Пробуждение барса - Анна Антоновская

Упомянутые выше поэмы Арчила и Иосифа Тбилели, отмеченные явной полемической направленностью, уже наглядно свидетельствуют об этой борьбе. Авторы обоих произведений выступают в защиту Великого Моурави и решительно опровергают клеветнические обвинения, распространяемые его врагами и противниками. В поэме «Спор Теймураза и Руставели», повествуя об удивительных и восхитительных делах героя со «стальным сердцем», Арчил приходит к выводу, что отступающие от пути Георгия Саакадзе совершают большой грех, и призывает грузин завещать потомкам признательность к этому бесподобному герою. А Иосиф Тбилели, видя в Саакадзе героя, который «воздвиг ограду Картли… И людей простых возвысил по заслугам и делам», в то же время заставляет его горько жаловаться на свою судьбу:

Можно ли того не видеть, как я Грузии служил?То, что сделал я для Картли, кто из смелых совершил?Спас грузин от истребленья, но отчизне я не мил.И никто меня не вспомнит, хоть бы голову сложил!..…На меня судьба клевещет, как и в прошлом клеветала.Грудь мою разит злословья отравляющее жало.

И это «отравляющее жало» клеветы и злословья, преследовавшее Саакадзе при жизни, проникало во многие историко-литературные документы последующих времен и затрудняло воспроизведение его подлинного облика. Так, например, историк XVII века Парсадан Горгиджанидзе, будучи человеком ярко выраженной иранской ориентации, обвиняет Георгия Саакадзе в том, что он организовал и возглавил восстание против вторгшихся в Грузию оккупационных войск Ирана и убил Карчихана. Горгиджанидзе, таким образом, считает большим преступлением и грехом именно тот выдающийся подвиг Георгия Саакадзе, благодаря которому, по признанию всех других историков, Грузия спаслась от полного разорения и опустошения. Даже географ-историк Вахушти, обвинявший Георгия Саакадзе в измене картлийским царям, признает, что, не будь этого восстания, Картли была бы полностью уничтожена. Католикос Антоний I сурово порицает Георгия Саакадзе за то, что он восстанавливал своих приверженцев против царей и владетельных князей. Ясно, что такое сугубо тенденциозное утверждение Антония исходило из легитимистских политических воззрений автора, помешавших ему объективно разобраться в сложной ситуации предельно обостренной борьбы, которую вел на протяжении всей своей жизни Георгий Саакадзе во имя объединения Грузии и освобождения ее от иноземных завоевателей.

Именно по этим же причинам некоторые историки дошли даже до того, что знаменитое Марткобское восстание, организованное и возглавленное Георгием Саакадзе и спасшее Грузию от неминуемого уничтожения, склонны были объяснить мотивами личного порядка. Они считали, что Саакадзе организовал это восстание, якобы узнав о тайном приказе шаха Аббаса обезглавить его. Странно, что авторы подобной версии не удосужились задуматься над вопросом — почему же «лев Ирана» захотел бы убить оказавшего ему немало доблестных услуг прославленного полководца, если не заподозрил бы его в измене?

Критическое изучение исторических документов и сопоставление первоисточников не оставляют никакого сомнения в том, что высказываемые некоторыми грузинскими и иностранными историками отрицательные взгляды о Георгии Саакадзе порождены злобной клеветой, которую распространяли в свое время влиятельные лица из среды высшей феодальной аристократии — враги и противники выдающегося национального героя Грузии. Народ же, благодарные потомки предоставили в своей памяти Георгию Саакадзе почетное место, поставили его в один ряд с величайшими героями своей национальной истории. Не говоря уже о сохранившихся памятниках народной поэзии, непосредственно выражающих возвышенное представление народа об этой замечательной личности, достаточно вспомнить, как расценивали его деятельность и историческую роль великие знаменосцы национально-освободительного движения грузинского народа, крупнейшие классики грузинской литературы Акакий Церетели и Важа Пшавела.

В своей речи, произнесенной в защиту Георгия Саакадзе, «бессмертный соловей Грузии» Акакий Церетели гневно ополчился на тех, кто пытался оклеветать этого самоотверженного патриота. Поэт сравнивает Великого Моурави с самыми выдающимися героями всех народов и времен, а в истории Грузии ставит его в один ряд с Вахтангом Горгасалом, Давидом Строителем, царицей Тамар. «Если б поэма „Витязь в тигровой шкуре“ не была бы написана гораздо раньше, — говорит поэт, — то мы приняли бы Георгия Саакадзе за живого Тариэла. Внешность его и разум, желания и стремления, его дела были невероятными, сказочными, возвышенными». В подтверждение своей характеристики поэт приводит многочисленные высказывания о Саакадзе грузинских и иностранных летописцев, историков, путешественников.

Характеризуя крайне тяжелое состояние Грузии в «темное время» конца XVI — начала XVII столетия, когда объятая огнем междоусобиц и разоряемая иранскими и турецкими завоевателями страна была обречена на полное уничтожение, Акакий Церетели заключает: «Эти разнузданные феодалы упорно сопротивлялись царю, враждовали между собою. Часто они находили покровителей в лице враждебных соседних государств, приводили в Грузию их войска и разоряли страну. Так они обрекли грузинское царство на гибель. Ничего не могло спасти его, кроме чуда. И такое чудо появилось. Это был Великий Моурави Саакадзе».

«Бывает, — продолжает поэт, — когда у дерева сохнет верхушка. На только не станет цветов и плодов, но и листья начинают падать. С первого взгляда дерево кажется высохшим. Но нет! Дерево не падает, если не повреждены корни, те самые корни, которые незримо распускаются в земле и оттуда доставляют дереву питательные соки. Благодаря этим корням вместо высохший вырастают новые ветви, и дерево вновь оживает. Так бывает и в жизни, с древом жизни. Сила нации, ее корни находятся в народных низах. Так случилось с Грузией тех времен. Когда ее поверхность — высшее сословие — полностью выцвела, ее низы, т.е. низшие сословия, закаленные и выпестованные в бедствиях и испытаниях, твердо стояли и ожидали новых ветвей, новых ростков. И это ожидание оправдалось».

Так расценивает Акакий Церетели появление Георгия Саакадзе на арене политической жизни Грузии. Поэт подробно рассказывает о самоотверженных патриотических свершениях Великого Моурави и свою речь заканчивает следующими словами: "…Закончилась жизнь этого легендарного героя. Он жаждал увидеть Грузию в таком же состоянии, в каком она была во времена царицы Тамар. Этому посвятил он все земные блага — семью, жену и сыновей, обрек себя на тяжкие испытания, выносил всяческие бедствия и наконец унес в могилу свои желания. И такого человека судим мы сейчас. Смешно! Сегодня, когда у нас вошло в привычку чтить вставанием совершенно незначительные личности… Судим легендарного богатыря, самоотверженного патриота…