Дом на солнечной улице - Можган Газирад
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В одной руке Лейла держала утюжок, а другой накручивала густой локон на щетку.
– Почему вы сегодня пришли? – удивленно спросила она.
– Салам, хале-джун[10], – сказала я. – Мама́н хотела поехать с баба́ за паспортом. Куда ты идешь?
Она зажала карамельные кудри утюжком, одновременно вытягивая их щеткой.
– На улицу.
– Можно нам с тобой? – спросила Мар-Мар.
Лейла положила утюжок на туалетный столик и кинула взгляд в зеркало на свои выпрямленные пряди.
– Нет. Нельзя. Мы собираемся на важную демонстрацию. Детям там не место.
Саба застегнула молнию на своей мини-юбке и попросила меня застегнуть на спине ее серую шелковую блузу. Она встала на колени, чтобы я могла дотянуться до спины. Я разделила мягкие черные волосы и взялась за пуговицу и петельку.
– Хале, а что такое демонстрация? – спросила я.
Мар-Мар надела один из цветастых ободков Сабы и посмотрела в зеркало. Мама́н обычно надевала ободки ей на голову, чтобы волосы не лезли в глаза. Ей нравилось примерять ободки Сабы.
– Вы готовы? – В дверь постучал Реза.
– Почти. Можешь зайти, – сказала Лейла.
Реза удивился, увидев в комнате нас с Мар-Мар. Я объяснила, откуда мы взялись, и взмолилась, чтобы он взял нас с собой. Со взрослыми было весело. Они всегда ходили в классные места – зависали у кинотеатров, гуляли по паркам и, что важнее всего, покупали нам покрытое шоколадом мороженое в кондитерской «Пастер». Реза сказал, что мы с Мар-Мар можем пойти с ними.
– Ты серьезно? – спросила Лейла.
– Почему нет? – сказал Реза.
– Мы собираемся совершить прямое, верное делу действие. Зачем ты хочешь тащить с собой детей?
– Это дело всех, молодых и старых, неважно, – сказал Реза. – Они увидят народное возмущение и будут потом ценить, что стали его частью.
Саба вставила в уши золотые серьги-кольца и глянула на себя в зеркало. Серьги посверкивали между прядей волос, когда она поворачивала голову.
Реза бросил взгляд на узкую мини-юбку Сабы и нахмурил лоб.
– Ты в этом собираешься идти?
– А что не так? – спросила Саба.
– Ну, люди на улицах кричат в том числе и поэтому. – Он жестом обвел Сабу с ног до головы. – Люди не хотят видеть этот французский стиль, голых женщин повсюду.
– Я надену шерстяные подштанники и длинное пальто сверху, – сказала Саба.
– Но я думала, эти демонстрации проводят, чтобы высказаться по поводу неравенства и несправедливости, а не того, как мы одеваемся! – сказала Лейла.
– Я понимаю, но переодень хотя бы юбку, Саба, – сказал Реза.
Саба кивнула и открыла шкаф. Она стала перебирать вешалки на деревянной рейке одну за другой, изучая юбки разной длины и пытаясь выбрать, какую надеть. Она, в отличие от Лейлы, никогда не спорила с Резой.
– А вам почему бы не надеть пальто и шапки? – сказал он нам.
Мы с Мар-Мар побежали вниз. Азра вышла в гостиную, когда Мар-Мар пыталась втиснуть руку в узкий рукав пальто. Я свое уже застегнула.
– Почему вы в верхней одежде? – спросила она.
– Дядя Реза берет нас гулять, – сказала Мар-Мар.
Она помогла Мар-Мар просунуть руку в рукав.
– Реза! Реза! – крикнула она.
Реза зашел в гостиную. Он был одет в толстое бежевое пальто поверх свитера.
– Что такое, ханум-джун?
– Их мать не обрадуется, если узнает, что ты брал с собой детей, – сказала она.
– Что ж, тогда ей не стоит их сюда приводить. Если они здесь, то будут ходить с нами. Собирайся, Азра-ханум, ты тоже пойдешь. Время праздновать.
– Я со своим больным коленом далеко не уйду, – сказала Азра. – А мы ответственны за то, чтобы с Можи и Мар-Мар ничего не случилось.
– Не переживай, я с ними. Я хочу, чтобы они увидели этот исторический момент и запомнили его.
Азра больше не спорила. Все верили Резе. Он казался надежным и уверенным в своих словах.
Холодный ветер хлестнул по лицам, стоило только выйти из дома. Реза нес Мар-Мар на руках, а я держалась за руку Сабы, когда мы шли от Солнечной улицы к Вали-Аср, главной улице, разрезающей Тегеран с севера на юг. Чем дальше мы шли, тем больше людей толпилось на тротуарах перед магазинами. В то время я не знала, что такое «демонстрация». Едва мы завернули с Пастер-авеню на улицу Вали-Аср, я увидела перед собой людское море. Никакая машина не смогла бы проехать. Я вцепилась в руку Сабы в ужасе, что потеряюсь в толпе. Реза обернулся к нам и проверил, что мы идем следом, держась друг за друга. Он поднял в воздух кулак и трижды проревел «Марг бар шах!», как и люди вокруг. Это было то же пожелание смерти, которое я видела на стенах. Нас прижимало друг к другу и растаскивало в стороны, будто мы были попавшими в бурю кораблями, неспособными проложить путь на сушу.
Мар-Мар испугалась. Я слышала, как она плачет, хоть мне и не видно было ее лицо. Но я могла разобрать ее голос среди рьяных криков. Я тоже начала ерзать от желания уйти. Лейла взяла меня на руки и обняла.
– Не самая лучшая идея – брать их с собой. А я говорила, Реза! – крикнула Лейла.
На руках у Лейлы мне было видно лицо Мар-Мар. По ее щекам текли слезы, а губы раздуло от ледяного ветра. Она вертелась по сторонам, пытаясь найти нас. Я ей помахала, радуясь, что снова ее вижу. Она широко улыбнулась в ответ и вытерла щеки маленькими ладошками.
Каждый квадратный метр улицы Вали-Аср был забит людьми. Между прижимающихся друг к другу плечами людей не было свободного места. На плакатах, зависших над толпой, множилось лицо аятоллы Хомейни. Он так сурово хмурился, его глаза так полыхали, что никто, даже шестилетняя девочка, не мог это забыть. В воздух взлетали кулаки. Я представила, будто люди вокруг – разноцветные рыбки из сказки ака-джуна. В отместку за смерть своего любимого раба Отвратительная Колдунья превратила нижнюю половину своего мужа, царя Черных Островов, в камень. Затем она превратила жителей острова в рыб разных цветов и размеров. В толпе демонстрантов некоторые женщины были укутаны в платки так, что ни единой пряди волос не было видно, а другие были в модной одежде, как мои тети. Одни мужчины были
