Москва-Ростов-Варшава - Ирина Горбачева

– Мне нужна…, – я не успела сформулировать фразу как она, перебив меня, спросила.

– Вы Ника, сестра Лёли? Не удивляйтесь, я видела вас на фото. С Лёлей мы знакомы не один год. Я сейчас не могу с вами долго разговаривать. У меня скоро начнётся заседание. Если хотите, посидите здесь в зале. Но я освобожусь не скоро, потом перерыв сорок минут и следующее заседание. Скажите мне коротко, Лёля пропала или она всё-таки уехала с мужем?

Я ей вкратце изложила последние события.

– Понятно, – Татьяна задумчиво кивнула головой, – аферист и мошенник. Нет, меня с ним ничего не связывало. Когда Лёля приехала с этим отморозком…

– Николаем? – перебила я её.

– Возможно. Так вот, она его оставила внизу у подъезда в машине, сама поднялась ко мне. Лёля стала меня обвинять, в том, чего я не совершала – мы, конечно, повздорили и, я ей сказала, что пока она замужем за этим типом, я не хочу с ней иметь никаких дел. Естественно я не выходила на улицу, чтобы встретиться с этим уголовником и у неё ничего не брала. Почему Анатолий сказал, что был связан со мной, для меня предельно ясно.

– Татьяна Витольдовна, вы заняты? – в дверях появилась женщина, одетая в чёрную длинную судейскую мантию, – извините, вы заняты, я позже к вам зайду, – она с любопытством посмотрела на меня и вышла из кабинета.

– Кажется, я догадываюсь, с кем был связан Анатолий, – тихо и задумчиво произнесла Татьяна, – давайте так, сегодня я до вечера в суде. Позвоните мне завтра с утра, часиков в десять, мы определимся, где и когда встретимся. Хорошо?

Выйдя из здания суда, я побрела до метро, думая, что возможно при участии Татьяны мне быстрее удастся найти Лёлю.

Глава 5

Весна в Москве. Середина апреля. У нас в Ростове солнышко светит и греет, тепло. А Москва окутана туманом. Не весна, а настоящая осень. Пахнет не распускающеюся зеленью, а прелыми листьями. Дождь то моросит, то опять выглянет солнце, веселее становится на душе. Но хотя сегодня погожий день меня он совсем не радует.

Спустившись в метро, я решила съездить на Чистопрудный бульвар в недавно открытый кафетерий. В прошлый свой приезд я покупала там молотый кофе. Очень даже приличный. Заодно пройдусь по осенней кленовой аллее, хотя бы почувствую, что в Москве нахожусь. Купив кофе, прогулявшись по бульвару до пруда, я присела на лавочке напротив театра «Современник». Молодая девушка с украинским говором громко зазывает покупать у неё мороженное.

– Покупаем, покупаем мороженное! У нас самое вкусное мороженное в Москве! Фруктовое, шоколадное, эскимо! У нас самое необыкновенное мороженное, пожалуйста, кушайте на здоровье, пломбир, крем-брюле, эскимо, шоколадное! Покупайте, кушайте на здоровье, от нашего мороженного горло не болит! Попробуйте: пломбир, крем-брюле, эскимо, шоколадное!

Удержаться от таких призывов не возможно. Купив шарик любимого фруктового, я присела на каменную скамейку около памятника Грибоедову. Правду говорят, что сладкое поднимает настроение. Но возможно доброжелательность этой приезжей с Украины продавщицы сыграло свою успокоительную роль. Я подставила лицо тёплым солнечным лучам и закрыла глаза.

– Сестричка дай денежек, сколько не жалко! – мою нирвану прервал чей-то голос. Очнувшись, я увидела девушку с помятым лицом, но ещё не до конца обезображенным уличным «стилем жизни». Одета она была, скорее всего, из «гуманитарки», щедро раздаваемой разными благотворительными организациями бомжам, но опрятно. Белые чистые кроссовки. Следит за обувью, значит, ещё не совсем опустилась на самое дно «новой жизни». Видно, что-то прочитав в моих глазах, незнакомка опять обратилась ко мне:

– Не дашь – не обижусь! Нет, так нет! Просто так пивка хочется, а денег не хватает.

– Я тебе больше дам, ты только не пей, поешь лучше, – ответила я, вытаскивая из кошелька бумажную купюру.

– А вот это тебя не касается, – сердито ответила женщина. Но бумажку взяла.

– Спасибо, сестра, даёшь больше, отказываться не буду, но пить мне или не пить, тебя не касается!

Я уже не рада была, что вступила с ней в диалог. Видно, свою боль или дурость она не совсем ещё залила выпивкой. Не успела деградировать полностью. Женщина отошла от меня, потом тут же вернулась.

– Прошу прощения, сестричка, ты мне денег дала как?

– Не поняла?

– Ну, ты мне от себя дала деньги?

– То есть?

– От сердца?

– Как тебя зовут? – спросила я женщину.

– Светка, а тебя?

– Вера, – почему-то я назвалась ей второй половинкой своего имени, – Конечно Света, от сердца, но не от души. Могу и больше дать, только не на выпивку.

– А я тебе говорю, это не твоё дело!

На нас уже стали обращать внимание отдыхающие на скамейке люди. Я, честно говоря, испугалась, что буду бита, с такой агрессией Света мне это говорила.

– Ладно, Свет, давай без выяснений. Дала и всё. Иди.

– Нет, если ты дала без удовольствия, я могу и не брать твои деньги.

– Перестань. Успокойся. От себя я даю.

– Все, спасибо дорогая, ухожу, сейчас еще стрельну у кого-нибудь, и выпью за твоё здоровье!

И тут же она подошла к сидящему рядом мужчине преклонного возраста. Не знаю, какой он был национальности, но на русского явно не походил. Полный, скорее толстый, с одышкой мужчина брезгливо посмотрел на Светку.

– Дядечка, будь добреньки, дай, сколько можешь!

– Пшла отсюда! – прошипел мужчина.

– Что такое «пшла»? – возмутилась Света, – я вам не нагрубила, не оскорбила вас. Не хотите, не давайте!

– Пшла сказал, отсюда, мразь!

– Чем это я мразь? И почему вы меня оскорбляете? – разозлилась Светка.

– Свет, отойди, не приставай! Ступай себе! – миролюбиво, желая разрядить обстановку, попросила я её.

– Нет, Вер! А чего он: «мразь»! Чем это я мразь-то? Я его что, оскорбила? Чего он моё достоинство задевает?

– Нечего разговаривать тут, пошла отсюда. Дос-инст-во!

– А вот и не уйду! – на удивление спокойно ответила Света, – извините, это ваше? – она взяла в руки оставленный кем-то на лавке полупустой пакет с чипсами. Мужчина брезгливо отодвинулся от него.

– Понятно! Не ваш! Вер, это не твой? Можно взять? У нас демократия. Где хочу там и сижу. Ля-ля, – стала напевать Светлана в то же время нарочито громко хрустя чипсами.

– И чего это я мразь? Я такой же человек. Да, не повезло в жизни. Не ваше дело! Хочу – сижу, хочу – пою, хочу вот – чипсы ем!

Встать и уйти было неловко. Но слышать этот треск чипсов! Мне, с детства не переносящей ни малейшего звука за столом, было невыносимо.

– Света, зачем ты с ним споришь, не раздражай мужчину, не надо!

– Ладно, ладно, я пойду! – она положила, наконец, ненавистный мне пакет с хрустящими кусочками прессованного картофельного крахмала на скамейку.

– А вы, дядечка, не правы! Нельзя так с людьми! Не принимаете – и не надо, но не унижайте. Мы и «сами с усами».

Мужчина повернулся в сторону уходящей Светы и, обращаясь ко мне, с вызовом произнес с явным кавказским акцентом.

– Это вы во всём виноваты! Добренькие! Зачем вы им подаёте? Бездомную собаку если кормить, она и то обнаглеет. Такие сами себе должны пропитание искать! Они хуже собак! А вы, сердобольные, балуете!

Его грозная тирада, наверное, не прекратилась бы, если бы я ему тихо не возразила.

– Вероятно, вы правы. Но, возможно и нет.

Он зло посмотрел на меня и махнул рукой, что-то пробормотав на своём языке. Я медленно пошла к метро, а за спиной остался мой любимый Чистопрудный бульвар со своей бурной жизнью. С внушительным своей мраморной статью Грибоедовым, которого я уважаю за его романтическую любовь к своей Нине. С каменными скамейками. С грохочущим по рельсам трамваем «Аннушкой» и людьми здесь обитающими. Разными людьми.

С ужасом и страхом я каждый раз вхожу в метро. В вестибюле сразу в глаза бросилась картина. Два милиционера, ни на кого не обращая внимания, избивают резиновыми палками какого-то немыслимо грязного старого с непонятной бородой человека. Он, сидя на мокром полу, защищал от ударов голову руками со страшно длинными скрюченными ногтями на пальцах.

– Что вы делаете? – крикнула я им.

– Правильно, гнать их всех надо! Не метро стало, а общественный туалет. Метро в ночлежку превратили. В вагон нельзя войти! Разлягутся и спят на сидениях, как дома. Гоните их отсюда! – напротив меня остановилась пожилая женщина с полной сумкой на колёсиках.

– Так, что бить надо? Что с вами со всеми стало? – моё горло сдавили спазмы.

– Что, умная слишком? Иди куда шла! – зло, сверкая глазами, ответил мне молодой милиционер.

– Жаловаться на вас надо! Он же старый человек, какой пример вы детям показываете? У меня ребёнок аж затрясся весь! С ума уже совсем сошли! – к нам подошла молодая женщина, держащая за руку мальчика лет шести.

Милиционеры подняли старика и потащили его к выходу из метро.

– Сталина на вас на всех нет! Сразу бы порядок навёл! – пробурчала пожилая женщина с сумкой на колёсиках и влилась в поток всё куда-то спешащих людей.