Солдаты третьей мировой - Сергей Катканов

Сергей Сергеевич — уроженец Сокола. После всех передряг он мечтал только об одном — закончить службу на Вологодчине. В 1993 году ему наконец удалось перевестись в военную часть под Вологдой.

О своей службе он сначала вообще не хотел вспоминать: «Дело прошлое». Потом мы разговорились, согласившись в том, что не зная прошлого, невозможно понять тайные пружины нашего настоящего.

Сегодня Штаты вооружаются ещё более активно, чем в годы третьей мировой (холодной) войны. Это верный признак того, что они вовсе не считают Россию окончательно разгромленной страной. Кроме России, у них сегодня уже не осталось вообще никаких противников. А самое страшное оружие, которое сейчас используют американцы против русских — это маска друга.

Наши военные видели этих «друзей» без маски. Боевые судьбы многих русских офицеров — словно политический атлас мира. Нам этот атлас ещё листать да листать.

Эфиопский синдром

Парад убитых

Небольшой посёлок русских советников был обнесён колючей проволокой, которая защищала от нападений. Утром, направляясь на аэродром, подполковник увидел два десятка трупов, лежащих вдоль ограждения.

Это были эфиопские солдаты, погибшие во время ночного боя, когда местные «повстанцы» в очередной раз хотели растерзать русских. Эфиопский офицер, показав на мёртвых, сказал: «Они защищали вас». Трупы вполне сознательно были выложены нашим на показ: африканцы таким образом демонстрировали белым друзьям свою заботу. Подобные «выставки» доводилось видеть ещё не раз, а потом эфиопы стали убирать тела погибших. Очевидно, они поняли, что ежедневное лицезрение свежих мертвецов сразу после завтрака не доставляет русским удовольствия.

А стрельба вокруг посёлка звучала каждую ночь. Подполковник привык спать с пистолетом под подушкой, почти не обращая внимания на автоматные очереди. А вот жена ни как не могла привыкнуть к ночным перестрелкам…

***

Подполковник Борис Кривуляка прибыл в Эфиопию в мае 1980 года. Его назначили на должность советника командира вертолётного полка. Из СССР только что получили 16 новеньких вертолётов МИ‑24А. Предстояло за три месяца обучить 16 эфиопских экипажей. «Курсанты» уже умели летать на самолётах: все они учились в Краснодаре. Там эфиопские лётчики изучали также и русский язык, но не особо в этом преуспели. Лекции Бориса Васильевича по вертолётовождению, аэродинамике и прочим дисциплинам наш переводчик переводил на английский, который эфиопы понимали куда лучше. На их родное наречие лекции переводить было невозможно. В Эфиопии говорят на четырёх разных языках, и сами они не всегда друг друга понимают. Среди вертолётчиков все четыре эфиопских языка знал только командир полка, за что его и уважали. А русские «толмачи» совершенствовались в каком–нибудь одном из наречий, на котором нельзя было обратиться к аудитории из нескольких десятков человек, где были собраны «разноязычные» эфиопы.

Иногда сам советник садился в машину с обучаемым на роль инструктора. Однажды в дождь эфиопский вертолётчик в условиях плохой видимости запаниковал, не зная, как заходить на посадку. Пришлось Борису Васильевичу самому сажать машину. Как было за них не переживать? Уже в августе, через три месяца, свежеобученные эфиопские экипажи были брошены в бой. С кем?

В 1974 году в Эфиопии свергли императора. Новое правительство Менгисту Хайле Мариама избрало «социалистический путь развития» и соответственно дружбу с СССР. За 17 лет пребывания у власти просоветского лидера пожить без войны Эфиопии так и не довелось. Вскоре произошёл переворот в соседней Сомали, где было свергнуто «социалистически ориентированное» правительство. Наших советников с семьями сомалийцы тут же арестовали — их потом вывозили на вертолётах. Американцы, организовав переворот в Сомали, теперь уже руками сомалийцев ударили по русским в Эфиопии. Тогда в Эфиопию с подачи русских был введён кубинский контингент. Потомки ацтеков и конкистадоров были прекрасными солдатами: африканцы боялись их как огня. Блокировав эфиопско–сомалийскую границу, кубинцы сумели остановить войну. Они и позже перекрывали подступы к эфиопской столице Аддис — Абебе, железно гарантируя защиту от нападения.

Кубинцев было мало, у них не хватало сил на активные боевые действия. Надо было заставлять воевать самих эфиопов, потому что началась новая, теперь уже гражданская война. Против правительства Менгисту восстала провинция Эфиопии — Северная Эритрея. В правительственной армии русские советники и инструкторы были во всех подразделениях, начиная со взвода. На них, собственно, всё и держалось. Сами эфиопы довольно лениво защищали «завоевания революции». Мой собеседник вспоминает, как подразделение правительственных войск ближе к вечеру окружило группу «повстанцев». Уничтожение противника беспечно решили отложить до утра, но к утру в кольце уже никого не было. Врагов отпустили, вероятнее всего, вполне сознательно. В стране, населённой разными племенами, не у всех есть чувство общей родины, и воевать хотя бы за сто километров от дома не очень хочется.

Русские советники жили далеко от района активных боевых действий, и всё–таки на их городок по ночам постоянно нападали. Это были местные жители, которые очень любили и русских, и социализм, но только от заката солнца. У тех, чья политическая ориентация зависела от времени суток, силы внутри страны были немалые. Однажды, узнав, что аэродром покинули три батальона из четырёх, они попёрли по–настоящему. Им едва не удалось захватить шесть вертолётов. После жаркого кровопролитного боя у аэродрома «повстанцы» отступили, оставив более четырёхсот трупов. В том бою сторонники Менгисту дрались на совесть. Они понимали, что вместе с русскими, вместе с вертолётами им самим придёт конец. А русские гибли, гибли, гибли…

В Москве проходила Олимпиада, по такому случаю в Доме офицеров Аддис — Абебы был устроен торжественный приём. Пришёл сам Менгисту Хайле Мариам. Присутствовали семь русских советников, среди них — подполковник Кривуляка. Эфиопы очень благодарили русских. Зачитали список наших погибших. Одно только перечисление фамилий заняло больше 10 минут. Ещё один «парад убитых». Потом был обильный «шведский стол». На этом странном празднике, говорит подполковник, русские офицеры чувствовали себя смертниками.

Отношение к человеческой жизни у эфиопов вообще далеко от европейского. Борис Васильевич вспоминает, как на полигоне, устроенном близ одной деревни, они стреляли НУРСами (неуправляемый ракетный снаряд). Эфиопы кстати, очень боялись этого оружия — выстрел НУРСа накрывал очень большую площадь. Так вот, во время стрельб советник увидел, что оттуда, где разорвался снаряд, бегут дети. Он тут же скомандовал: «Не стрелять!». Но эфиопский офицер только улыбнулся: «Почему? Наоборот, надо стрелять. Больше рядом с полигоном бродить не будут».

Ни о чём не спрашивать

Наши так и не научились понимать «загадочную эфиопскую душу». Однажды советник вне службы подошёл к эфиопскому вертолётчику с необычной для Африки фамилией Дыбянко. «Я ему весело, шутливо говорю: «Так мы же земляки!» А он сухо, без улыбки отвечает: «Нет, мы не земляки». Тогда я пригласил его в ресторан, он принял приглашение, но наотрез отказался, чтобы я его угощал. Мне просто хотелось с ним по душам поговорить, благо, этот эфиопский парень достаточно хорошо знал русский язык. Спрашиваю: «Как ты вообще к социализму относишься, к вашему лидеру Менгисту Хайле Мариаму?» Он прекрасно понял мои вопросы, но отвечал одно: «Не знаю». Попытался спросить, что у них за противоречия с Эритреей, но ответ был опять односложный: «Война». Эфиопы с нами всегда молчали».

Кстати, попытки таких разговоров по душам советское военное руководство не приветствовало. Непосредственный начальник подполковника Кривуляки, советник командующего ВВС Эфиопии генерал–майор Мелюхин предупреждал своих офицеров: «Ни о чём эфиопов не спрашивать». Генерал понимал, что в откровенных разговорах с «африканскими братьями по оружию» наши офицеры могли напрочь потерять боевой дух. Но русскому человеку совершенно необходимо любить боевых друзей. Борис Васильевич тепло вспоминает своего подсоветного, командира полка Бранэ Москале: «Очень хороший мужик». Советник полтора года ни на шаг не отходил от полковника Бранэ, а между тем за всё это время они ни разу не общались вне службы. Только один раз эфиопский полковник приоткрыл завесу личной жизни, рассказав, что у него две жены. От первой четверо детей и от второй двое. На вопрос, как же он с ними живёт, сказал, что неделю — с одной, а неделю — с другой. Похоже, он думал про себя: «Вечно эти русские в душу лезут». Даже если наши советники и инструкторы шли в ресторан вместе с эфиопскими офицерами, они всегда сидели за разными столиками.