Хочу харчо (Рассказы, Монологи, Сценки, Пьесы) - Григорий Горин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А тигр глазами повел, мяукнул, точно хмыкнул, и идет к нам. И в этот самый момент Лупенков делает шаг вперед и встает ему на пути. Телом своим, так сказать, прикрывает друга и любимую женщину.
А тигр идет. А Лупенков стоит.
А тигр хвостом по полу постукивает и идет.
А Лупенков стоит не шелохнется.
А тигр совсем близко подошел, и дыхание у него тяжелое, как при астме.
И вот тогда Лупенков делает шаг вперед и со всего маху кулаком тигру в нос как въедет!!
Тигр ахнул и к стене отскочил, а Лупенков — к нему и с левой в ухо рраз!!
Тигр кубарем покатился по коридору, но Лупенков его в два прыжка достал, упал на него, схватил за горло и душит…
Чем бы это закончилось, не знаю, но тут Зоя очнулась и закричала на весь цирк.
В коридор народ высыпал, артисты, пожарники с брандспойтами… Пустили струю воды и отбили Лупенкова от тигра.
Лупенков стоит мокрый, глаза у него горят, кулаки сжаты, куски шерсти изо рта выплевывает, а тигр прыгает у стены, фыркает и вдруг как завопит диким голосом: „Хулиганство!“
Мы обмерли.
А тигр кричит:
— Хулиганство! Вы за это ответите!.. Товарищи, расстегните меня!
Ложится тигр на спину, и тут мы видим, что у него на брюхе „молния“, как на джемпере. Расстегивают тут тигру „молнию“, и из шкуры выскакивает человек в трусах и майке: сам маленький, худенький, под глазом большой синяк.
— Хулиганство! — кричит этот человек, бывший тигр. — Кто сюда пустил посторонних?! Да я вам за это знаете что сделаю?!..
Я смотрю на Лупенкова, он стоит с выпученными глазами и бормочет:
— Извините, товарищ… Ошибся… Я ведь думал… Извините…
— Нет! — кричит бывший тигр. — Никаких извинений!.. Вы у меня под суд пойдете! У меня брат — юрист, я этого так не оставлю!.. Ишь, бандит, напился и тигру не дает по коридору пройти…
Тут Лупенков побледнел, а я говорю:
— Извините, товарищ артист, но он совершенно не пьяный… Мы просто в буфете пива выпили… А набросился он на вас по ошибке…
— Нет! — кричит бывший тигр. — Я этого так не оставлю… У меня жена фельетонист… Мы этого негодяя в газете пропечатаем и с работы выгоним… Как фамилия?
— Лупенков, — говорит Лупенков, а у самого губы трясутся.
— Где работаете? — спрашивает бывший тигр и достает из-под майки какое-то удостоверение и записную книжку…
Лупенков шепотом называет наше предприятие.
— Ах вот как? — ухмыльнулься бывший тигр — Ну тогда вам хана, голубчик! Мой дядя у вас директором работает… Он вам покажет!..
Тут Лупенкова как-то всего передернуло, ноги подкосились, и он стал вдоль стены медленно падать в обморок…
В общем, на второе отделение мы, конечно, уже не пошли.
Кое-как довели Лупенкова домой, весь вечер валерьянкой отпаивали, успокаивали…
Лупенкова действительно вызывали в дирекцию, поговорили с ним строго… Но ничего, замялось дело…
Однако Лупенков стал с тех пор какой-то душевно-травмированный. Нервный стал, робкий…
Не то что тигров или львов — собак теперь боится.
Увидит на улице бульдога — и за километр его обходит.
Кто знает, с виду это бульдог, а на самом деле, может, и не бульдог и у него брат — начальник главка или что-нибудь в этом роде».
К вопросу о Державине
Недавно у нас на фабрике была назначена лекция о Державине. О Гавриле Романовиче. О поэте прошлого века. Ну, о том, что еще Пушкина заметил и, в гроб сходя, благословил.
Остались мы все после смены, собрались в красном уголке, ждем. Первым появляется председатель нашего фабкома Чибирев, представляет нам лектора, профессора-литературоведа. Затем такой симпатичный старичок профессор начинает нам рассказывать о поэте Державине. Надо сказать, исключительно интересно рассказывает. Про то, как Державин родился в 1743 году, как он рос, как сформировал мировоззрение, как оды стал писать. Про его взаимоотношения с Екатериной упомянул… Потом стихи на память читал. Короче, увлекательная лекция получилась.
Мы заслушались, не заметили, как два часа пролетело. Наконец закончил профессор лекцию, сел. Встает председатель фабкома Чибирев и говорит:
— Дорогие товарищи, разрешите от вашего имени поблагодарить уважаемого профессора за содержательную лекцию!
Мы зааплодировали. Профессор поклонился, говорит:
— Спасибо, товарищи! Может быть, у кого-нибудь возникли какие-либо вопросы?
Чибирев говорит:
— Да, товарищи, если кто хочет о чем-нибудь спросить, то не стесняйтесь…
Мы молчим, думаем. Но тут встает мастер из второго цеха Самсонов и говорит:
— У меня есть такой вопрос: когда на нашей фабрике наконец столовую откроют?
Профессор растерялся, Чибирев вздрогнул и говорит: — Ты что, Самсонов? О чем спрашиваешь? Это же несущественный вопрос!
— Как так несущественный? — говорит Самсонов. — Четвертый месяц фабком столовую обещает, да все тянет… А мы в обед за пять кварталов покушать бегаем, время теряем… Державина почитать некогда!
Чибирев разнервничался, кричит:
— Садись, Самсонов! Не ставь нас всех в неудобное положение перед товарищем профессором! — и уже ко всем обращаясь: — Товарищи, попрошу задавать вопросы по существу, то есть относящиеся именно к поэту Державину!
Мы опять сидим, молчим. Самсонов опять руку тянет.
Чибирев подозрительно спрашивает:
— Самсонов, ты про Державина вопрос имеешь?
— Про Державина, — говорит Самсонов.
— Ну, тогда спрашивай! — говорит Чибирев.
Самсонов встает и говорит:
— Я интересуюсь, как поэт Державин строил свой рабочий писательский день? Как у него было с обеденным перерывом? Рядом у него столовая была, или ему приходилось до нее по двадцать минут в автобусе ехать?
Чибирев аж весь побагровел, кричит:
— Ты что Самсонов, издеваешься? Какие могли быть двести лет назад автобусы?
— А если не было автобусов, — говорит Самсонов, — то я уверен, что поэт Державин хорошо продумывал этот вопрос и ел вкусно, быстро и недалеко от рабочего места и тем самым способствовал высокой производительности своего труда!
Тут встает профессор и говорит:
— Товарищ Самсонов абсолютно прав. Поэт Державин не был гурманом, но очень уважал обеденное время и любил сесть за красиво убранный стол. Вот, например, как он описывал его в стихотворении «Жизнь званская»:
«Багряна ветчина, зелены щи с желтком,Румяно-желт пирог, сыр бледен, раки красны,Что смоль янтарь-икра, и с голубым перомТам щука пестрая — прекрасны!»
— Спасибо, товарищ профессор, что вы меня поддержали! — говорит Самсонов. — Я считаю, товарищ Чибирев, что после этих стихов затяжка со столовой у нас на фабрике просто неуважение к памяти известного русского поэта Державина!
Тут Чибирев смутился и говорит:
— Хватит, Самсонов. Все ясно! Завтра же на фабкоме решим вопрос со столовой! И не к чему сюда Державина путать… Нет вопросов?
— Нет! — говорит Самсонов. — Тогда все ясно!..
На этом лекция и закончилась.
Мы все расходились очень довольные.
А Самсонов сказал:
— Видите, что значит вовремя соединить поэзию с жизнью?.. Какой эффект получается!.. Вот, говорят, через неделю у нас будет лекция другого профессора про поэта Тютчева, так я под это дело вопрос о яслях поставлю…
Брюки товарища Синицына
(Рассказ непутевого человека)Жизнь наша полна сложностей и загадок. Иногда сделаешь что-нибудь эдакое, ненужное, а зачем сделал, почему — непонятно.
Всегда получается: себе же хуже!
Вот как-то летом иду я по улице.
Солнце светит, тепло… Навстречу идут прохожие… Симпатичные, милые люди… Я иду, улыбаюсь… Мне хорошо!
Вдруг вижу: идет мужчина с портфелем… Солидный такой мужчина, значительный… На нем — коричневый костюм. И вот в этом коричневом костюме я замечаю недостаток: брюки расстегнуты.
Другой бы на моем месте прошел мимо — и ноль внимания!.. А я глупый… Мне больше всех надо!
Я хочу предупредить товарища, чтоб он, значит, не конфузил себя…
Я кричу ему:
— Товарищ! Товарищ!
Он не слышит.
Я снова кричу:
— Товарищ! Минуточку!
Он не слышит, идет быстро.
Я бегу за ним.
Он — за угол. И я — за угол. Он входит в какой-то большой дом, я — за ним. Он идет по коридору, я его почти догоняю, но тут он входит в какой-то кабинет, я — за ним, а секретарша меня не пускает.
— Вы к кому, товарищ? — спрашивает.
Я говорю:
— Я вот к этому товарищу, который прошел.
Она говорит:
— А по какому вопросу?
А по какому я вопросу? Я не знаю, по какому я вопросу…
Я говорю:
— Я по внутреннему вопросу!
Она говорит:
— К товарищу Синицыну нельзя! Он занят.
Я говорю:
— Да мне, девушка, на минутку, только пару слов ему сказать!
