Встретимся в раю - Вячеслав Сухнев

— Значит, уже и днем нельзя пройти спокойно, — сказал Зотов. — Уполномоченный, козел, когда менял квартиру, сказал, что район тихий. Вот тебе и тихий!

— Дай водички — нос прополоскать, — попросил Жигайлов.

— Полощи, брат, но не роскошествуй — жетоны кончаются…

Потом они отправились на кухню, где на плите тихонько булькал чифирок.

— Контрабандный, — принюхавшись, определил Жигайлов.

— Да, азербайджанский. Ребята достали. Держи чашку…

Жигайлов прихлебнул чая и покосился в угол:

— У тебя, кажется, холодильник стоял. Сдал, что ли?

— Давно… Холодить нечего. Я теперь на пакетиках существую. Очень удобно. А за холодильник отвалили талоны на сахар и ботинки.

— Смотри! — показал в окно Жигайлов. — Явились, голуби…

За окном, в ущелье из серых домов, примерно на уровне двадцатого этажа, висела летающая тарелка — чуть больше обычного легкового «вольво». Против солнца посверкивали линзы сильной оптики.

— Надоели, сволочи! — досадливо сказал Зотов и опустил жалюзи из стальной фольги. — Сколько лет летают… Хоть бы ручкой помахали из приличия! Или кукиш показали — все-таки осмысленное действие. Нет — висят и наблюдают! Скоро будут из своей тарелки в мою заглядывать. Иногда, веришь, так хочется взять в руки что-нибудь посущественнее палки… Да как вмазать по окулярам — для контакта!

— Тут тебе не Кандагар, — слабо улыбнулся Жигайлов.

— То-то и оно, — покивал Зотов. — Знаешь, Васька, изредка жалею, что мы тогда сдали «калашники». Удобная вещь… Мы сдали, а умные люди оставили.

— Толку-то! — отмахнулся Жигайлов. — Недавно на моих глазах, возле Курского вокзала… Одного такого шибко умного эсгебисты положили на месте. Он и ствол не успел поднять.

— Наслышаны о новом указе, — помрачнел Зотов. — Положили на месте, говоришь? Значит, теперь можно по любому палить — почудилось, скажем, что за базукой полез в карман. Да-с, дожили, господа хорошие! Зато сколько трепались о деспотизме коммунистов… Но при коммунистах можно было ходить с высоко поднятой головой, а в нынешнем царствие свободы — только с высоко поднятыми лапками.

— Желчью исходишь, — добродушно сказал Жигайлов. — Осуждаешь насилие, а сам о калашнике мечтаешь. Нет, мне нынешние порядки нравятся. Как потопал, так и полопал. Между прочим, ты тоже не бедствовал, пока работал.

— Тогда не так гайки закручивали, — досадливо сказал Зотов. — Смяли партийную головку и вроде успокоились. А теперь пошли корчевать шире, жать мелких функционеров. Меня же четыре года членом партбюро курса выбирали… Не пойму, зачем это нужно? Вот эта мелочная, злорадная месть? Ведь таких, как я, по России — не один миллион… Что, если нам надоест унижаться, надоест терпеть и нести крест неизвестно за какую вину? Я, что ли, виноват, что мои партийные начальники крали и врали? У народа крали и ему же врали? Только они покаялись и неплохо устроились. А мне каяться не в чем, потому и последний хрен без соли доедаю!

— Ладно, не психуй, — вздохнул Жигайлов. — Як тебе… как раз насчет соли. Помнишь Кота, пропара нашего? Ну вот, я у него в отделе рекламы работаю и так… по мелочи. Коту нужен хороший конструктор. Я про тебя вспомнил. Рассказал про твою карьеру на «Салюте».

— А что меня с десятком патентов с «Салюта» поперли и чуть не посадили — тоже рассказал?

— Коту это до лампочки. А занимается он пространственными игровыми автоматами. Модели — в одну сотую натуральной величины. Ну, там, воздушный бой, десант, танковая атака, ракетный удар… Готовые блоки немцы поставляют.

— Хорошо устроился, — задумчиво сказал Зотов. — Гребет, значит, денежки! Сколько стоит один комплекс, не знаешь?

— Много. Кот свои игрушки продает только на грины, на зелененькие. И находятся, между прочим, покупатели.

— Ничего удивительного! Довели, суки, державу до ручки… Одному жрать нечего, а другой с жиру сам с собой воюет!

— Да, — покивал Жигайлов. — Раз в государстве курсируют зеленые, то у кого-то их должно быть много. А у тебя есть капуста?

— Есть, — сказал Зотов хмуро. — Осталось кое-что после моей выдающейся деятельности в «Салюте». На черный день берегу. Ногу придется серьезно ремонтировать. Болит, зараза… Но, сам знаешь, в наших собесовских больничках только спид лечить.

— Надо специалисту показаться, — посоветовал Жигайлов. — Спецы чудеса делают. Одна моя знакомая встать не могла, радикулит одолел…

— Дурак, — беззлобно перебил приятеля Зотов. — Для курса активной терапии кушать надо хорошо. Пенсии мне только на суповые пакетики из рыбьего клея хватает. Если бы не Ариф с Толиком… Помнишь татарчат? Они в супермаркете ханыжат, помогают. Вчера мясных обрезков дали — сварил. И все сразу сожрал.

— Ты что ж, на одну пенсию тянешь? — удивился Жигайлов. — А пособие по безрыбью?

— Сняли весной… Я в третий раз биржу труда… послал. Предложили, паразиты, биметаллическую пайку в одной шарашке. Это мне!

— А… что за пайка такая?

— Чип, дешевка. Сначала медь к алюминию припаиваешь, потом — наоборот. Шучу! Так что от меня Коту понадобилось? И где он сидит?

— Не знаю, что понадобилось. А сидит он в «Аргусе», на Сретенке, офис твенти уан. Очко, не забудешь. Но ехать к нему нужно срочно, сегодня же.

— Я за срочность дорого беру, — усмехнулся Зотов.

— Не дороже денег, — сказал Жигайлов. — А вообще — не выпендривайся. Сейчас это невыгодно.

— На первую попавшуюся работу не бросаюсь, — сухо сказал Зотов. — Так можно докатиться до дна. Ты вот доволен?

— Работа как работа, — пожал плечами Жигайлов. — Есть лучше… Но я никогда не забываю, что есть хуже.

— Не могу вспомнить, — сказал Зотов, — как его фамилия?

— Кота? Сальников, как же еще.

— Да, да… Помнишь, как он запчастями спекулировал? Видать, с того и денежки завелись. На собственное дело поднакопил… Мы песок жрали, а Котяра афганцам грузовики загонял! Товарищ прапорщик, мать его… Ей-богу, Васька, словно все это… Триста лет назад было. И не с нами!

— С нами, — сказал Жигайлов тихо.

Они в молчании допили остывший чай. Жигайлов поднялся.

— Я тоже выхожу, — сказал Зотов. — Погоди, оденусь.

Он поднял жалюзи и выглянул на улицу. Тарелки за окном уже не было. Уличный смрад не развеивался и теперь, высвеченный солнцем, плавал между домами, как жирный желтый туман. Дом напротив едва проглядывал в мареве.

— Что с погодой, не слышал? — спросил Зотов.

— Стандартный набор. Ясно, жарко, ветер западный. Осадков, слава Богу, не ожидается. Взвесь в норме, радиация тоже.

— И это — норма? — кивнул Зотов на мутное окно. — От одного вида в горле жжет.

В комнате у него было пусто: раскладушка с серым бельем, над ней — картина. Утопающий парусник. У двери — платяной шкаф. На торцевой стенке — сизый экран телевизора. Наверное, подумал Зотов, телевизор тоже можно сдать. Ведь только погоду слушает да иногда смотрит передачу «Страны мира»… Реклама ему ни к чему, а порнофильмы и музыкальные шоу, почти не отличимые от порнушки, Зотов не любил. За телик можно было получить кучу талонов и безбедно прожить полгода — аппаратура люкс. А вообще двадцатиканальный телевизор для безработного — предмет недопустимой роскоши. И последнее напоминание о том, что не так давно Зотов был специалистом высокого класса, деньги лопатой греб.

Если бы не та глупая авария в цехе… Зотов не попал в тюрьму — инвалид. Но все доходы с патентов идут теперь на погашение убытков компании. Накопления ушли на покупку квартиры. Когда мать умерла, уполномоченный по жилью предложил Зотову либо выметаться из двухкомнатной квартиры, либо дать согласие на подселение. Через день Зотов принес уполномоченному зеленый ордер валютного банка на однокомнатную квартиру. Да еще и покочевряжился, погонял уполномоченного из района в район.

Думал, что решил все проблемы. А как же — специалист! Но за ним хвост тянулся — во-первых, авария, во-вторых, бывший коммунист. Скорей всего, авария — во-вторых… К тому же недавно родное правительство оригинально отметило юбилей вывода войск из Афганистана — приравняло всех инвалидов той позорной войны к обычным калекам, к тем, кому на производстве по расхлябанности руку оторвало, и к тем, кто по пьянке копыта отморозил.

Да, ни к чему Зотову телевизор. И библиотеки хватит. Сколько он еще книжек не прочитал! В школе ленился, в армии не до них было, а потом не хватало времени. — то учеба, то работа, то ее поиски…

Натянул рабочие брюки из дешевой хлопчатки, рубашку-коротышку. Брюки подпоясал широким кожаным поясом, под которым скрывалась сложенная вдвое металлическая цепь. Этот обычный с виду пояс не раз выручал. Обулся в растоптанные армейские башмаки. В стельку, в разрез, запихнул талоны на табак. Береженого Бог бережет. Куртку на руку прихватил — неизвестно, когда вернется, а к ночи в Москве августовской холодные, хоть и жарит днем, словно в Африке. Парниковый эффект… В карман куртки положил баллончик со слезоточивым газом.