Миграции - Шарлотта Макконахи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Похоже, они пытаются меня сломать.
Команде я здесь не нужна. Они обалдели, когда услышали про новый план, новый маршрут. Они боятся ходить по незнакомым водам, новым для шкипера. За это у них на меня зуб.
О чем они не догадываются — как мне по душе каждый миг этих изнурительных восемнадцатичасовых дней. Никогда я еще так не выматывалась, и это именно то, что нужно. В смысле, потом я могу заснуть.
«Сагани» медленно проталкивается сквозь толстый лед у берегов Гренландии, разламывая его на огромные льдины, которые отодвигает с нашего пути. Я в жизни еще не слышала такого звука. Громкий треск, который раскалывает небо, жуткий шорох и постоянный совместный рокот моря и двигателя.
Я поплотнее запахиваю куртку: даже в трех слоях теплой одежды мне все равно холодно, но это хорошо. Ледяной ветер кусает щеки и губы, высушивая, растрескивая их. Мне — какая редкость — дали небольшой перерыв, чтобы я посмотрела, как мы продвигаемся. На мостике стоит Эннис, аккуратно ведет свое судно через опасные льды. Я вижу его сквозь постоянно просаленное стекло, под злыми серыми небесами, вижу одну лишь густую черную бороду. Рядом с ним стоит, в ярко-оранжевом, Самуэль, следит за приборами. Остальные то и дело перемещаются с носа на корму, наблюдают, засекают крупные льдины, способные повредить корпус. Перекликаются на языке, который для меня звучит как иностранный — как и все, о чем говорят на борту. Всякие там «на траверзе», «форпик», «заводи!».
Крачки пока не покинули Гренландию. Я одержимо вглядываюсь в красные точки на экране ноутбука, зная: уже скоро. Пока они там, мы останемся на привычной для «Сагани» территории, уповая на удачу.
Маршрут выбирает Эннис; это он находит рыбьи косяки, так что благополучие экипажа полностью зависит от его способности ориентироваться в бескрайнем океане. С тех пор как я поднялась на борт, мы с ним не говорили ни разу. Вижу я его редко, только на расстоянии, за штурвалом. Он с нами не ест. Бэзил говорит, дело обычное, наверное, рассматривает лоции, прогноз погоды и сонары — на него давит груз ответственности.
— Он у нас в сердце охоты, — пояснил мне Аник в первый день, так, будто мне и самой полагалось бы знать. — Поэтому в сторонке. Он другой.
— Он просто делает все, чтобы мы не погибли, за что спасибо Господу, — пробормотал Самуэль, прикуривая две сигареты разом и протягивая вторую Анику.
Вот так я и знакомлюсь с капитаном «Сагани» — издалека, в обрывках разговоров его экипажа. У него капитанская каюта, остальные живут по двое, все каюты примыкают к маленькой кают-компании и камбузу. Меня подселили к Лее, она не привыкла делить комнату с соседкой — и это еще мягко сказано. Она со мной не разговаривает, разве что рявкает приказания, в каюте едва умещается две койки. Терпеть такую тесноту получается благодаря лишь тому, что я слишком устаю, чтобы лежать без сна в тяжелой тьме и воображать, что я в гробу.
— Фрэнни, с дороги! — орет Дэш, проносясь мимо. Я едва успеваю отскочить, прежде чем он выпаливает: — Айсберг два градуса по левому!
Я перевешиваюсь через леер, чтобы понять, о чем он. Посреди плоского ледяного поля торчит вершина айсберга, а мы движемся прямо на него. Судя по форме, он низко сидит под водой, тоща как остальные куски льда в основном торчат над поверхностью. Айсберг не расколоть даже ледоколу. С виду он невелик и вроде бы безвреден — но так, полагаю, думали и на «Титанике». Судя по тому, как расшумелась команда, мы, похоже, влипли.
— Готовьсь к столкновению!
Бэзил впечатывает меня себе в грудь, грубо притискивает к палубе. От столкновения мы катимся кубарем, плечо со всего маху въезжает в стену. Я морщусь, судно выпрямляется. Если бы Бэзил меня не повалил, я могла бы вылететь за борт. А он уже бежит на корму. Я с трудом встаю, крепко держусь за леер. Айсберг мы миновали, уклонились в сторону — видимо, зацепили край. Впереди я вижу воду, свободную ото льда, и колотящееся сердце не понимает, что ему теперь сделать, ускориться или замедлиться.
Не то чтобы мне очень хотелось утонуть, но момент был захватывающий.
— Чисто! — рявкает Эннис со своего насеста, когда мы выходим на свободную ото льда воду.
— Класс, шкипер! — откликается Лея.
— Молодцом! — подхватывает Мал.
Эннис спускается по трапу, я вижу, как он идет к тому месту, которым мы задели айсберг, выбрасывает за борт тяжелый веревочный трап. Нагибаюсь, смотрю, как он спускается, осматривает повреждения — совершенно невозмутимый. Тело его окутывают брызги, однако он лезет еще ниже, дотрагивается до длинной царапины, оценивает ее глубину. Удовлетворившись, поднимается, перепрыгивает на палубу, при приземлении в сапогах громко хлюпает.
— Косметика, — объявляет он выжидающему экипажу, и все с облегчением матерятся.
— Ты, лапа, в порядке? — спрашивает он меня — первые его слова с ночи нашего знакомства.
— На лицо ее посмотри, — говорит Мал, и они следят за моим лицом; не знаю, какое оно там, но все покатываются от смеха. Даже Лея хихикает, а вот Аник лишь закатывает глаза.
Эннис улыбается и, проходя мимо, хлопает меня по плечу:
— Ну, похоже, втянулась.
— Эй, Фрэнни, просыпайся. Ни за что.
— Давай.
Кто-то стягивает меня с койки. Не может быть, что уже рассвело. Я мутно моргаю и вижу Дэша.
— Ты чего? Дай поспать.
— Ужинать пора.
— Я слишком устала.
— Не будешь есть — не выживешь.
Понимая, что он не отстанет, я кое-как встаю и тащусь в кают-компанию. Малахай подвигается, освобождая мне место на углу стола. Скамейка липкая, коричневая кожа на ней полопалась, и когда мы втискиваемся туда всемером, места явно не хватает. На стене над головами подвешен небольшой ящик — телевизор, и всем приходится выгибать шею, чтобы посмотреть один из четырех имеющихся на борту дивиди: нынче это «Крепкий орешек», текст которого они все могут, без преувеличения, повторить слово в слово. Я опускаю голову на спинку скамьи и дремлю.
— Ты там чего, блин? — орет в какой-то момент Дэш, выдергивая
