Смертоносный призрак - Владимир Брюханов

Крэмеру отвечает Шрек.

– Я точно не помню, вышли ли Гитлер и Гоффман одновременно. Я прогревал машину и очищал окна: снег на стеклах таял, но все окна, кроме, понятно, передних – с очистителями, были плотно покрыты каплями воды – ничего не разглядеть. Так что я уж старался. Позднее, по дороге, на ветру было полегче – все-таки стекла обдувались воздухом. Так что точно не скажу. Первым из них, наверное, спустился Гоффман, а за ним – шеф: я ему сразу открыл дверь – и поехали. (Маленькая пауза). Мне понятны ваши вопросы, господин полицай-гауптмейстер. Но у нас все чисто: подъехали вчера в 14.30, загрузились, они там распрощались, выехали мы около 15-ти. Заправились бензином на выезде – там нас видели. Вовремя, по такой погоде, были в отеле в Нюрнберге – там нас тоже все видели, вплоть до отъезда сегодня. Как нас развернули – я уже рассказал. А на обратном пути в Ингольштадте заплатили штраф за превышение скорости – шеф велел гнать. Протокол этот в Ингольштадте наверняка имеется – так что и тут все в порядке: мы катались, и к ее смерти никакого отношения не имеем. В 14.30 сегодня были уже снова здесь.

– Спасибо, больше нет вопросов.

Зауэр снова в столовой квартиры Гитлера, допрашивает Гоффмана.

Зауэр:

– А сами вы видели племянницу шефа вчера?

– Конечно. Когда мы уже выходили, она сама вышла и проводила нас до лестницы. Сказала на прощание: «До свидания, дядя Алеф! До свидания, господин Гоффман!»

– У меня больше нет вопросов, благодарю вас.

Еще через час с небольшим. Совешание в кабинете Зауэра в Полицейском управлении Мюнхена: Зауэр, Форстер, Крэмер, доктор Мюллер.

Форстер:

– Опросить успели далеко не всех – тут работы до понедельника, если не дольше. В отношении вчерашнего – пока ничего нового: никто из соседей ничего не видел и не слышал. Заметили, конечно, что когда Гитлер уезжал вчера около 15.00, то ходили люди вверх и вниз по лестнице – как они сами и рассказывали. Соседи слышали и голоса, но никому не запомнилось, чьи именно. Никаких подробностей, уточняющих тогдашний порядок входа и выхода людей, никто не зафиксировал – ни на лестнице, ни около машины. Шел снег – и напротив никто вообще ничего разглядеть не мог. Можно было бы проверить на бензоколонке, куда они заезжали, но если даже это случилось достаточно поздно, скажем в 15.20 – 15.25, то по такой погоде тоже возможно так долго тащиться, даже если выехать в 14.45. Так что алиби на грани: то ли оно есть, то ли его нет. Будем ждать более точного времени смерти.

Все оборачиваются к доктору Мюллеру. Тот кивает головой.

Форстер завершает:

– На помойках тоже ничего не нашли. Но все помойки между Мюнхеном и Нюрнбергом мы проверить не смогли. (Все, включая самого Форстера, усмехнулись.) С пистолетом закончат экспертизу позже, но ведь мы от нее ничего и не ждем.

Зауэр кивает и поворачивается к Крэмеру. Тот докладывает:

– Про дядюшку и племянницу давно всякие толки ходят, да это и понятно: видный холостой мужчина – и рядом молоденькая смазливая племянница. Да он и действительно ее несколько лет всюду с собой таскает – словно жену. Но вот этим летом ее здесь не было. Полагают, что они могли видеться в эти месяцы в Оберзальцберге – там у него вилла, а домоправительницей его старшая сестра – мать этой Гели. Гели же приехала в Мюнхен лишь за три дня до смерти – тут нет разногласий. Кое-кто из домашних Гитлера уже давно у него служит: у супругов Рейхерт он снимал комнату еще с начала двадцатых. Они и в этой квартире числятся квартиросъемщиками у хозяина всего дома на Принцрегентплатц, хотя всем ясно, что за все платит Гитлер. Мария Рейхерт – довольно болтливая баба, так что в окрестностях пересказывают немало историй про этого Гитлера. Говорят, что вокруг него много всяких молоденьких девочек держалось по очереди, а иногда и одновременно, но потом он всегда бросал их. Некоторых из них это очень задевало. Была, например, такая Мицци или Мими. Сейчас она замужем, и представляете: как раз три недели назад она ворвалась в квартиру Гитлера, слуги ее не хотели пускать – они, понятно, и растрепали об этом! – проспала с Гитлером ночь, потом они ездили на воскресенье на Тегернзее, но что-то у них опять не сложилось – и она снова пропала. Теперь нужно проверять: жива ли она. Но вот с племянницей как-то по-другому шло: что между ними – не ясно, но он ее не бросал и бросать не собирался, а несколько раз расстроил ей замужество. Похоже, что вел себя как собака на сене. Теперь она снова вроде бы решила выйти замуж и уехать в Вену – об этом они три дня и спорили, но до рукоприкладства, кажется, не доходило. А в итоге вполне могла бы получиться страстная сцена с убийством, но непохоже на то. (Пауза.) Допрашивал адъютанта и шофера. Они явно мнутся, темнят о том, что Гитлер вышел к машине самым последним – после Гоффмана. Это я отразил в протоколах. (Пауза.) Остальное, понятное дело, – не мои сведения, а ваши, но полагаю, что очевидный трюк с замком указывает на то, что никакого аффекта, по крайней мере в момент убийства, не возникало, а произошло хитроумное убийство с заранее обдуманным намерением – и с дурацкой попыткой представить дело самоубийством или несчастным случаем.

Зауэр поворачивается к Мюллеру. Доктор Мюллер:

– Да и рана все же очень странная: правой рукой так прицелиться в себя очень трудно (указывает рукой как именно). Если стреляла она сама, то держать ей пистолет приходилось скорее не в боевом положении, а за рукоятку дулом к себе – и нажимать на спуск большим пальцем. Она могла бы делать это и левой рукой, и правой. Вот тут, может быть, мы маху дали с проверкой отпечатков пальцев (взглянул на Зауэра). Но пистолет, конечно, был уже залапан. (Зауэр и Форстер согласно кивают; Зауэр – немного недовольно.) Убийца, похоже, старался попасть ей в сердце, но стрелял почти сверху вниз – боялся, что пуля пройдет насквозь и попадет в него самого. И не зря боялся: себя бы он навряд ли убил, но вот было бы смеху, если бы он унес пулю в своем теле!.. Ну а убийство-то мы разглядели с первой минуты!

Зауэр и Форстер снова кивают. Зауэр:

– Но вопрос в том, кто убийца. Посторонний мог быть, как считаете?

Форстер:

– Мог в принципе. Но проникнуть в квартиру и уйти из нее незамеченным – лишь за гранью чуда: слуги бы непременно заметили. Это можно было бы сделать ночью, когда Винтеры и Рейхерты спали, но девица уже в 22 часа не отвечала на стук. Внешний убийца убивал бы поэтому не в квартире – это уж слишком сложно! Или слуги заведомо врут – и сами состоят в заговоре! Сами-то слуги по своей инициативе едва ли его составили бы, но покрывать хозяина вполне могут.

Зауэр:

– Заговор слуг – это кое-что! Но почему, например, те же слуги не могут быть убийцами? Сами – или по приказу хозяина? Как считаете?

Форстер и Крэмер отрицательно качают головами.

Крэмер:

– Слуги ее не любили – это точно, а его – обожают; он уж очень об этом заботится. Но сами они тем более поэтому такой инициативы и не проявили бы, хотя весьма за него переживают. А вот поручать им убийство – это полный бред. Он, может быть, сумасшедший, если сам решился на убийство, но нужно быть вдвойне сумасшедшим, чтобы доверить убийство таким слугам. Гитлер человек очень нервный – и, говорят, всегда опасался покушений: может зря, а может и не очень. Но и слуг он поэтому подбирает себе таких, чтобы никакой опасности от них не исходило. Они скорее сами со страха помрут, чем кого-нибудь убьют. Головорезов у него под рукой не мало, но это – вариант уже для внешнего убийцы, и такой действовал бы не в квартире.

Пауза. Все думают. Крэмер продолжает:

– Конечно, этот Винтер в армии служил, но он был, всего-навсего, с двадцать пятого по двадцать девятый год ординарцем у генерала фон Эппа. До армии он и вовсе кельнером работал. Конечно, и среди кельнеров попадаются убийцы, а этот, к тому же, стал нацистом со времени поступления к Гитлеру два года назад. Но он, вместе с женой, на которой тогда же и женился, – это просто вышколенные лакеи. Других Гитлер возле себя, повторяю, и не потерпел бы.

Зауэр:

– А Гоффман?

Кремер и Форстер пожимают плечами.

Форстер:

– Этот – темная лошадка. Но об этом, я уже говорил, нужно интересоваться в Политическом отделе.

Зауэр кивает головой. Спрашивает:

– Значит, теперь только три варианта: один – Гитлер, другой – Гоффман, а третий – оба вместе?

Форстер:

– Если оба вместе, то тогда, думаю, мог и Винтер поучаствовать. Рейхерта тогда в квартире не было – в этом все сходятся. А вот Винтер вовсе не тряпка, хоть и лакей.

Крэмер:

– Не мог Винтер участвовать! Если бы он сегодня утром знал, что за дверью – мертвое тело, то не стал бы отверткой дверь открывать, а сразу вызвал бы полицию или нацистское начальство – пусть бы открывали без него. Тем более не стал бы этим так подрывать инсценировку ситуации с комнатой, запертой изнутри.