Цап-цап - Евгений Олегович Шиков

Солнце за деревьями коснулось земли — и лес сразу же окрасился в мягкую, успокоительную красноту. Только сейчас Семен почувствовал, насколько он устал. Старуха теперь уже не старалась обернуться, но ветки, стегающие ее по черепу и спине, казалось, не доставляли никакого неудобства.

— Чего лыбишься? — спросил Семен. — Думаешь, все? А вот ничего и не все. У меня еще идей всяких — выше крыши. Буду тебя по всему лесу таскать, пока медведя не встречу или волков. Пускай сам потом сдохну, но посмотрю, как ты на медведе свое «цап-цап» опробуешь, тварь старая. — Он вгляделся в старое, огрубевшее от времени лицо. — А ты вообще давно здесь? Не кивай, сам понял, что давно… А я вот наоборот — недавно. Тетка у меня тут жила. В болота ходила — а тебя не боялась. Сейчас вот думаю, что она такого знала, чего ты ее не трогала? Или ты по одному в год жрешь, а? А потом спишь где-то? Так? Или круглый год тут бегаешь, грибников за руки хватаешь?

Он протащил ее через особенно густые заросли — и потопал дальше. На лице осталась паутина, но он даже не стал ее убирать плечом, как раньше. Так и шел, не отводя взгляда от мелких злобных старушечьих глаз.

— Или ты здесь прямо совсем давно? Жрала людей еще при царе каком, а? Холопами кормилась? Признавайся, жрала смердов или нет? — Семену показалось, что старуха слушает его невнимательно, и он на всякий случай ее пнул. — Или еще раньше? Поедала каких-нибудь неандертальцев или… — Под ногой звякнуло железо, и Семен опустил глаза вниз.

Это было ведро. Его, Семена, ведро, лежащее прямо под ногами.

Старуха разжала пальцы — и вцепилась ему в руки прямо под локтями.

— Тсап-тсап, — сказала она добродушно.

Семен посмотрел ей за спину и увидел тот же самый пруд, в котором он когда-то давным-давно пытался ее утопить. Они вернулись на ту же самую поляну.

— Вот оно что, значит, — сказал Семен глухо. — Кругами меня водить будешь, да? Куда ни пойду — всё здесь окажемся?

Старуха улыбалась. Тогда Семен опять ее пнул.

— Ну ладно, — сказал он. — Стоять здесь точно без толку. Давай лучше посмотрим, каждый ли раз такое будет.

Дальше они шли молча. Семен, сберегая силы, не разговаривал, а лишь косил глазами по сторонам, стараясь заметить тот самый момент, когда свернет с дороги, но все равно проморгал. Не больше чем через двадцать минут под ногами вновь звякнуло ведро.

— Петлю, значит, крутим, — кивнул Семен, который уже ничему не удивлялся. — Примерно в двадцать минут. Значит — где-то километр. Полкилометра — удаляемся, полкилометра — приближаемся. Так? — Старуха не отвечала, но он и не ждал ответа. — Ну что ж. Попробуем по-другому.

Он вновь направился вперед — сосредоточенно, молча, практически не моргая. Сквозь кусты старуху больше не тащил — берег силы. Через десять минут он резко сменил направление и пошел вправо, а еще через минут пять — вновь вернулся к прежнему направлению.

На этот раз он заметил ведро раньше, чем на него наступил.

Остановившись, Семен понял, что усталость берет свое. Он уже очень давно ничего не ел и не пил. В лесу наступили сумерки, небо теперь стало высоким и удивительно прозрачным, тогда как на земле под деревьями уже собиралась ночная тьма.

— Выматываешь, — понял Семен. — Ночи ждешь. Пока усталость не сморит, а там и кушать пора? Но ты же помнишь наш уговор? Мы с тобой ночи ждать не будем, еще по свету друг друга жрать начнем.

Семен вновь побрел вперед, уже не разбирая дороги. Вошел в кусты, оцарапался — и двинул дальше, чувствуя, как по рукам, разодранным колючками малины, течет кровь. Потом вдруг замер. Обернулся.

Руки старухи тут же разжались, но Семен успел вцепиться в нее сам, и старуха, зашипев, вновь схватила его под локтями.

— Не спеши-ка, — сказал Семен, о чем-то размышляя. — Успеешь еще перехватиться, будет время. А только скажи мне вот что — а откуда здесь малина, а? — Семен вновь повернулся к старухе. — Все не было, а тут вдруг — целые заросли. И под ногами… не хлюпает ведь больше, нет? — Он несколько раз ударил ногой по сухой земле, покрытой сосновыми иголками. — Смотри-ка! И правда — сухо! Когда ж мы с тобой с болота выбрались, милая? Мы же вроде кругами ходим?

Старуха со злостью смотрела ему в лицо. Семен хмыкнул.

— Видать, это не ты меня кругами водишь, а лужу свою проклятую за нами таскаешь, так? Что же это за лужа такая? Могила твоя? Уж надеюсь… — Он покачал головой, с ненавистью смотря на старуху. — Да, я надеюсь, что тебя в этом говне похоронили когда-то, а перед этим еще и потоптались на лице твоем гнусном… Но чего это мы все о тебе да о тебе. Давай-ка подумаем, что это значит для меня? — Семен облизнул дрожащие губы. — А то, что мы уже в сосновом бору, и, видимо, уже давно… Так что — как бы там ни было, а все-таки мы с тобой выбираемся из леса, так?

В этот раз старуха упиралась, но Семен с силой оторвал ее от земли и практически понес перед собой. Теперь он уже везде видел признаки уходящего болота. Исчезли вездесущие заросли, уступив место поваленным соснам и елям, а под ногами захрустели шишки.

— Неправильно мы идем, — пробурчал Семен, но на заходящее за спиной солнце оборачиваться побоялся. — Просеку, видать, пропустили где-то… Ну да ничего, через лес пройдем. Оно ведь как — если идти все время вниз, то и к воде выйдешь, так?

Старуха не ответила, но через некоторое время они вновь вышли к тому же самому пруду. Тот казался неправильным, даже инородным среди сухого хвойного леса. Семеновского ведра на этот раз видно не было.

— Что, потеряла ведерко-то? — спросил ее Семен. — Четыреста рублей в Смоленске. Теперь должна будешь. Ну да бог с ними, с деньгами. Ты лучше скажи, что у тебя с этими бородавками-то за фетиш такой? Что мне их теперь, сводить — или сразу руки себе резать, а? — Семен хрипло рассмеялся. Он чувствовал, что сходит с ума. — У меня вообще с кожей проблем не было, даже в детстве. Потому и не спрашиваю. Ты ж, наверное, с самого детства таким уродом была, небось знаешь побольше моего…

Семен покачнулся и, чуть не упав, привалился плечом к дереву. Руки старухи сноровисто перебрались выше локтей,