Само совершенство - Вупи Голдберг

К концу танца я часто дышу и мне так жарко, что я даже боюсь упасть в обморок — впрочем, это, наверное, лучше, чем оставаться в сознании.

— Что ж, — нервно говорит мисс Деббэ, — мы еще поработаем над танцем, верно, девочки? Еще очень-очень много работы!

Я не поднимаю глаз. Я не хочу видеть, как поражена моим ужасным выступлением мисс Камилла.

К счастью, сразу после нашего танца занятие заканчивается. Спустившись в холл, я хватаю Мейсона и тяну его в сторону.

— Ты зачем притащил на занятия крысу? — спрашиваю я. — Совсем одурел?

— Джерзи! «Одурел» говорить нельзя. Мама так сказала.

Но мне уже все равно. Я ужасно зла и хочу сделать что-нибудь ужасное. В глубине души я понимаю, что на самом деле злюсь скорее на себя за испорченный танец, чем на Мейсона, но все равно кричу на него.

— Ты всем рассказал про дыру на моих колготках, съел мой сельдерей, испачкал счастливый шарфик, да еще опозорил нас перед мисс Камиллой! — кричу я и слышу, что мой голос срывается на визг и дрожит.

— Какой еще счастливый шарфик? — спрашивает Мейсон, но я иду напролом.

— Лучше бы у меня вообще не было брата! — говорю я и бегу прочь, но все же успеваю заметить, что Мейсона мои слова задели.

Я убегаю в туалет, мочу пару полотенец в холодной воде и кладу на лоб. Мне до сих пор жарко, и голова кружится. По щекам текут слезы. Я вытираю их коричневым бумажным полотенцем. Полотенце шершавое на ощупь, а намокнув, начинает неприятно пахнуть.

Я слышу, как открывается дверь у меня за спиной. Это мисс Камилла.

Первое мое побуждение — спрятаться в кабинке туалета, но уже слишком поздно. Мисс Камилла меня уже заметила. Сейчас она, наверное, спросит меня, что я вообще делаю в балетной школе, если у меня совсем ничего не получается.

Но она улыбается.

— Здравствуй, Джерзи Мэй, — говорит она.

В глубине души я рада, что она помнит мое имя, но отчаяние берет верх и от радости не остается и следа.

Мисс Камилла подходит к зеркалу и поправляет воротничок.

— Мне показалось, что у тебя были небольшие трудности с танцем.

Я удивлена. Может, она любит все говорить напрямик, как Эпата? Но глаза у нее добрые.

Я киваю.

— Я все делаю неправильно, — всхлипываю я. Глаза щиплет. — У меня ничего не получается безупречно.

К моему удивлению, мисс Камилла смеется.

— Безупречно — серьезная заявка, — говорит она. — Я танцевала в тысячах постановок, но неужели ты думаешь, что я танцевала безупречно?

Она шарит в сумочке рукой и достает помаду.

Но ведь мисс Камилла — знаменитая балерина. Разумеется, она танцевала безупречно и никак иначе! И все же я жду, пока она сама ответит на свой вопрос.

Мисс Камилла качает головой.

— Я танцевала очень хорошо, да. Но безупречно — нет, никогда. Мы, люди, не созданы для того, чтобы быть безупречными.

Я обдумываю ее слова. Мне-то всегда хочется быть безупречной, поэтому услышанное как-то не укладывается в голове.

— Я иногда думаю, что лучше мне бросить балет, и все, — тихо говорю я.

Мисс Камилла поворачивается ко мне. В руках у нее губная помада.

— А ты сама хочешь танцевать?

Я киваю.

— Тогда, дорогая моя, бросить не получится. Надо просто найти способ делать то, чего ты хочешь. И для начала неплохо бы бросить мысли о безупречности, — говорит она.

Я стою столбом. Сказать мне нечего, но и уходить не хочется.

— Извините за крысу. Это мой брат подсунул, он не знал, что она принесет несчастье, — говорю наконец я.

Мисс Камилла недоуменно хмурится, но тут же улыбается:

— А, ты читала мою книгу!

Я киваю.

— Должна признать, что крыса твоего братишки застала меня врасплох, — улыбается она. — Но верить в то, что мохнатые животные приносят неудачу — о, это было так глупо с моей стороны! Я уже три года как избавилась от этого своего страха. Теперь у меня есть ручная шиншилла Эдвард, — она поворачивается к зеркалу, красит губы и промакивает их бумажным полотенцем.

Неужели и остальные ее приемы из книжки оказались ерундой?

— Я все пробовала — делала пятьсот плие, и сельдерей ела, и шарфик повязала, и перед сном пела, — говорю я. — Но ничего не помогло. Как не умела танцевать, так и не умею.

Мисс Камилла смотрит на меня серьезно, так, словно она говорит не с ребенком, а с равным себе.

— То, что годится одному человеку, может не подойти другому. Тебе нужно найти собственный способ справиться, дорогая.

— Как? — спрашиваю я.

— Вот этого я не знаю. Точно я могу сказать одно: если ты действительно хочешь танцевать, способ найдется. Зачастую ответ лежит прямо под носом, — говорит она.

Я смотрю на собственный нос. Ниже нет ничего, только раковина.

Мисс Камилла набрасывает ремешок сумочки на плечо.

— Я приду на концерт и буду очень разочарована, если ты не станешь выступать. До свидания, милая.

И с этими словами она выходит за дверь.

Глава 11

Весь вечер я сижу у себя в комнате одна-одинешенька, обняв колени. Джессика, как только мы вернулись, отправилась к себе и занялась Шекспиром — нянчится с ним и закармливает его любимыми вкусностями. Джоанна на баскетбольной тренировке. В доме стоит неестественная тишина.

Я не могу танцевать.

Я не могу разочаровать мисс Камиллу.

Что же мне делать?

На этот счет у меня нет ни единой мысли.

Я решаю найти перепачканный счастливый шарфик и постирать его, пока мама не увидела, во что он превратился. В коридоре, по дороге к комнате Мейсона, я вдруг понимаю, что не слышу стука мяча. Так вот почему в доме так тихо!

Дверь комнаты Мейсона приоткрыта. Я заглядываю в щелку.

Мейсон стоит на левой ноге, а правой делает великолепный пируэт.

Я замираю.

Он делает шассе — следующее движение в нашем танце.

Пока я смотрю в щелку, Мейсон успевает станцевать весь наш танец — по крайней мере это очень-очень похоже на наш танец, и мне так никогда не станцевать.

Я возвращаюсь к себе.

Не может быть! Мой брат — вредный брат, который стянул у меня шарфик, слопал сельдерей и без конца стучит мячом — танцует лучше меня!

Меня переполняют самые разные чувства — я завидую, злюсь и испытываю отчаяние. Но сквозь них пробивается еще одно: тонкая ниточка надежды.

Я вспоминаю слова мисс Камиллы: если ты хочешь чего-то добиться, сделай для этого все, что сможешь.

Даже если тебе придется просить помощи у младшего братишки.

Я снова выхожу в коридор и иду к комнате Мейсона. Теперь он играет с грузовиком на дистанционном управлении — гоняет его меж препятствий, которые сам же и соорудил из кубиков, книжек и плюшевого крокодила.

— Слушай, Мейсон… — говорю я.

— Чего? — он ловко проводит грузовик вокруг крокодильего хвоста и вгоняет в стенку из кубиков. Стенка рушится.

Слова не идут у меня с языка, но в конце концов я все-таки справляюсь с собой.

— Помоги мне выучить танец, а?

Мейсон смотрит на меня снизу вверх.

Грузовик лежит на боку, колеса крутятся.

— Ты хочешь, чтоб я тебе помогал?

Я киваю.

— А с какой стати? — говорит он. — Ты меня не любишь, и вообще…

Его слова больно ранят, а печальный взгляд добавляет горечи.

— Мейсон… да нет же, я тебя люблю. Ты же мой братик.

— А почему тогда ты никогда со мной не играешь? И всегда говоришь, что я все делаю не так.

Я хочу возразить, но тут понимаю: он ведь прав. Я и в самом деле не хочу играть с ним, потому что боюсь, что он устроит у меня в комнате беспорядок. Я и вправду всегда говорю ему, что он все делает не так, потому что сама я сделала бы все совершенно иначе.

Я вдруг понимаю, что вела себя совершенно по-свински. Особенно в последние несколько недель, со всеми этими тревогами по поводу концерта.

Оправдания этому нет. Даже танец перед самой мисс Камилллой — не оправдание.

Я сажусь на корточки рядом с ним и говорю ему:

— Извини меня, Мейсон. Я и в самом деле плохо с тобой обращалась. Понимаешь, мне просто важно, чтобы все было как надо. И я ужасно расстраиваюсь, когда другие люди…

Я уже готова сказать «устраивают беспорядок», но тут понимаю, что на самом деле не так.

— …делают все по-своему. Но ты же все равно мой брат, и я тебя очень люблю.

Он смотрит на меня большими карими глазами.

— Правда?

Я киваю.

Мейсон вскакивает и лезет ко мне обниматься. Я крепко-крепко обнимаю его в ответ.

Потом я встаю, чтобы выйти.

— Погоди, — говорит он. — Я тебя научу. Ну, если ты еще хочешь.

Я раздумываю.

— Ладно, — говорю я. — Но знаешь, если я буду тебя обижать, можешь просто уйти. Идет?

— Идет, — улыбается он.

Глава 12

Мы идем в мою комнату — она больше, чем у Мейсона, — и закрываем дверь.