Прошито насквозь. Рим. 1990 - Александра Флид

С тех пор, как он встретил ее, ему показалось, что цель его карьеры достигнута. Больше не было смысла бороться и что-то искать. Деньги, слава, женщины и ночные клубы — все воспринималось как нечто незначительное. Истинная цель его поисков заключалась в знакомстве с Евой, и только ради этого он терпел все изнурительные часы перед камерами, только ради этого он примерял на себя чужие образы. Сейчас маскараду можно положить конец.

Лука появился в очередной день — его прислала редакция журнала, оформившего заказ на новую коллекцию. Ева предпочитала сотрудничать с представителями мира моды, но не вдаваться в подробности. В коротком послании было все, что ей нужно знать — время, акценты, количество снимков и число желаемых позиций. Она выбрала подходящие вещи из кучи присланного реквизита и заказала студию — номер в дорогом отеле. Адама рядом с ней не было — он как раз работал над черно-белым роликом мужского парфюма для какого-то частного телеканала. Возможно, потом его будут показывать по центральному телевидению — если трюк окажется удачным, и рекламодатель решит, что игра стоит свеч.

Пока он корпел над плавными движениями и загадочными жестами, Ева работала со своим ровесником — молодым человеком по имени Лука. Он был страстным — если она приказывала ему гореть перед камерой, он вытаскивал коробок со спичками и посыпал ковер искрами. Образно, разумеется.

Эта коллекция — не то, что мягкий и податливый трикотаж. Это чувственный шелк. Шелк в мужском гардеробе? Легко! Каждый может носить страстный и блестящий материал. При этом спонсоры запросто умалчивали о том, что под такой скользкой тканью должен обязательно скрываться идеальный торс в комплекте со стройными плечами. Потому что иначе шелк лишь подчеркнет недостатки фигуры и выставит тебя идиотом. Но Лука был идеальным, и проблем с ним не было. Люди знали, кого выбрать.

А на случай, если его прекрасная фигура не произведет впечатления, у него было припасено замечательное лицо с пухлыми губами, четкими бровями и в обрамлении вьющихся волос. Античный борец, да и только.

Он послушно выполнял ее команды, но по временам задавал лишние вопросы, которые ставили ее в тупик.

«Почему вы так скованны?»

«Могу я закатать ваш правый рукав?»

«Очевидно, сегодня утром вы пили дерьмовый кофе. Я прав?»

Это были заигрывания, к которым Ева не привыкла. Он был вторым человеком, решившим разбить ее ледяную стену.

Желанная женщина выделяется из толпы — она держит и ощущает себя иначе. Она независима, поскольку на мнение других ей наплевать — главное, что думает ее мужчина. А мужчина считает ее сногсшибательной. И если он подкрепляет свои слова действиями, то даже самые уничижительные взгляды и пренебрежительные жесты не смогут разуверить ее в собственном превосходстве. Ева не сходила с этого гребня несколько последних месяцев — она купалась в любви и дарила любовь.

Неприступная смелость и почти криминальная самоуверенность притягивают. Иным людям хочется покорить такую женщину, потому что она кажется недосягаемой в своей защищенности. Им хочется раскрыть этот плотный кокон и вынуть оттуда уязвимую теплую плоть, облеченную лишь в ласковые слова и признания. Нечто сладкое и трепещущее. Раскрыть, поглотить и насытиться за один раз, закрыв глаза на то, что кто-то отдал всю душу, чтобы взрастить это прекрасное создание.

Лука не был единственным, кто видел в ней распустившуюся страсть и привлекательность, но он стал первым, кто перешел от слов к делу.

Однако Ева оставалась глухой к его попыткам — ее мысли были заняты лишь желанием поскорее удалиться в фойе и позвонить оттуда в студию, где работал Адам. Тамошний оператор был ее старым должником, и теперь она могла воспользоваться его добротой. Усталость и жажда родного голоса довели ее до перерыва — она впервые по своей инициативе объявила десятиминутную паузу, чтобы все, кому нужно покурить или заправиться от кофеварки, удовлетворили свои нужды. Сама она побежала к лифту, так и не сняв с шеи фотоаппарат.

Черные колготки в мелкую сетку, широкоплечая теплая кофта — день выдался прохладным — водолазка с воротником под «резинку» и свободная юбка до колен. В рабочий день незачем наряжаться.

Кнопки издавали короткие гудки и мягко впадали резиновыми шляпками в идеально рассчитанные для них гнезда. Трубка холодила щеку, когда она зажимала ее между плечом и ухом. Номер в блокноте казался неразборчивым.

— Чем могу помочь? — ответил незнакомый голос.

— Съемки еще идут?

— А кто интересуется?

— Это фотограф Ева. Ваш оператор должен ждать моего звонка.

Она протянула руку и вытащила из волос деревянную спицу, стягивавшую пряди наверх.

— Ева? — к трубке подошел Адам.

— Я хотела тебя услышать. Скажи мне что-нибудь, — взмолилась она. — Скажи хоть пару слов.

— Сегодня на ужин равиоли моего приготовления, я уже присмотрел приличные томаты на рынке неподалеку.

Она рассмеялась и расстегнула последние пуговицы кофты.

— А еще у меня трость потерялась. На пять минут.

Ее смех стал еще громче. От таких забавных замечаний всегда становилось теплее. Она начинала зависеть от него и сама боялась этой жгучей любви, не зная, созидает ее это чувство или наоборот разрушает.

— На пять минут? И как ты пережил это?

Адам бдительно охранял свою трость, понимая, что без нее станет совершенно беспомощным.

— Сам не понимаю. Наверное, все дело в том зонте, который ты сегодня заставила меня взять с собой.

Ева прикрыла губы ладонью, скрывая за серебряными кольцами широкую улыбку. Адам не любил зонты, и обычно отговаривался от них простым аргументом.

«Зачем мне две трости?» — говорил он.

— Но он ведь пригодился?

— Да, пригодился. На те пять минут.

Они поболтали еще пару минут, а потом распрощались до вечера. Он пообещал ей замечательные вегетарианские равиоли и сладкий смузи, а она согласилась дождаться вечера. Будто у нее был выбор.

Когда она отошла от телефона, то едва не столкнулась с Лукой — неизвестно, сколько времени он прождал, стоя за ее спиной. Неизвестно, сколько слов он успел перехватить. Ева нахмурилась.

— Ваш супруг? — беззастенчиво спросил он.

Один из тех, кто уверен в победе дерзости над скромностью.

— Любимый человек, — ответила она.

— Любовь вечна, когда обращается в воспоминания, но скоротечна в действии. Красивый парадокс.

Не желая продолжать разговор, она лишь кивнула. Молчание обрывает любую беседу, при условии, что человек понимает прямые знаки. Лука к таким не относился.

— Так вы согласны? — оживился он.

Она качнула головой и вытащила из кармана спицу, чтобы собрать свои буйные волосы и вернуться к работе.

Взгляд Луки остановился на ее шее.

— Я бы запечатлел этот момент, но камера, увы, сейчас находится в вашем распоряжении.

— Потому что запечатлевать моменты — моя работа, — отрезала она, нажимая кнопку лифта и отправляясь наверх.

Лука успел проскочить между дверцами и встал рядом с ней, вальяжно подпирая стену плечом.

Когда она пришла домой, по коридору уже разносился запах прекрасного томатного соуса домашнего приготовления. Она прошла на кухню и застала Адама за плитой. Обычно это делают мужчины, да и то лишь в романтических фильмах, но они были только вдвоем, и стыдиться ей было некого — она подошла и обняла его со спины, прижавшись к нему грудью. И он не уловил никаких признаков Луки, потому что для нее никакого Луки не существовало. Она не принесла его домой, потому что оставила в той самой студии. И было бы замечательно, если бы сам Лука тоже оставил ее там.

Будет очень тепло.

Ева стояла у зеркала и пыталась застегнуть мелкие пуговицы белой блузки из крепдешина. Адам подошел к ней, повернул к себе, отвел ее руки от одежды и принялся за эту пуговично-петельную войну сам. Петли не были прорезаны в ткани — они были нашиты мелкими закруглявшимися трубочками, и при всей своей мелкости пуговицы с трудом протискивались через эти миниатюрные отверстия. Сильным и ловким пальцам Адама ничего не стоило расправиться с ними, в то время как Ева со своим в кои-то веки отращенным маникюром почти рассвирепела в процессе застегивания.

— Ты очень красивая. Да ты и сама знаешь.

— Спасибо. Ты тоже ничего.

Он поцеловал ее в губы, а потом взял с полки помаду, безошибочно угадав сегодняшний оттенок, и легко восстановил причиненный ущерб. Ева все это время стояла без движения.

— Закончится эта неделя, и мы поедем к тебе в мастерскую. Будем жить с тобой там как дикари. Я буду готовить еду прямо в камине, разводить огонь деревянными кусочками, оставшимися после твоей работы, а ты будешь целый день обстругивать, покрывать лаком, забивать и сверлить.