Любовь к велосипеду - Николай Верещагин

Но даже в таком виде это была все же гоночная машина, не велодрын, а все–таки гоночный велосипед. И это наполняло душу радостью, возбуждало большие надежды. Если на прежнем своем велодрыне он неплохо крутил, то на гоночной машине, пусть всего с тремя скоростями и паршивым переключателем, он может показать настоящий класс.

А ему позарез нужно было хорошо выступить в гонке, и с результатом, близким к первому разряду. Когда он сказал матери, что собирается в институт физкультуры, это не случайно сорвалось у него с языка. Он все чаще думал об этом и взвешивал свои шансы. Почти по всем предметам, которые придется сдавать на вступительных экзаменах, у него были пятерки, за общефизическую подготовку он спокоен, но кто же примет его на факультет велоспорта, если нет никакого разряда? Да его и слушать не станут! Так что разряд по велосипеду, и не ниже первого, за оставшиеся два месяца он должен был непременно заиметь.

Перед самыми гонками он резко увеличил тренировочные нагрузки. Проходил каждый раз по 60–70 километров, чередуя короткие и длинные рывки, отрабатывая технику педалирования, учась брать подъемы на хорошей скорости. Уставал жестоко, до дрожи в коленях, выкладывался до седьмого пота, так что вечером валился в постель и спал как убитый. Но, контролируя себя, засекая время на отрезках, он видел, что техника педалирования у него становится все лучше и физически он готов к гонкам.

Все эти дни у него было счастливое ощущение предельно занятого, замотанного делами человека, которому удача плывет в руки. Оттого он и замотан, что надо спешить, действовать, чтобы не упустить ее. Просыпаясь утром, он сразу вспоминал, что у него есть теперь гоночный велосипед, вспоминал о Гале — и это наполняло все его существо такой силой, такой энергией, что она бурлила в нем целый день.

В те дни он редко встречался с Галей. Проходя по коридору, он прислушивался к звукам фортепьянного аккомпанемента из зала, где занимались гимнастки; его тянуло подойти и посмотреть, здесь ли Галя, но он удерживался. Ему не хотелось вызывать насмешливые взгляды, торчать у дверей, да и в коридоре разговаривать было не очень удобно. Здесь всегда толклось много народу, а он не хотел, чтобы насчет Гали чесали языки в секции, когда от нечего делать ребята заводили разговоры о девушках.

До предела занятый велосипедом, сосредоточив все свои помыслы на предстоящей гонке, он как–то мысленно откладывал на будущее свидания с Галей. Он, может быть, и не сознавал этого, но ему все еще не хватало веры в себя. Вот когда он выиграет гонку на открытии сезона, когда его заметят, заговорят о нем, тогда и с Галей, в ореоле успеха, он будет чувствовать себя увереннее.

Они и в школе нечасто встречались. Ради тренировок он теперь то и дело сбегал с уроков и Галю почти не видел. Но у него было стойкое ощущение, что теперь они вместе, и этого сейчас ему было довольно. Стоило ей при встрече улыбнуться или хотя бы издали помахать рукой — это помнилось весь день, этот простой дружеский жест наполнял его душу блаженством.

4

Велосипедные гонки на приз открытия сезона проводились в городе второго мая, на следующий день после праздника. День с утра выдался ясный, погожий, с каким–то легким порхающим ветерком. Свежие листочки на придорожных тополях блестели, как лакированные. Земля по обочинам была осыпана клейкой шелухой отлетевших почек, которые лепились и накручивались на колеса.

Когда утром, надев новую желтую велорубашку, Володя ехал к месту старта, то временами он специально притормаживал и втягивал в себя этот восхитительный запах свежести и весеннего обновления. Мчась по улицам на легкой спортивной машине, с ее сверкающими на солнце спицами, он весь был пронизан ощущением бодрости и душевного подъема. Даже то, что улицы со вчерашнего дня были празднично расцвечены флагами, казалось, имеет отношение к гонкам — такова и должна быть обстановка для них… Там, где шоссе выходило из города на простор уже зеленеющих полей, велосипедисты из разных секций небольшими группками катили к месту старта. Догнав их, он резко ускорялся и, хотя в этом не было никакой нужды, с деловым видом обходил группу, будто пробуя себя на обгон.

Наконец–то он дождался этого дня! Еще немного, и он останется один на один с дорогой — а дальше все будет зависеть лишь от него самого. При одной мысли об этом холодок восторга пробегал по спине.

Правда, переключатель отрегулировать так и не удалось: по–прежнему он работал только на трех скоростях. Одна из гаек на нем раскручивалась, и чтобы без аварии пройти всю дистанцию, нужно было сразу после обратного поворота обязательно подтянуть ее. В короткой скоростной гонке на это уйдет восемь — десять секунд, но ничего не поделаешь, раз у него такая машина. И все- таки он верил в успех. Он много раз тренировался именно на этом участке шоссе, и двадцать пять километров дистанции мог пройти с закрытыми глазами — , настолько хорошо знал здесь каждый пригорок, каждый поворот.

В гонке участвовало около сорока человек. Володя стартовал тридцать вторым. Никто не информировал их, как они идут по дистанции, но, стартуя среди последних, по номерам других гонщиков он мог приблизительно ориентироваться, каков его результат. Со старта он не стал развивать предельную скорость. Нужно было хорошенько разогреться, наладить дыхание, чтобы сил хватило на всю дистанцию. И все- таки уже на первых пяти километрах он «достал» двоих, стартовавших раньше его. Оба парня были на новеньких десятискоростниках, и он с особым удовольствием «обрисовал» их на своем задрипаном восьмискоростнике, у которого рабочими были только три передачи..

Развив предельную скорость, он устремился за третьим гонщиком в синей веломайке, мелькающим впереди. Собственно, это был не третий, а тот, кто стартовал прямо перед ним, номер 31. Этот парень также обошел первых двух и, если и проигрывал сейчас ему, то не больше десяти секунд.

Во что бы то ни стало он решил до поворота тридцать первого догнать. Он поставил большую передачу и крутил мощно, с предельным напряжением, будто непрерывно финишировал. Серая полоса асфальта стремительно текла под колеса. Руль подрагивал на выбоинах и мелких камешках. Володя не смотрел но сторонам, не оглядывался назад. Он лишь время от времени вскидывал голову, определяя расстояние до синей майки идущего впереди гонщика, да изредка ловил боковым зрением номера мчавшихся навстречу гонщиков, с удовлетворением замечая, что пока никто из них особенно не вырвался вперед.

Но с тридцать первым пришлось повозиться. Володя уже почти «достал» его к повороту, когда тот, обогнув контролера с красной повязкой, так резво, «танцуя» на педалях, ринулся в обратный путь, будто сил у него еще невпроворот. Пока Володя, сбросив скорость, объезжал контролера, тридцать первый успел сделать значительный просвет. В два- три мощных педальных толчка набрав скорость, Володя ринулся за ним.

Он достал тридцать первого лишь где–то на восемнадцатом километре, но зато вскоре обошел еще двоих. Теперь уже пятеро, шедших впереди него, остались за спиной. Ни у кого из попадавшихся навстречу гонщиков не было такого просвета номеров. Он шел хорошо, очень хорошо, может быть, даже лучше всех. Предчувствие удачи осенило его и прибавило сил.

С вершины последнего подъема уже виден был финиш: автобусы у обочины, маленькие фигурки людей по обе стороны шоссе. Он сильно раскрутил на спуске я на прямой потом поддерживал ту же предельную скорость. Ветер свистел в ушах. Теперь уже но было смысла экономить силы, рассчитывать и взвешивать, теперь нужно было все отдать машине и педалям, все!.. И он сумел отдать все, в счастливом самозабвенном порыве слившись с машиной, уже в каком–то бешеном экстазе безостановочно вращая педали… Он несся к удаче, к победе, он летел!..

Но вдруг что–то заскрежетало в переключателе скоростей, какие–то железки со звоном запрыгали по дороге, цепь с треском сорвалась со звездочек, и педали вхолостую крутанулись неправдоподобно легко… Инстинктивно он нажал на тормоза — велосипед юзом пропер по асфальту и замер… Оглянувшись, он с ужасом понял все. Он забыл подкрутить гайку на повороте — и дрянной переключатель рассыпался на ходу. Сгоряча, отбросил машину на обочине и бросился назад к разбросанным по асфальту гайкам, пружинкам, роликам. Но тут же понял, что все бессмысленно, все пропало, и страшная ярость овладела им. Ругаясь, глотая злые горькие слезы, он ползал по асфальту и собирал разбросанные части переключателя. В припадке бессильной ярости он готов был царапать асфальт ногтями. «Тварь! Подонок!.. — ругал он Полосухина, который не дал ему хорошей машины. — Сволочь! Полусукин!..»

Но исправить уже ничего было нельзя. Один за другим мимо него проносились те, кого он только что так здорово обошел на дистанции. Потом и те, кто стартовал после него, промчались мимо. Он пнул валявшийся на обочине, бесполезный теперь велосипед, сел в пыльную траву на откосе и обхватил голову руками. Из- за гайки, из- за чепухи все пошло прахом! Если бы у него был приличный велосипед!.. Он побеждал!.. Он выигрывал эту гонку! В крайнем случае был бы вторым или третьим… А вместо этого он сидит теперь в пыльной придорожной канаве, а мимо проносятся те, кого он запросто обходил на дистанции… Ярость душила его, бессильная, горькая ярость.