Об этом не сообщалось… - Михаил Белоусов

Осенью 1941 г., когда размеры угрозы, нависшей над нашей страной, осознал каждый советский человек, мы, чекисты, в полной мере оценили, каких замечательных людей воспитали наш строй, наша Коммунистическая партия. Рабочие и колхозники, школьники и домохозяйки всегда и во всём старались помочь нам. И это не было, как кое-кто сейчас на Западе пытается изобразить, тотальной подозрительностью, всеобщей слежкой. Каждый советский человек чувствовал свою личную ответственность за судьбу Родины, каждый хотел по мере сил помочь общему делу, а отсюда – и высокая, в полном смысле слова революционная бдительность.

Вспоминается мне такой характерный эпизод. В первую военную осень в прифронтовой полосе скопилось огромное количество мирного населения – беженцев и эвакуированных. В Воронеже, например, где располагался в то время штаб Юго-Западного фронта, до войны население не превышало трехсот пятидесяти тысяч человек. В конце же октября 1941 г. здесь находилось не менее полутора миллионов жителей. Вместе с честными, пострадавшими от войны людьми здесь скрывались дезертиры, спекулянты, уголовники, и самое главное, среди такого количества беженцев легко могла затеряться агентура врага.

Когда, по опыту гражданской войны, было решено впервые провести внезапную проверку документов у всего населения городов прифронтовой полосы, некоторые наши товарищи засомневались: на людей, мол, свалилось громадное горе, многие лишились крова, потеряли близких, и такая акция может вызвать обиду, раздражение, что при таком скоплении людей нежелательно.

Однако результаты первой же проверки наглядно показали, что народ нас понял правильно. Больше того, в ходе таких проверок мы приобрели много новых надежных помощников.

– Ты не только в документ смотри, ты людям в душу смотри, на человека опирайся, – поучал меня в Купянской комендатуре самолично явившийся туда дедок лет семидесяти. – За справным документом ты сволочь можешь и не приметить. А народ, что вокруг, он в тысячу глаз смотрит – ему всё видно. Всем миром гадов надо давить.

Старик, что называется, в воду глядел.

Наш ещё неопытный оперработник не нашел ничего подозрительного в документах двух молодых людей, которые ожидали поезда на Купянском вокзале. А пассажирам, которые находились в зале ожидания вместе с ними несколько суток, подозрительными показались и их постоянное перешептывание, и обильная (не по времени) еда, и главное, в добротном чемодане парней вездесущий дедов внук Вася углядел толстенные пачки денег. Мы тепло поблагодарили деда, звали его Иваном Калистратовичем, и конечно же сразу «исправили ошибку». Через полчаса подозрительные молодые люди были доставлены к капитану госбезопасности Павлу Никифоровичу Белоглазову.

Матерн и Молль своего неудовольствия по поводу задержания вслух не выражали. Держались разве что, с чувством слегка задетого самолюбия. Они спокойно говорили, что всё прекрасно понимают: время военное, фронт близка, а тут два пария призывного возраста торчат па вокзале, да ещё и немцы по национальности.

Белоглазов внимательно осмотрел документы задержанных. Если «липа», то сделана очень толково – не придерешься. Его сомнения на этот счет окончательно рассеял младший лейтенант госбезопасности Наливайко, который до войны работал в паспортном столе киевской милиции. Паспорта были настоящие. По ним следовало, что Матерн и Молль, уроженцы Днепропетровской области, из немецких колонистов, оба постоянные жители Киева. Матерн – актер, служил в одном из киевских театров, а Молль – студент выпускного курса техникума физической культуры. 40 тысяч рублей, найденные при обыске, Матерн получил незадолго до начала войны от родителей, которые собирались переезжать к сыну и просили его присмотреть где-нибудь на окраине домик с садом. Артисты труппы, в которой находился Матерн, уезжали из Киева в конце августа чуть ли не по тревоге («Вы-то знаете, что там творилось!»), и он не успел эвакуироваться с коллективом по той простой причине, что его никто в известность о дне отъезда не поставил. Он прожил в Киеве ещё три недели, работал на строительстве укреплений и только накануне прихода немцев решил уходить в глубь страны и искать свой театр. По независящим от него обстоятельствам получилось так, что за три месяца ему удалось добраться только до Купянска и переходить линию фронта не с красноармейцами, выходящими из окружения, а с Моллем.

Молль рассказал, что все студенты техникума были призваны в Красную Армию на второй день войны. Он же не явился в военкомат по той причине, что сосед сказал ему, будто немцев в армию не берут. Он пошел работать на оборонительные сооружения, где и познакомился с Матерном. В канун прихода гитлеровцев решили вместе пробираться на восток. Матери обещал устроить его на какую-нибудь работу в театр, как только они разыщут его на Урале.

Белоглазову стало всё ясно. Он подошел к шкафу, вынул оттуда папку и, найдя нужную страницу, положил перед Моллем. Прочитав, тот покрылся крупной испариной. Молль и его хозяева не учли одной существенной детали. Никаких распоряжений в дни, когда Моллю и Матерну надлежало явиться на призывной пункт, не было.

В этом сказывался один из весьма характерных просчетов гитлеровской разведки в начальный период войны. Опьяненные первыми успехами, они сами для себя создали иллюзию «широкого выбора». Из темных подворотен к ним хлынула нечисть всех мастей, и абвер наивно полагал, что источники эти неиссякаемы. Поэтому гитлеровские разведчики не очень-то заботились об отработке прочных легенд своим новоиспеченным агентам. Видимо, они считали, что если два-три шпиона провалятся за линией фронта, то в этом большой беды не будет: аналогичное задание выполнят другие.

Пауза затягивалась, и Молль разволновался.

– Нас расстреляют как дезертиров?

– Это дело трибунала. Но судить вас будут как немецких агентов.

– Но мы не сделали ничего плохого. Мы действительно не знали о том, что такого распоряжения тогда ещё не было. С первою дня все были так настроены против немцев.

– А как относились к вам люди, с которыми вы работали на укреплениях?

– Мы скрывали свою национальность…

– А друг другу всё-таки открылись? Ведь до этого вы знакомы не были.

– Это произошло совершенно случайно. Матерн сказал мне…

– Послушайте, Молль, неужели вы думаете убедить кого-нибудь, что в прифронтовую зону вас, немцев, пропустили без предварительной проверки документов? Через два часа я вас вызову снова. Хорошенько подумайте. И мой вам совет: не пытайтесь давать нам запасную легенду. Говорите только правду. Это в ваших же интересах…

История падения двух этих молодчиков особой оригинальностью не блещет. Дети зажиточных родителей, они были воспитаны в частнособственническом духе. И когда разразилась война, всенародное горе было воспринято ими как досадная помеха на пути к сытой и беззаботной жизни. Кроме того, не давала покоя боязнь за свою шкуру. Оба воспрянули духом, когда прочитали листовки, где говорилось, что фольксдойче получат от немецкого командования особые привилегии. Будущее уже не рисовалось столь мрачным.

При подходе немцев к городу они не эвакуировались со своими коллективами, а затаились по норам. И лишь спустя несколько дней после установления в Киеве «нового порядка» Матерн и Молль явились к немецким властям и предложили собратьям свои услуги. Да, ни актеры, ни физруки в тот момент фатерлянду нужны не были. Но их, как фольксдойче, отлично знающих русский и украинский языки, обычаи, порядки и законы в Советской стране, наметили использовать в другом направлении – на агентурной работе в советском тылу. За неё они и их родители после окончания войны получат крупные земельные владения на Днепропетровщине и смогут тогда в неограниченном количестве использовать дармовую рабочую силу местного населения.

Офицер-вербовщик всячески старался польстить их самолюбию, взывал к величию германского духа, говорил, что не к лицу двум таким бравым молодым немцам просиживать штаны в канцеляриях или состоять переводчиками при городской управе. Рейх велик и непобедим, а разведка – глаза и уши рейха. Разве может быть более почетное задание для каждого настоящего немца? Ощущая легкий холодок в груди, Матерн и Молль тут же подписали обязательство работать на абвер. И уже на следующий день они выехали в Полтаву для обучения в разведывательной школе, организованной здесь абвером.

Курс «наук» был сжат до предела. И уже через месяц Матерн и Молль получили первое задание: пробраться в Сталинград, установить, какие заводы работают на оборону и какую выпускают продукцию, обозначить на карте расположение воинских частей и складов, выяснить, вывозятся ли из города запасы хлеба и где именно они хранятся, и главное, постараться уточнить, готовится ли Сталинград и эвакуации. Прочно обосновавшись на месте, агенты должны были также организовать на оборонных заводах и складах ряд диверсий.