Самолет подбит над целью - Генрих Гофман

Емельянов глубоко вздохнул.

— Последнюю пулю Жевтоножко оставил для себя,

— Вот тебе и без вести пропавший, — тихо проговорил Семенюк.

— Да... сильный был, этот Жевтоножко, — сказал Архипов.

— Такой же, как и вы, комсомолец. Двадцать лет ему было, — ответил майор Голубев. — Наши советские люди ночью недобрали Жевтоножко и похоронили его как героя.

Несколько минут не было слышно ни единого слова. Будто летчики молчанием чтили память погибшего.

И, как всегда, Семенюк высказался первым:

— Карлов тоже живым не дастся.

Все вопросительно посмотрели на командира полка.

Иван Алексеевич Емельянов... Это он учил их драться и побеждать. Нередко в опасные моменты боя Емельянов принимал на себя атаки «мессершмиттов», словно птица, отвлекая врага от своих птенцов. Так было на Дону, на Волге, и каждый знал, что так будет всегда, пока бьется сердце этого человека.

Он знал и умел оценить каждого летчика. Поэтому все с нетерпением ждали, что окажет командир о Карлове.

И Емельянов ответил:

— Если жив Георгий, то пробирается он сейчас где-то тайком, в темноте. Будем надеяться, что вернется.

— Тем более автомат у него есть, — добавил Семенюк.

— У Карлова не только автомат на вооружении. У него еще партийный билет. Этот всегда подскажет, как действовать, — убежденно сказал Голубев.

— Вот тут ты, Александр Дмитриевич, в самую точку попал, — поддержал его командир полка. — А пока временно командовать эскадрильей назначаю лейтенанта Мордовцева.

Емельянов встал и, собираясь уходить, повернулся к Архипову:

— Пишите отцу письмо, а потом продумайте порядок работы летчика в кабине. Завтра полетите на боевое задание рядом со мной. Я сам поведу вашу эскадрилью.

В то время, когда происходил этот разговор, в то время, когда Георгий Карлов прятался на чердаке сарая, сержант Долаберидзе, преодолев десятикилометровое бездорожье степи, лег отдохнуть в камышах у берега Маныча.

Уйдя от цели на подбитом самолете, прилагая нечеловеческие усилия, он всего несколько минут сумел удержать в воздухе почти неуправляемую машину.

Не выпуская шасси, он посадил израненный штурмовик в степи. На крыле зияли две огромные пробоины, вспоротые зенитными снарядами, на киле шла выбитая трассой пулемета ровная линия небольших отверстий. По краям их торчали рваные куски металлической обшивки. Весь фюзеляж был забрызган вытекшим из бака маслом.

Долаберидзе поджег свой самолет и двинулся на восток. В сумерках он добрался до Маныча, и, обессиленный, упал на повалившиеся под его тяжестью проржавелые стебли камыша.

Вскоре он услышал какой-то шум. Выглянул из камышей. Около десятка гитлеровцев шли с автоматами наперевес, сжимая кольцо вокруг Долаберидзе.

«Дешево не дамся», — решил летчик. Он вытащил пистолет и приготовился к схватке.

Ближе всех шел солдат с овчаркой на длинном поводке. Долаберидзе прицелился в него и спустил курок. Выстрела не последовало. Перезарядить пистолет было делом одной секунды, но и во второй раз боек, с трудом преодолевая густую замерзшую смазку, медленно передвинулся в переднее положение.

Поняв, что оружие отказало, Долаберидзе успел сунуть в снег пистолет и документы и вышел навстречу врагам.

Ночью, избитый, в кровоподтеках, летчик был доставлен в немецкую комендатуру.

Прошло часа два с тех пор, как Георгий остался один. Кругом была тишина, лишь изредка снизу доносились вздохи коров, мирно жующих сено. Но вот он ясно услышал скрип отворяемой двери. Слабый свет фонаря проник на чердак. В сарай с ведром воды вошла Надежда Ивановна. Она забралась наверх, к Георгию.

— Ну, как вы тут устроились? Не замерзли? — спросила она, доставая из кармана шубы маленький сверток.

— Нет. Ничего. Только пить хочется.

— Нате, кушайте, — Надежда Ивановна протянула ему сверток, — здесь хлеб и кусочек сала.

— Спасибо большое. — Карлов развернул тряпицу и с жадностью принялся есть.

— В чем бы вам воды принести?

— Тут у меня посудина осталась из-под молока. Наберите, пожалуйста, — Георгий протянул женщине банку. — А это вам, — он вложил другую банку в ее руку, — тут сгущенное молоко.

— Что вы, что вы, самому пригодится.

— Нет, нет, не отказывайтесь, обидите меня.

— Ну хорошо. Мы с Лизонькой сладкий чай, наверно, год не пили. Теперь попробуем. Спасибо!

Надежда Ивановна принесла Карлову воды, напоила коров и вышла из сарая. Георгий лег поудобней, накрылся сеном и вскоре задремал, спрятав лицо в пушистый мех воротника.

Проснулся он, когда уже проступили серыми полосами щели сарая. За ночь боль немного утихла. Георгий осторожно поднялся, боясь потревожить рану.

Вскоре он услышал, как хлопнула дверь. В сарай вошел Пузанок.

— То сделай, это сделай. И так с темна до темна спину не разгибаю. А ему все мало, — озлобленно шептал он. — Ишь, хлебом попрекать вздумал, клоп ненасытный. Так бы всю кровь и высосал, иуда проклятый.

— Здравствуй, Пузанок! — сказал Карлов.

Парень поднял голову и улыбнулся:

— Здравствуйте. Как спали? Не замерзли?

— Под такой печкой трудно замерзнуть, — Георгий повел вниз змейку молнии на комбинезоне и, подмигнув Пузанку, показал меховую толщу подкладки.

— Вот это да!..

Парень был заворожен таким обилием меха и безмолвно смотрел на летчика. Потом, очнувшись, засуетился, начал срывать со стены сбрую, хомут, вожжи.

— А я вот лошадь запрячь пришел. Хозяин за Маныч собирается, к сыну. Сын у него там старшим полицаем служит, — объяснил Пузанок.

Георгий насторожился.

— Что же ты раньше не говорил, что у хозяина сын полицай?

— А вы не спрашивали раньше-то, — ответил парень и вывел лошадь на улицу.

«В самое логово предателя попал, — подумал Георгий. — Неужели хозяин знает, что я здесь прячусь?.. Нет, не может быть. — Георгий, вспомнил, с какой неподдельной радостью встретила его Надежда Ивановна. — Даже актриса не в состоянии так играть... А если что — постреляю предателей, сам застрелюсь, а живым не дамся».

Со двора доносились ворчание и ругательства Пузанка, запрягавшего лошадь. Потом он зашел в сарай, взял охапку сена и отнес его в сани.

Георгий услышал повелительный голос. Хозяин перечислял Пузанку, что без него надо сделать: пекся о скоте, о хозяйстве. Через некоторое время заскрипели полозья саней.

— Вечером попозже вернусь, — уже отъехав, крикнул хозяин.

Вскоре пришла Надежда Ивановна. Глаза ее радостно блестели.

— Вот мы и одни остались. Как провели ночь?

— Ночь-то ничего. Да не нравится мне, что сын вашего хозяина в полиции служит.

— А вы думаете, мне это нравится? — улыбнулась она. — Но вы не беспокойтесь, он сюда всего один раз приезжал и то месяца два назад.

— А почему, хозяин именно сегодня к нему поехал? — допытывался Георгий.

— Да вы что? Неужели мне не верите?

— Верить-то верю, а все-таки. Почему именно сегодня? — он пристально смотрел на нее.

Минуту они не опускали глаз.

Надежда Ивановна спокойно объяснила:

— Хозяин уже несколько дней собирался к сыну, жена его там гостит, он ее привезти должен. Но стояли большие морозы. А со вчерашнего вечера начало теплеть, вот он и поехал сегодня.

— Не бойтесь, милый, не думайте об этом, — ласково и убеждающе зашептала она. — Никто вас не выдаст. Все будет хорошо. Сейчас принесу вам поесть и схожу к одной знакомой ленинградке. Выведаю, может, у нее от мужа что-нибудь из одежды осталось.

Чувство благодарности и облегчения захлестнуло Карлова.

— Спасибо, Надежда Ивановна, — глухо сказал он. — Спасибо!

...От знакомой Надежда Ивановна вернулась с пустыми руками.

— Тоже, как и я, все выменяла на молоко и на хлеб, — сказала она со вздохом. — Где же добыть? Украсть у хозяина? Он спохватится. Из дома выгонит...

— А у Пузанка ничего нет? — спросил Карлов.

— Что вы, весь его гардероб на нем.

— А что, если... если ночью зайти в дом с автоматом и потребовать у хозяина старую одежду?

Надежда Ивановна на минуту задумалась.

— Конечно, с перепугу хозяин все вам отдаст, но, когда вы уйдете, наверняка побежит к старосте. А тот вышлет погоню. Староста из-за сына его побаивается.

— Так я свяжу его да запру, а сам на лошадь и — ищи ветра в поле. За ночь я далеко отмахаю.

— Рискованно, — с сомнением проговорила Надежда Ивановна.

— Но ведь другого выхода нет... Пусть так будет.

— Только вы уж тогда и нас свяжите. Я вам веревок наготовлю.

— Можно к вам наверх? — послышался тихий голос Пузанка.

— Можно, Пузанок, лезь сюда, — разрешил Георгий и добавил: — А Пузанок пусть лошадь не распрягает, когда хозяин вернется.

Парень забрался на сеновал и присел на корточки возле летчика. Надежда Ивановна рассказала ему о плане Георгия. По наивным, моргающим глазам Пузанка трудно было понять, как он это воспринял. Прошло немало времени, пока он заговорил, растягивая слова: