Лист ожиданий - Александр Мардань

ОН. Махнемся?

ОНА. Легко сказать, твоя в Америке.

ОН. Ну, в Америке — не на Луне. Может, вернется.

ОНА. Ты перепутал, это с Луны все вернулись!

ОН. Ну, ты же в Америке не осталась?

ОНА. Что ты сравниваешь? А Олег? А мама? Что бы с ними стало? (почти примирительно.) Про тебя я уже не говорю…

Вера еще немного обижена. Костя несколько раз пытается взять ее за руку, пока она, улыбнувшись, наконец, протягивает ему руку, и он долго целует ее ладонь.

ОНА. Слушай, а давай кровати сдвинем?

ОН. Ход ваших мыслей мне нравится.

Сдвигают тяжелые кровати, потом, словно обессилев от тяжкой работы, падают в кресла. Вера берет пульт, и один из танков начинает ездить по комнате.

ОНА. Ты билет купил?

Костя тоже берет пульт, и его танк ездит вслед за первым.

ОН. Я на листе ожидания. Билета нет, но, кроме Веры, есть Надежда, что он появится.

Игрушечные танки сталкиваются. Костя наливает виски и протягивает Вере стакан.

ОНА. Третий тост — за тех, кто в море и за морем?

ОН. Нет, давай за Михаила Сергеевича! Благодаря ему, мы становимся похожи на людей.

ОНА. Торгуя игрушками на базаре?

ОН. Не скажи. В своих тюках челноки привезут западный дух! Как когда-то декабристы из Парижа.

ОНА. Базарный — это точно, насчет западного не уверена. Да и что это изменит? Болтовни много. А в Москве собирают окурки, пачка сигарет сегодня такая же валюта, как пять лет назад бутылка водки. Этой стране нужен не логопед, а хирург.

ОН. «Пусть рухнет все, что может рухнуть от слова правды».

ОНА. Вот все и рушится! У меня подруга в Кишиневе. Там уже, как в Прибалтике, русским открыто говорят: «Чемодан, вокзал, Россия». Танки на улицах, причем настоящие…

ОН. А как иначе расхлебать кашу, которую 70 лет варили честные ленинцы?

ОНА. Надо было, как в Китае — начинать с экономики. И делать все постепенно, осторожно… Мой тесть считает, что перестройка затеяна для того, чтобы выявить врагов. Потом все закончится, как НЭП.

ОН. Не-е-ет, пасту в тюбик уже не затолкнуть. Потому что это — не НЭП, а революция, которая одних поднимет, а других швырнет вниз.

ОНА. Боюсь, что никого она не низвергнет и вряд ли кого вознесет. И вообще, за ней хорошо наблюдать издалека.

ОН. Ты — как Рахманинов, который не понял значения Великого Октября, уехал в Париж. Потом понял… и уехал в Нью-Йорк.

ОНА. Кстати, о Нью-Йорке. Как дочка? Как зять?

ОН. На то он и зять, чтобы взять. Дядя у него, не помню, говорил тебе или нет, не миллионером, а мелиоратором оказался. Что-то там осушает, или наоборот, наводняет в Калифорнии. Но ничего, принял хорошо. В общем, все довольны, все свободны.

ОНА. А ты не собираешься?

ОН. Нет, уезжать сейчас — архи-глупо (произносит это с ленинской картавинкой). Такие возможности открываются!.. Мне кажется, я открыл для себя формулу счастья: это когда ты победил сегодня и тебе есть за что бороться завтра.

ОНА. Азартен, Парамоша! Ты уверен, что тебя эта волна поднимет?

ОН. Ну, падать мне особенно некуда. Из порта я уволился, так что нищему пожар не страшен.

ОНА (пораженно). Но ты же был без пяти минут зам. начальника порта!

ОН. Вот именно — без пяти. Все, сюрпляс закончен.

ОНА. Что закончено?

ОН. Сюрпляс. Видела, как велосипедисты балансируют, чтобы быть ближе к стартовой черте, но не пересечь ее раньше времени? Мне надоело так балансировать. Полжизни прошел в полноги… В последнее время даже дурные мысли в голову лезли…

ОНА. Только не говори, что собирался стреляться потому, что не слали в загранкомандировки и не утверждали в должности.

ОН. В наше время чаще спиваются, чем стреляются… Я даже рад, что «система коридорная» рушится сразу. У меня на «постепенно» времени нет. «Нужны новые формы. Новые формы нужны, а если их нет, то лучше ничего не нужно». Как в анекдоте: сколько будет дважды два? Ну пять, ну шесть, но не семь! Эту таблицу умножения ПЕРЕСТРОИТЬ нельзя! Нужная новая. И меня ни пять, ни шесть не устраивает. Я хочу четыре. (Заглядывает в опустевшую пачку, комкает ее, достает и распечатывает новую, закуривает.) Как, кстати, у твоего мужа дела с умножением?

ОНА. Кресло под ним скрипит, но скрипучее дерево живет долго.

ОН. Значит, верхи еще могут? Так чего нервничать?

ОНА. Не знаю… Правы китайцы: нет большего несчастья, чем жить в эпоху перемен.

ОН. Когда дует ветер перемен, глупый строит стену, а умный — ветряную мельницу. Да и просто интересно. Когда бы я еще увидел, как супруга начальника главка торгует на базаре игрушками?

ОНА (смеется). Да, я тебе забыла рассказать! Иду здесь по узкой улочке, с танком, а мне навстречу — жена замминистра с игрушечным пианино.

ОН (с интересом). Ну?

ОНА. «Повстречались они, и не узнали друг друга…» (Снова берет трубку и набирает номер.) Ну, наконец-то! Алло! Мама? Мамочка… Слышно ужасно… Ты меня слышишь? (пауза) Долетела нормально, поселилась с Мариной, в одном номере. Купила тебе прекрасный свитер. Недорого, за два театральных бинокля. (пауза. Улыбается) Нет, мам, это не контрабанда, а бартер. (пауза) Ты знаешь, даже интересно. (пауза) Мама, позвони Рюриковичу и скажи, что у Марины все в порядке, просто она к нему дозвониться не может. (пауза.) Олежка как? Занимается? Ну и прекрасно. Все, мам, целую.

ОН. Рюрикович… Типичная еврейская фамилия. Это кто?

ОНА. Бывший пляжный фотограф. Оказалось, что фотографию он видит еще до снимка, за что и пригласили в «Огонек». Так что Марина уже дважды москвичка. (Некоторое время молча пьет виски, поглядывая на Константина. Затем подходит к нему, обнимает и продолжает неуверенным тоном.). Котя, раз уж ты серьезно решил заняться бизнесом — перебирался бы в столицу.

ОН. Это совет?

ОНА. В столице возможностей всегда больше.

ОН. Верочка, если человек делится яблоками, значит, у него есть яблоки. Если человек делится советами, значит, яблок у него нет…

ОНА. Костя, если задаться целью…

ОН. Это раньше были цели, теперь — мишени… Вер, ну что я буду делать в Москве? Облака красить? Кому я там нужен? Нет, буду строить капитализм «в глухой провинции, у моря»…

ОНА. А если серьезно? Снимем квартиру… (Повисает пауза).

ОН (удивленно). А как же твой муж? Он уже не боится взысканий по партийной линии? Или ты будешь жить на два дома?

ОНА. Мне кажется, что с мужем у меня те отношения, когда люди уже не могут быть вместе, но еще не могут врозь. А с тобой — наоборот: мы уже не можем друг без друга, но еще не решились быть вместе.

ОН. Вера, не помню, говорил ли я тебе об этом… но я женат.

ОНА. Да, на этой девочке… Ну, это смешно. И потом, это не я у нее мужа отнимаю. Мы с тобой встречались, когда ее еще на горизонте не было. Что ваши три года против наших пятнадцати? Да и детей у вас нет.

ОН. Пока нет. (Пауза.) Она ждет ребенка.

ОНА. От кого?

ОН. Детей, как правило, рожают от мужа. И вообще — что тебя удивляет? У тебя же есть ребенок, почему у нее не может быть?

ОНА (ошеломленно). Значит, вы ждете наследника. Поздравляю. (Наливает себе виски). Ну что ж, дети — это прекрасно. Обидно только, что от тебя.

ОН. Вера, это смешно!

ОНА. Грустно, даже очень. (Выпивает, открывает бар, достает новую бутылку и наливает себе снова.) Знаешь, я до тебя думала, что никогда не буду встречаться с женатыми мужчинами. Удобно они устраиваются с запасной любовью…

ОН. Так же, как и замужние женщины.

ОНА. А я привыкла занимать свое собственное место. И потом, мне всегда было страшно, что такие отношения могут перейти во что-то серьезное. Поэтому я тогда в Риге и отказалась выйти за тебя. (Пауза). Помнишь, мы с тобой кино смотрели, «Интервенцию», с Высоцким? «Сначала следователь предложит папиросу… Ее можно взять. Потом предложит жизнь, а вот от нее придется отказаться…»

ОН. Вер, ты сама себе противоречишь. (Вера выпивает одна и наливает себе. Садится на кровать и продолжает говорить, сидя спиной к Константину, лицом к залу.) Я ведь тогда на самом деле испугалась, до озноба. И не за мужа, конечно. За нас испугалась. Мы были так счастливы в эти редкие встречи… Зачем было что-то менять?.. Мне казалось, что если между нами исчезнет расстояние — исчезнет и любовь. Вот и сказала тебе «нет». А ты — мужчина сильный, сразу себе молодую жену нашел. И со мной отношения разрывать не стал. Действительно, зачем? А я смирилась. Даже не понимаю, как это случилось, что ты стал занимать такое место в моей жизни. Ты мне нужен… как камертон. Мне кажется, что по тебе я проверяю свою жизнь, свое звучание… (Выпивает.) Одно время я думала, что нас держит вместе постель. Ты замечательный любовник. Хотя есть и получше…