились совсем бесшумно, сгущались медленно и осторожно, чтобы у дня хватило времени устроиться на ночлег. Розоватый западный край неба с разбросанными по нему маленькими тучками был похож на взбитые сливки, и все это отражалось в воде. Море было блестящим, как зеркало, и не таило в себе никакой опасности.

— Видел ты когда-нибудь тучу близко? — спросил я Фредриксона.

— Да, — ответил он. — В книге.

— Мне кажется, она похожа на небесный мох, — заметил Юксаре.

Мы сидели на склоне горы. Приятно пахло водорослями и чем-то еще, должно быть, морем. Я чувствовал себя таким счастливым и даже не боялся, что это чувство исчезнет.

— Ты счастлив? — спросил я у Фредриксона.

— Здесь хорошо, — смущенно пробормотал Фредриксон (и я понял, что он тоже счастлив).

И тут мы увидели целую флотилию маленьких лодок. Легкие, как бабочки, они скользили по своему собственному отражению в воде. В лодках, тесно прижавшись друг к другу, молча сидели какие-то серовато-белые существа. Их было очень много, и они неотрывно глядели в море.

— Хатифнатты, — произнес Фредриксон. — Плывут с помощью электричества.

— Хатифнатты, — взволнованно прошептал я. — Те, что только и знают плыть да плыть и никогда никуда не приплывают…

— Они заряжаются во время грозы, — объяснял Фредриксон. — И тогда жгут, как крапива. И еще они ведут порочный образ жизни.

— Порочный образ жизни? — очень заинтересовался я. — Что это значит?

— Точно не знаю. Наверно, топчут чужие огороды и пьют пиво.

Мы долго глядели на хатифнаттов, уплывающих навстречу бесконечному горизонту. И у меня зародилось странное желание последовать за ними и тоже вести порочный образ жизни. Но вслух об этом я не сказал.

— Ну а завтра мы выйдем в открытое море? — внезапно спросил Юксаре.

Фредриксон взглянул на «Морской оркестр».

— Это же речной пароход, — с задумчивым видом сказал он. — Ходит на водяных колесах. Без парусов…

— Мы сыграем в орлянку, — сказал, поднявшись, Юксаре. — Шнырек, давай сюда пуговицу!

Шнырек, собиравший ракушки в прибрежной воде, пулей выскочил на берег и начал высыпать содержимое своих карманов.

— Одной пуговицы хватит, дорогой племянник!

— Пожалуйста! — обрадовался Шнырек. — Какую лучше, с двумя или с четырьмя дырочками? Костяную, плюшевую, деревянную, стеклянную, металлическую или перламутровую? Однотонную, пеструю, в крапинку, полосатую или клетчатую? Круглую, овальную, вогнутую, выпуклую, восьмиугольную или…

— Можно обыкновенную брючную, — остановил его Юксаре. — Ну, я бросаю. — И он закричал: — Орел! Уплываем в море! Что случилось?

— Дырочка сверху, — объяснил Шнырек и прижался носом к пуговице, чтобы получше разглядеть ее в сумерках.

— Ну! — сказал я. — Как она лежит?

В этот миг Шнырек взмахнул усами, и пуговица скользнула в горную расселину.

— Ай! Извините! — воскликнул Шнырек. — Хотите другую?

— Нет, — сказал Юксаре. — В «орел или решку» можно играть один раз. А теперь будь что будет, но я хочу спать.

Мы провели довольно мучительную ночь на борту парохода. Одеяло было неприятно клейким, словно измазанное патокой, дверные ручки — липкими; зубными щетками, домашними туфлями и вахтенным журналом Фредриксона пользоваться было нельзя!